— О, у меня просто сложилось такое впечатление… Герцогиня сообщила мне, что вы не хотите спускаться сегодня к ужину.

— Да, но это не означает, что я от него отказываюсь. Его подадут сюда, в комнату.

— Теперь я все понял, — сказал Адам и на минуту задумался. — Хотя ума не приложу, почему вы отказываетесь выйти к гостям. Вы могли бы сидеть за столом молча и просто ужинать. Оттого, что вы запретесь в своей комнате, вам не станет легче. Если хотите, мы можем не замечать вас, делая вид, что вас нет за столом.

— Адам! — с упреком воскликнула Мэллори.

— Что, Мэллори? — Он поднял на нее свои карие глаза.

— Не будьте столь жестоки.

— Дело не в жестокости. Я просто хочу, чтобы вы не причиняли боль своим близким, прячась от всего мира. Неужели так трудно преодолеть себя и выйти сегодня к гостям?

Мэллори вдруг поняла, что ведет себя как капризный ребенок, и ей стало немного стыдно.

— Но, Адам, все эти люди… — прошептала она.

Он положил ладонь на ее руку.

— Все эти люди — ваши родные и друзья. Они любят вас Мэллори.

Она потупила взор.

— Наверное, вы правы.

— Слово «наверное» излишне, Мэллори, я просто прав, — поправил он ее. — Вы можете сидеть между мной и одним из ваших братьев, если вам от этого будет легче. Дрейком, например? Он спокойный, уравновешенный, молчаливый, Дрейк не будет докучать вам болтовней.

Мэллори подняла на него глаза.

— Такой расклад меня вполне устраивает.

Адам улыбнулся.

— Но я не собираюсь оставаться с гостями после ужина, — быстро добавила Мэллори. — Я не сяду за карточный стол и не буду играть на пианино, как бы меня об этом ни просили. У меня нет желания развлекаться после того… после того, что произошло.

Адам понимающе пожал ей руку.

— Думаю, что никто не упрекнет вас, если вы сразу после ужина подниметесь к себе. Но надеюсь, вы отведаете десерта и только после этого покинете общество.

Мэллори прищурилась.

— У меня такое чувство, как будто мною манипулируют, — заявила она. — С чего бы это?

Адам с невозмутимым выражением лица пожал плечами.

— Значит, вы утверждаете, что не состоите в сговоре с мамой и Клер? — продолжила Мэллори. — Вам кто-нибудь говорил, что вы сущий дьявол, милорд?

Адам усмехнулся.

— У меня множество талантов, моя дорогая, — промолвил он, поглаживая большим пальцем тыльную сторону ладони Мэллори. Мурашки пробежали по ее спине, и она захотела высвободить руку, но Адам опередил ее. Убрав ладонь, он откинулся на спинку стула. — Скажите, вы уже решили, что наденете?

— Разве это имеет какое-то значение? Думаю, для приема гостей вполне сойдет мое серое платье.

Адам, нахмурился.

— Серое? О нет, только не серое!

— Но почему?

— Во-первых, потому что вам уже давно пора снять траур. Во-вторых, потому что я ненавижу одежду серого цвета, особенно на женщинах.

— В таком случае я надену черное платье. А вообще-то мне непонятно, почему я должна обсуждать с вами свой гардероб, — с вызовом сказала Мэллори.

— Вы, конечно, можете не прислушиваться к моему мнению, однако это не пойдет вам на пользу.

— Вы ужасно самонадеянны!

— А вы совершите большую глупость, если выйдете сегодня к гостям во вдовьем наряде, хотя вдовой не являетесь, — заявил Адам.

Мэллори окаменела, почувствовав острую боль в груди. Адам был, конечно, прав, она не являлась вдовой Майкла, поскольку они не успели пожениться. Но Мэллори переживала гибель жениха так, словно он был ее законным мужем. Нижняя губа Мэллори задрожала, а по щеке покатилась слеза.

Наклонившись вперед, Адам смахнул ее пальцем.

— Тихо, тихо, не надо плакать. Я не хотел причинять вам боль.

— Я уже давно не плачу. Мне кажется, что я выплакала все слезы.

— Видимо, парочка еще осталась.

Их взгляды встретились. Адам коснулся ее подбородка. Мэллори ожидала слов утешения, таких привычных для нее. Все вокруг старались утешить ее. Ей говорили, что время залечит душевные раны. Что она еще молода и должна жить дальше. Что пора уже снять траур и перестать оплакивать Майкла.

— Майклу не понравилось бы ни серое, ни черное платье, — неожиданно промолвил Адам. — Он не одобрил бы ваше бессмысленное поведение. Если вы наденете красивый наряд, это не будет означать, что вы стали меньше любить своего погибшего жениха.

По щеке Мэллори снова покатилась слеза, и Адам смахнул ее.

— Кроме того, мы не позволим вам вырядиться как ворона и в таком непотребном виде явиться перед гостями.

Мэллори от возмущения и изумления открыла рот. Как ворона?!

— Какая наглость! — с негодованием воскликнула она. — Я мадеру вам уши за такие слова!

— Да ради Бога! С какого начнете — с правого или с левого?

Мэллори хмыкнула.

— Ну хорошо, я надену наряд менее мрачной расцветки.

Адам одарил ее улыбкой.

— Пенни будет в восторге от вас, — добавила она. — Горничная в течение нескольких месяцев пыталась уговорить меня снять траур, однако ей это так и не удалось.

— Так давайте позовем Пенни и обрадуем ее вашим решением надеть наряд более веселых тонов, — предложил Адам и, встав, подошел к колокольчику. — Она поможет вам выбрать платье.

Мэллори бросила на гостя недоуменный взгляд.

— Надеюсь, вы не собираетесь присутствовать при выборе наряда?

— Почему бы и нет? Я не дам вам изменить решение. Или надеть платье цвета лаванды.

— А чем вас не устраивает этот цвет? Я обожаю его!

— Платья лавандового цвета обычно носят те, кто еще окончательно не снял траур, а вы сегодня должны навсегда распрощаться с ним. Предлагаю нарядиться во что-нибудь яркое — зеленое например. Насколько я помню, этот цвет вам очень идет.

В коридоре послышались шаги, и вскоре в дверном проеме появилась Пенни.

— А вот и ваша горничная! — воскликнул Адам. — Пенни, леди Мэллори решила сегодня вечером спуститься к гостям. Я помогу вам выбрать наряд.

Глаза служанки округлились от изумления. Подобное намерение было верхом неприличия, но она не посмела возражать Адаму, втайне радуясь, что ему удалось убедить Мэллори выйти к ужину.

— Я и не знала, что вы интересуетесь модой Адам, — сказала Мэллори. — Может быть, вы заделались мужским портным?

Эго замечание не показалось гостю обидным. Запрокинув голову, он громко расхохотался.

— Вовсе нет! Мне наплевать на мужскую одежду. А вот женская — совсем другое дело. Я обожаю одевать женщин.

«И раздевать тоже», — подумала Мэллори. Она не раз слышала о похождениях Адама. За ним давно закрепилась репутация повесы, и он наверняка знает толк не только в верхней, но и в нижней женской одежде.

От этих мыслей Мэллори бросило в жар, и она покраснела. Адам сделал вид, что не заметил этого. Все его внимание было сосредоточено на нарядах, которые принесла из гардеробной Пенни.

Мэллори откинулась на спинку кресла, предоставив гостю право выбрать для нее вечернее платье.

Глава 3

В начале седьмого вечера обнаженный по пояс Адам стоял у зеркала умывальника и брился опасной бритвой, предварительно нанеся на темную щетину мыльную пену. Закончив, он тщательно вымыл лезвие в тазике с теплой водой. Ему приходилось бриться дважды вдень, поскольку на его лице очень быстро отрастала щетина.

Адам много лет жил на грани нищеты, и поэтому привык обходиться без помощи слуг. И хотя его финансовое положение в последнее время значительно улучшилось и он смог позволить себе нанять камердинера, Адам все-таки предпочитал мыться и одеваться сам, без посторонней помощи.

Умыв чисто выбритое лицо, Адам вытер его полотенцем, а потом расчесал волосы расческой с серебряной ручкой. Из головы никак не выходила последняя встреча с леди Мэллори.

«Я был слишком резок с ней», — с раскаянием думал Адам.

Вспоминая слезы Мэллори, он чувствовал, как у него сжимается сердце. Он вовсе не хотел огорчать ее, а тем более причинять боль.

Впервые сегодня увидев Мэллори после долгой разлуки, Адам был поражен ее худобой, нездоровым цветом лица и темными кругами под глазами. У нее был тоскливый, потерянный взгляд, скулы заострились, кожа приобрела алебастровый оттенок. Иссиня-черные косы Мэллори были уложены в узел на затылке, как у пожилой безутешной вдовы. Адаму сразу же захотелось взять эту хрупкую девушку под свою защиту, обнять, прижать к груди.

Но конечно же, он не посмел сделать этого. Тем не менее Адам решил во что бы ни стало помочь Мэллори, вернуть ее к жизни, пусть даже ей самой этого не хотелось. Адам намерен был действовать ради блага Мэллори. Все вокруг видели, что ее необходимо направить на путь истинный, вывести из оцепенения. Мэллори провела много месяцев взаперти, погруженная в скорбь, и превратилась в собственную тень. В ней не ощущалось прежней жизнерадостности, веселья, подвижности, интереса к окружающему миру.

Адам понимал, что только жесткие методы позволят ему пробудить в Мэллори прежнюю тягу к жизни. Слов утешения и соболезнования здесь недостаточно. Нужно устроить ей небольшую встряску. Мэллори, конечно же никогда не станет прежней беззаботной юной девушкой — пережитое горе наложило на нее свой отпечаток, — но тем не менее еще сможет найти свое счастье.

Адам на собственном опыте знал, что такое невосполнимая потеря близкого человека, какая пустота образуется в душе, когда оплакиваешь его. Тем не менее он сумел преодолеть себя и вернуться к жизни и поэтому не сомневался в том, что это удастся и Мэллори.

Но самой ей не справиться со своими переживаниями. Мэллори необходимо помочь, и Адам взял эту задачу на себя.

Сейчас, как никогда, он был ей нужен. «Мэллори — единственный человек на свете, которого я по-настоящему люблю», — думал Адам. Нет, он не мог оставить ее в беде.

Он хорошо помнил тот день, когда осознал, какие именно чувства питает к ней. Адам был потрясен их силой и глубиной.

— Пойдемте с нами играть, Адам, — пригласила его тогда еще шестнадцатилетняя наивная Мэллори.

Адам не хотел идти с ней. Он был уже взрослым — двадцатишестилетним — мужчиной. Ему претили детские забавы. Тем более что Адам рано повзрослел. И все же Мэллори удалось увлечь его за собой. Юное поколение обитателей Брейборн-Холла — Мэллори, ее кузины и младшие братья — весело резвилось на зеленой ухоженной лужайке. Было лето, ярко светило солнце, в воздухе разливался аромат цветущих роз.

Адам с большой неохотой согласился поиграть с детьми в жмурки. Он должен был с завязанными глазами гоняться по лужайке за проворными сорванцами, пытаясь поймать и опознать их. Это оказалось не простой задачей. Дети смеялись, поддразнивали его и ловко увертывались.

И все же вскоре Адаму удалось настигнуть одну из девочек. Кого именно, он догадался не сразу. Ее юное тело было гибким и нежным. Она трепетала в его объятиях. Не выпуская ее из рук, Адам сорвал с глаз повязку и замер.

Его взгляд встретился со взглядом ясных аквамариновых глаз Мэллори. Они сияли, как весеннее, озаренное ярким солнцем небо. У Адама перехватило дыхание, а затем он едва не лишился чувств, когда она, смеясь, привстала на цыпочки и быстро поцеловала его.

Собственно, это был не поцелуй, а мимолетное прикосновение губ. Но этого хватило для того, чтобы у Адама закружилась голова. В этот момент он понял, что любит Мэллори. Потрясенный этим открытием, он отпрянул от девочки и, извинившись, направился в дом.

После этого он долго ощущал себя старым развратником, испытывающим вожделение к чистому юному созданию. Он надеялся, что влечение скоро пройдет. Мэллори было всего лишь шестнадцать лет, он не мог ухаживать за ней. Однако его неудержимо тянуло к ней.

Адам начал избегать ее общества. Мэллори была для него запретным плодом, и он испытывал страстное желание насладиться им. Но он не мог позволить себе этого — и не только из-за разницы в возрасте.

Мэллори была сестрой его лучшего друга, обожаемым в семье ребенком. Адам знал, что Джек и его братья свернут голову всякому, кто покусится на ее честь и достоинство.

И даже если бы Адам решил выждать время и начать ухаживать за ней только после того, как она достигнет брачного возраста, это закончилось бы полным фиаско. Он был ей не ровней.

Титул, который унаследовал Адам от отца, не принес ему денег. В его карманах гулял ветер. Отец Адама — заядлый игрок, кутила и повеса — промотал все состояние и оставил сыну лишь пришедшее в полный упадок поместье с полуразвалившимся усадебным домом и запущенными землями. Дохода от поместья едва хватало на уплату ежегодных налогов, и Адам вынужден был ломать голову, чтобы придумать, где взять деньги на приведение поместья в порядок.

Отец Адама, если бы мог, давно продал бы родовое гнездо, однако он не имел на это законного права. С юридической точки зрения это было заповедное имущество, которое должно переходить из поколения в поколение к старшему сыну в семье. Тем не менее родитель Адама ухитрился распродать из поместья все вещи, которые имели хоть какую-то ценность.

Таким образом, Адаму нечего было предложить Мэллори. Он не имел возможности обеспечить семью. За Мэллори, конечно же, давали большое приданое, которого с лихвой хватило бы им обоим на безбедное существование, однако Адам был слишком горд и не хотел жить на средства жены. У Мэллори в таком случае могло бы сложиться мнение, что он женился на ней только из-за денег. Адам не желал выглядеть в ее глазах охотником за приданым, бесчестным человеком.

Именно поэтому он отказался от мысли ухаживать за юной Мэллори, спрятав глубоко в сердце чувства к ней. Вместо любви он предложил Мэллори свою дружбу, которая была, конечно, плохой заменой страсти. Тем не менее такие отношения были все-таки лучше, чем ничего.

Но когда Мэллори встретила Майкла Харгривса и влюбилась в него, Адам сильно переживал. Харгривс был порядочным человеком, и он не желал ему зла. Узнав о гибели майора, Адам сильно расстроился — прежде всего из-за Мэллори. Он беспокоился о ней, для нее эта утрата была страшным ударом. Однако в глубине души почувствовал облегчение, в нем вспыхнул слабый огонек надежды на счастье.

Мэллори снова была свободна, а он за последнее время успел поправить свое финансовое положение. Казалось, на пути к счастью уже не было никаких препятствий.

Года два назад Адам наскреб небольшую сумму денег и с помощью Рейфа Пендрагона, за которым давно уже закрепилась репутация мудрого советчика в области финансов, выгодно вложил свои средства. И вот теперь он был обладателем солидного состояния.

Прежде всего Адам взялся за реконструкцию усадебного дома в своем, поместье, о чем давно мечтал. Одновременно он постарался возродить сельскохозяйственную деятельность на своих обширных землях, которые не обрабатывались уже лет двадцать. Следующим его шагом было строительство новых домов и ферм и сдача их в аренду рачительным земледельцам.

Арендная плата приносила ему неплохой доход, на который можно было продолжать работы по возрождению поместья. Адам мечтал о том, что усадебный дом когда-нибудь наполнится радостью, смехом и любовью, что когда-нибудь Мэллори станет его женой.

Но сначала нужно было вернуть Мэллори к нормальной жизни, вывести из состояния глубокого уныния. И Адам поклялся упорно и терпеливо добиваться своей цели.

«Я готов ждать столько, сколько будет нужно, — смиренно думал Адам, повязывая накрахмаленный шейный платок, который приготовил для него слуга. — Но Мэллори в конце концов станет моей».

Подойдя к зеркалу, Он завязал безупречный узел.

Сегодня во время разговора в спальне Мэллори его охватил такой порыв жгучей страсти, что он готов был овладеть ею силой. С каким наслаждением он осыпал бы ее поцелуями и ласками, сорвал бы с нее мрачное одеяние, повалил на кровать… Но Адам вынужден был сдерживать себя и, набравшись терпения, ждать.

Стараясь отогнать греховные мысли, Адам надел белый жилет с жемчужными пуговицами и черный сюртук, а затем дополнил вечерний наряд несколькими аксессуарами — белым носовым платочком, золотыми карманными часами, которые носил с университетской поры, и перстнем-печаткой с ониксом, доставшимся ему от деда.

Бросив последний взгляд в зеркало, Адам вышел из комнаты и спустился в гостиную.

Мэллори бесшумно проскользнула в дверь гостиной, надеясь, что на ее появление никто не обратит внимания. Однако уже через несколько мгновений ее заметила мать.

Широко улыбнувшись, Ава, вдовствующая герцогиня Клайборн, плавным шагом направилась к дочери. Вечернее платье из шелка бронзового цвета делало ее фигуру еще стройнее и гармонировало с каштановыми волосами, уложенными в высокую прическу. Если бы в ней не блестело несколько седых прядей, а в уголках глаз не виднелась сеть мелких морщинок, Аву можно было принять за молодую женщину. Даже ее собственным детям не верилось в то, что эта элегантная леди произвела на свет восьмерых отпрысков, старшему из которых уже стукнуло тридцать четыре года.

— О, дорогая, как я рада, что ты все же передумала и вышла к гостям, — сказала Ава и поцеловала Мэллори в щеку. — Ты прекрасно выглядишь, и тебе очень идет это зеленое платье. Как хорошо, что ты наконец сменила темное одеяние на более подходящий твоему возрасту наряд.

Мэллори решила не говорить матери, кто именно выбрал платье.

Стоявший неподалеку Адам как будто невзначай повернулся и одобрительно улыбнулся Мэллори, его карие глаза лучились теплотой и нежностью.

Мэллори отвела от него взгляд и сосредоточила внимание на матери. Вскоре к ним подошли невестки Мэллори, Клер и Грейс.

— Надеюсь, ты не сердишься на меня за то, что я кое о чем договорилась сегодня с Адамом? — тихо промолвила и улыбнулась Клер.

Мэллори покачала головой:

— Нет, не сержусь, я же знаю, что ты желаешь мне только добра.

— Разумеется, — согласилась Клер. — А теперь подойди, пожалуйста, к Мег. Она прикована к дивану и не сможет встать, чтобы поговорить с тобой.

Еще одна невестка Мэллори, Мег, жена Кейда, была беременна вторым ребенком. Несмотря на то что ей предстояло родить уже в конце этого месяца, Мег решила приехать на семейный праздник в Брейборн. Кейд был несколько обеспокоен тем, что им предстояло проделать долгий путь, но не стал оспаривать желание Мег. Он был рад, что жена, возможно, разрешится от бремени в кругу близких.

Сидевшая на диване Мег приветливо помахала Мэллори. Ее большие, как озера, синие глаза сияли от счастья. Мэллори невольно позавидовала ей. Мег и Кейд горячо любили друг друга и жили в полной гармонии. Тоже самое можно было сказать и о семейной жизни остальных женатых братьев Мэллори. Все они обожали своих жен, и жены отвечали им взаимностью.

Мэллори думала, что составит с Майклом такую же счастливую пару, но ее мечтам не суждено было сбыться: Майкл погиб, и она осталась одна. Мэллори, конечно же, не осуждала близких за то, что они все сияют от счастья и радуются жизни, в то время как ее сердце разрывается от скорби, однако на их фойе чувствовала себя еще более обездоленной и одинокой.

Ей вдруг захотелось убежать наверх, в свою комнату, но она пересилила себя и направилась к дивану, на котором сидела Мег. Подойдя к беременной невестке, Мэллори опустилась рядом с ней. Грейс и Клер сели на стулья напротив, и в их кружке завязалась оживленная беседа.

Через минуту к ним присоединилась кузина Индия. Два года назад эта молодая леди с искрящимися зелеными глазами вышла замуж за красавца герцога Квентина Уэйбриджа. Во время разговора Индия и стоявший неподалеку в окружении мужчин Квентин не раз обменивались пылкими взглядами.