— Ты боишься снова увидеть свой первый дом. Боишься, что будешь разочарован. А если учесть, сколько времени прошло, — ты боишься почувствовать себя старым. Черепа? Я ни разу не психолог, но здесь, по-моему, все очевидно.

Генри с облегчением рассмеялся. И тем не менее то, что она сказала, было не лишено смысла. Он подозревал, что Джулс считали не слишком умной, Клодин — так точно, и зря. Она была не просто умной — она была мудрой.

— Лично я, Генри, — сказала Джулс, — жду не дождусь, когда увижу дом. — Она редко обращалась к нему по имени, и его удивило волнение, вдруг охватившее его. — Я столько про него слышала, столько раз ездила мимо, столько фотографий видела. Но фотографии не могут передать всей красоты. Я так благодарна за эту возможность побывать там.

И Генри был рад, что она там будет. Ее присутствие и ее энтузиазм, возможно, помогут ему выдержать этот вечер.

Он сделает все, что хочет Клодин. Он будет улыбаться. Он проведет для Зары экскурсию, покажет все уникальные особенности дома. Как и сотни раз за все эти годы, он притворится гениальным архитектором на вечер. А потом, завтра, он все бросит. Ну что ему стоит притвориться, что все в порядке, на сколько там — на пару часов? Пусть Клодин будет счастлива. Продай дом. Продай — и больше никогда, никогда не вспоминай о нем. Это был хороший план. Единственный план.

— А еще мне ужасно любопытно посмотреть на твой подарок для «Тайного Санты», — сказала Джулс. — Могу поспорить, он роскошный.

— Не говори «роскошный», — сказал Генри. — Это словечко Клодин.

Джулс улыбнулась, но потом посерьезнела. Генри не шутил. И смотрел сурово. Он не хотел, чтобы она хоть что-то подцепила от Клодин, не хотел, чтобы она заразилась.

— В любом случае я уверена, что мой подарок произведет переполох, — сказала Джулс. — Я трудилась над ним почти с тех пор, как начала тут работать. Элис и Натали нарассказывали мне всяких ужасов про прошлые года. Что люди, которые приносили посредственные подарки, после этого особо не задерживались в агентстве. Поэтому я так тщательно его выбирала. Чтобы выделиться наверняка.

«Ты всегда выделяешься, Джулс», — хотел сказать Генри. Почему он не мог? Не мог осмелиться? Он подобрался к самому краю той воображаемой границы, которая проходит между безобидным флиртом и осознанным соблазнением. Почему он не мог ее перейти?

— Клодин, — сказал Генри. — Ты ей, наверное, уже нужна. Увидимся в Монтагю-хаусе.

Джулс улыбнулась и вышла, закрыв за собой дверь.

* * *

...

Мы были вместе всего несколько месяцев, но это была настоящая любовь.

Мы встретились на третий день после того, как он появился в городе. Хотя формально я увидела его на улице еще на день раньше. Я шла по Галене, по одной стороне, а он двигался в противоположную сторону — по другой. Солнце светило ярко, он щурился, откинув густую черную прядь с лица. Он выглядел потерянным. И таким красивым. Я подумала, что это молодой актер, восходящая звезда, заехал к нам отдать уважение старшим товарищам, перебравшимся сюда на покой. Он повернул и нырнул в хозяйственный магазин, и я подумала, что, наверное, никогда его больше не увижу.

А на следующий день, во время одного из знаменитых наших весенних ливней, он зашел в закусочную, чтобы переждать дождь и выпить кофе. Вот и все. Мы сразу разговорились. Он был сезонным рабочим, переезжал из штата в штат, в основном занимался уборкой урожая, а в Аспене ему повезло — его наняли пасти скот. Квартировал он у мистера Миллера, на холме. Я пару раз видела мистера Миллера, он был спокойный и старый. Казалось, он был рад появлению Томми.

Свободное от работы на ранчо время Томми проводил в закусочной. Сидел за дальним столиком, пока я работала, пил кофе. Он обожал книги. Все время читал какие-нибудь мемуары. Он сказал мне, что любит читать про судьбы великих людей, потому что его собственная казалась ему такой незначительной. Очевидно, у него был богатый внутренний мир, и если бы ничего не случилось, ему предстояла бы жизнь, полная открытий. Но он не всегда был таким серьезным, и веселиться он тоже умел. Закладки в книжках у него всегда были из сухих цветов, во многом благодаря повсеместному изобилию диких аспенских подсолнухов, да и склоны холмов в окрестностях Баттермилка были покрыты ковром фиолетовых люпинов.

Конец ознакомительного фрагмента