— Так что же это даст «Клеменджерз»? Вряд ли вы действуете по доброте душевной, чтобы помочь своему конкуренту.

Опал подошла к окну, откуда открывался вид на мост через гавань, оперный театр и паромную переправу.

— У «Клеменджерз» есть затруднения с движением денежной наличности, — произнесла она, не отводя взгляда от окна. — Мой отец последовал плохому совету, и в результате у него начались неприятности с отделом налогообложения. О том, что у нас возникли некоторые проблемы, я узнала только после его смерти. Полгода назад я поняла, насколько эти проблемы велики. Банки были готовы помогать… некоторое время. — Она покачала головой. — Мы получили из налоговой службы последние уведомления о штрафе. Теперь от банков нечего ждать помощи.

— О какой сумме идет речь?

Она посмотрела на него и выпалила цифру, услышав которую он приподнял брови.

— Именно поэтому юристы посоветовали продать «Клеменджерз». Если банки не заинтересованы… куда еще нам обратиться? И все же этот бизнес приносит доход… Я могу доказать вам с цифрами в руках. Просто дело в том, что надо уплатить просроченный налог и штрафы, причем как можно скорее. — Она слабо улыбнулась. Теперь у нее был усталый вид. Полная противоположность бесстрашной, готовой рисковать женщине, которая сумела прорваться к нему в кабинет и потребовать, чтобы он выслушал ее предложение. — «Клеменджерз» выставили на торги два месяца назад… По-моему, кое-кто мог бы проявить интерес или хотя бы попробовать навести справки.

Доменик не знал об этом. Его австралийский директор по финансам ни разу не упомянул о том, что продается бизнес, связанный с бутик-отелями. Конечно, он вполне мог отказаться от возможностей, которые ему предоставляла сделка с «Клеменджерз», но почему в докладе об этом даже не говорилось?

Был лишь один способ выяснить.

Доменик подошел к столу, поднял телефонную трубку и набрал номер директора по финансам. Опал наблюдала за ним, стоя у окна. Глаза расширились, губы приоткрылись, как будто она собиралась что-то сказать, волосы на солнце отливали медью. Понимает ли она, как сейчас красива? Может быть, потому и стоит именно там, залитая золотистым светом солнечных лучей.

Вероятно, нет, решил Доменик. Судя по всему, она понятия не имеет об уловках, свойственных женщинам, с которыми он обычно общался.

Эван Хупер снял трубку после третьего звонка. Доменик отвел взгляд от Опал и стал смотреть на стену, чтобы эти необыкновенные глаза — не совсем синие и не совсем зеленые не смогли его отвлечь.

— Эван, что вы можете мне сказать о продаже «Клеменджерз»?

Опал сделала глубокий вдох. На миг ей пришло в голову, что хозяин кабинета вызовет охрану и вышвырнет ее за дверь. Но у нее все еще оставался шанс.

— А финансы? — Доменик задавал Хуперу краткие вопросы и слушал долгие ответы. — Тогда почему? — Он выругался и бросил трубку. Секунду не шевелился, опираясь руками о стол и тяжело дыша, после чего поднял взгляд на Опал и выпрямился. Потом накинул пиджак. — Ну что ж, идемте, мисс Клеменджер. Или вы разрешите называть вас Опал?

— Конечно, но… куда мы идем?

— А как вы думаете? Вы мне покажете шестизвездочный отель, которым так гордитесь.

Она указала на тарелки с до сих пор не тронутой едой.

— Ваш ленч…

— Оставьте это, — сказал Доменик, взял ее под руку и повел к двери. Он улыбнулся, сверкнув белыми зубами. — Я хочу видеть то, что вы можете предложить.

Опал почувствовала тепло его руки сквозь ткань пиджака. Почему ей показалось, что, когда он на нее посмотрел, в его завораживающих темных глазах промелькнуло иное выражение? Конечно, он известный повеса, но вряд ли станет вести себя с ней как плейбой — только не с ней, и это очень ее устраивает.

От Доменика Сильваньи ей хотелось получить только инвестиции, деньги, чтобы обеспечить будущее сети отелей «Клеменджерз» и ее персонала. Если их может спасти плейбой, пусть так и будет. Сейчас она не в состоянии позволить себе быть слишком разборчивой.

Когда они вышли из кабинета, Дейрдре Хэнкок снова сидела за столом. По выражению ее лица было невозможно понять, удивилась она или обрадовалась, увидев их вместе.

— Я вернусь через пару часов, — сказал Доменик, проходя мимо. — Пожалуйста, вызовите для нас машину.

— Конечно, мистер Сильваньи. Кстати, снова звонил ваш отец. Я сказала ему, что вы на совещании.

Доменик остановился. Воспользовавшись этим, Опал осторожно высвободилась и взяла папку со стула, где оставила ее несколько минут назад.

— Ваш отец хочет знать, можете ли вы приехать в Рим вечером в четверг, — продолжила секретарша. — Он и ваша мать познакомились с очаровательной молодой женщиной и хотят ее вам представить.

Из его горла вырвалось что-то вроде глухого ворчания.

— Ему что-нибудь передать? — спросила Дейрдре.

— Нет. Я займусь этим позже. — Доменик повернулся к Опал, жестом указал ей на лифт.

Оглянувшись через плечо, Опал увидела, как Дейрдре подняла вверх оба больших пальца — что совершенно на нее не похоже. Спасибо, одними губами ответила она.

Доменик вошел в лифт следом за ней. Они отразились в сверкающих зеркалах на стенках. Рядом с ней он казался великаном. Опал повернулась к двери, ожидая, что Доменик сделает то же самое, но он по-прежнему стоял лицом к задней стенке лифта — и к ней, — в то время как кабина с еле слышным шумом скользила вниз.

Она не смотрела ему в лицо, но все же не могла не чувствовать его тепло — он стоял так близко, — его откровенный, пристальный взгляд. Ее тело отвечало этим ощущениям, по коже бегали мурашки, сжимало грудь. Казалось, он дразнил ее. Попробуй не обращать на меня внимания.

На него нельзя было не обращать внимания. Но Опал делала вид, что он не производит на нее ровным счетом никакого впечатления. Возможно, при других обстоятельствах она могла бы заинтересоваться, поддаться сильному обаянию мужчины…

При других обстоятельствах и с другим мужчиной. Но не сейчас, не с Домеником Сильваньи. С плейбоем — никогда.

— Сколько вам лет? — наконец спросил он.

Опал снова встретилась с ним взглядом. Так вот почему он так пристально ее рассматривал. Конечно, ведь обычно встречается с молоденькими девушками.

Она выпрямилась и вздернула подбородок.

— А сколько вам лет?

— Тридцать два.

— О! А мне в июне исполнилось двадцать шесть.

Он приподнял бровь.

— И вы не замужем и не обручены. Почему же?

Она смущенно прикрыла одну руку другой, хотя, конечно, было уже слишком поздно.

— Может быть, у меня есть друг.

— А это правда? Я бы не удивился. Ваша красота обезоруживает.

Она почувствовала, что у нее пылает лицо, и стала разглядывать цифры — двадцать восемь, двадцать семь, — желая, чтобы они менялись быстрее, пока ее щеки не стали такими же красными, как световые вспышки, отмечающие этажи. «Ваша красота обезоруживает» — что за сомнительный комплимент?

— Не понимаю, какое это имеет отношение к продаже «Клеменджерз».

Доменик прислонился к стенке лифта, подмяв голову к потолку.

— Вы правы. Это не ваша проблема.

Она не сразу поняла, что он имеет в виду, но потом догадалась.

— Телефонный звонок.

Он кивнул.

— Телефонный звонок. Мой отец считает, что я должен жениться. Моя мать старается побеседовать с каждой молоденькой выпускницей престижной школы или европейской принцессой, с которой ей удается познакомиться.

Опал вспомнила о фотографиях женщин в обществе Доменика. Среди них явно не было ни выпускниц школ, ни принцесс. Конечно, его родители беспокоятся, что его в конце концов окрутит какая-нибудь авантюристка с этих фотографий. Она почувствовала, что против воли улыбается — уголками губ.

— Понимаю, это может оказаться проблемой для кого-то вроде вас.

Ее слова на него подействовали, задели его за живое. Но если она ждет, что он станет защищаться, то ошибается. Невзирая на семейные связи, он достиг своего положения не просто так. Об этом мисс Клеменджер еще предстоит узнать.

Доменик шагнул к ней. Опал прижалась к стенке лифта, а он взялся за медные поручни по обе стороны от нее. Она оказалась в ловушке.

Он увидел, как расширились ее глаза и в них промелькнуло испуганное выражение.

— Для кого-то вроде меня? Ваш ответ показался мне довольно грубым, мисс Клеменджер.

Вспыхнувшие было глаза девушки погасли, их выражение стало суровым, холодным и непроницаемым.

— Опал, — сказала она, и он заметил, как побелели суставы ее пальцев, сжавших папку, которую она приподняла, словно возводя барьер между ними. — Называйте меня Опал.

Доменику понравился тон, которым она произнесла свое имя. Ее губы выговаривали его как-то очень сексуально.

Если бы только в ее глазах появилось такое же выражение…

— Опал, — произнес он. — Ведь вам бы не пришло в голову одергивать человека, который думает о спасении вашего бизнеса?

Она гневно взглянула на него.

— Я считала, что предлагаю решение вашему бизнесу.

Он улыбнулся. Ее лицо было так близко, что он мог его коснуться, слегка потянувшись к ней.

— По-моему, вы говорили иначе.

Услышав эти слова, Опал встревожилась и облизала губы. Можно было подумать, она прочла его мысли.

— Значит, вы меня не слушали, — сказала она, пристально глядя на стенку слева от него.

— О, я вас очень внимательно слушал, — протянул Доменик, — а кроме того, наблюдал и зачинал себе вопросы.

Опал посмотрела ему в глаза и тут же снова принялась разглядывать стену.

— Какие вопросы?

Он наклонился еще ближе.

— Хороши ли ваши губы не только на вид, но и на вкус?

Разделявшие их сантиметры исчезли. Доменик коснулся губами ее губ и услышал резкий вдох. Двери лифта зазвенели у него за спиной, сообщая о прибытии на первый этаж, и со свистом раскрылись.

— Извините, — слегка задыхаясь, проговорила девушка. После чего нагнула голову, прошла мимо него и вырвалась на свободу в богато отделанный мраморный вестибюль. — По-моему, пора выходить.

Доменик усмехнулся, задумчиво глядя ей вслед. Эта прелестная мисс Клеменджер преподносит одни сюрпризы. Ему всего-навсего хотелось ее смутить, а не целоваться с ней, но как же сладок был этот поцелуй!

— Леди, — пробормотал он себе под нос, следуя за ней, — не надо так спешить. Ведь наше приключение еще только в самом начале.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Опал налила себе в чашку чаю «Эрл Грей» из серебряного чайника, наблюдая, как в янтарной жидкости медленно кружатся и падают на дно крошечные листочки. Даже не будучи гадалкой, она знала, что они предсказывают одно и то же.

Прошло не меньше двух часов с тех пор, как Доменик прижал ее к задней стенке лифта, поцеловал в губы и лишил всякой возможности мыслить здраво, а она до сих пор не могла прийти в себя.

Доменик вот-вот вернется допить кофе. Он извинился и вышел, чтобы приватно поговорить по мобильному телефону. И вот она сидит за столом и все еще размышляет о том, что могло бы случиться, если бы двери лифта открылись не так скоро. А ведь ей следует думать совсем о другом: как убедить Доменика вложить деньги в ее бизнес.

Конечно, на него произвели впечатление роскошь и высокий уровень «Клеменджерз» в первый же миг, как только они показались в дверях, и швейцар Себастьян приветствовал их церемонным кивком. На Себастьяне были цилиндр и фрак, это давало представление о том, чего ждать дальше. Доменик оценил значительные размеры и обстановку номеров люкс, ярко выраженный стиль ретро, в котором была отделана каждая комната, их великолепную меблировку, ясно говорящую о богатстве и престиже. Он обратил внимание и на украшавшие стены прекрасные гравюры.

Когда она показала ему цифры, Доменик внимательно их изучил, кивая там, где все было ясно, и задавая вопросы по существу. По мнению Опал, он действовал как человек вдумчивый, желающий узнать все подробности.

И обед, который им подали в «Перл», отмеченном наградами ресторане «Клеменджерз», был выше всяких похвал: тайские королевские креветки под соусом «чили» со сладкой жареной картошкой, а также медальоны из омаров в соусе из белого вина. Перед кофе Доменик встретился с шеф-поварами, поблагодарил за профессионализм и поговорил с ними об их взглядах на жизнь и стремлениях.

Разумеется, он не сделал бы ничего подобного, если бы всерьез не рассматривал возможность вложить деньги в «Клеменджерз».

Так что сейчас с точки зрения логики Опал следовало бы думать над заключением сделки. Это имело бы смысл. Заключить сделку и сохранить сеть «Клеменджерз» целой и невредимой, а не превращенной в огромное число квартир. Заключить сделку, чтобы «Клеменджерз» могла функционировать и дальше.

А вместо этого она вспоминает о том, что произошло в лифте. Почему так тяжело забыть о нежном поцелуе в губы, о том, как дыхание Доменика обожгло ей щеку, о том, как его прикосновение пробудило в ней чувства и они открылись, подобно только что появившимся на свет листьям пальмы, которые тянутся навстречу влажному и теплому утру в тропиках? Он поцеловал ее.

А она даже не пыталась остановить его. Опал прекрасно видела, что он наклоняется, собираясь ее поцеловать, и у нее тут же вылетело из головы, зачем она сюда пришла. И хуже того, она забыла, кто он такой. Самый известный в городе плейбой. Дальше некуда.

Может быть, Доменик и вложит деньги в отель. Ради «Клеменджерз» ей придется не обращать внимания на его личную жизнь. Но она никогда не должна забывать, кто он. Достаточно лишь подумать о печальной жизни ее матери, чтобы напомнить себе, чего это будет стоить.

Опал с рассеянным видом положила в чай пол-ложки сахара и размешала. В ресторане было тихо. Посетители разговаривали приглушенными голосами. Обслуживающий персонал хорошо знал свое дело и вел себя ненавязчиво. Ни посуда, ни столовые приборы не звенели и не гремели, а уличного движения в оживленном районе Роке как будто и не существовало: снаружи не доносилось ни звука. Но ей было не по себе.

Опал все напридумывала. Надо немедленно выкинуть из головы этот эпизод в лифте — иначе ей грозит опасность выставить себя дурой.

Наверняка Доменик уже об этом забыл. Конечно, подобные случаи совершенно ничего не значат для мужчины, который не хочет связывать себя обязательствами с одной женщиной… Опал сделала глубокий вдох и осторожно поставила чашку на блюдце. Серебро мягко звякнуло о фарфор.

Несмотря на все логические объяснения, ей стало страшно. Поддавшись порыву, она посмотрела вправо и тут же встретилась взглядом с Домеником. Он стоял и наблюдал за ней.

На миг девушке показалось, будто расстояние между ними исчезло. Доменик не трогался с места, и все же между ними что-то произошло в неуловимую для Опал долю секунды. Ее охватил жар, потом холод, она задрожала и вспыхнула, когда он окинул ее своим непонятным взглядом и вдруг улыбнулся.

Опал почувствовала, что у нее горят щеки, и рассердилась. Она попыталась отвести взгляд, а Доменик направился к ней, лавируя между столиками и засовывая мобильный телефон в верхний карман рубашки.

— Прошу прощения, — сказал он, снова занимая свое место. — Надо было срочно перезвонить моему отцу. Как бы ни был важен бизнес, семья должна занимать первое место.

— Вам незачем извиняться, — возразила Опал. — Мы с близняшками — моими двумя сестрами — тоже очень близки, хотя, к сожалению, теперь я вижусь с ними редко.

Доменик отпил глоток черного кофе и одобрительно кивнул. Ему, казалось, понравился и фирменный напиток «Клеменджерз».

— Расскажите мне о них, — сказал он. Опал поставила чашку на стол, радуясь возможности поговорить о сестрах.

— Ну, им двадцать два года. Сапфи — то есть Сапфира — на десять минут старше. Сейчас она работает в Милане, модельером одежды в одном из больших домов моды, и, судя по всему, становится известной. Хочет когда-нибудь основать собственную фирму. И если будет продолжать в том же духе, то, по-моему, добьется своего. Руби живет в Бруме и изучает индустрию жемчуга. Больше всего ее интересует ювелирный дизайн. У нее есть несколько потрясающих изделий.

— И всех вас назвали в честь драгоценных камней.

У нее вырвался еле слышный смешок.

— Это придумала моя мама. Ее звали Перл. Этот ресторан, — она обвела зал рукой, — назван в ее честь. Она говорила, что мы все красивы и от рождения драгоценны, и ей хотелось, чтобы все это можно было понять по нашим именам.

Она помолчала, с грустью вспоминая мать. Свою милую, дорогую маму с печальными глазами, которая умерла в одиночестве, когда Опал было всего девять лет. Свою красивую, мягкую маму, единственное преступление которой заключалось в чрезмерной любви.

А все думали, что у нее идеальная жизнь, богатство, три очаровательные маленькие дочки и даже шикарный ресторан, названный в ее честь. Никто, кроме нее, не видел пустого супружеского ложа, не знал о постыдных изменах мужа и распавшемся браке.

Никто, если не считать Опал. Девочка чувствовала боль матери, но была слишком юной, чтобы что-то изменить. Разве что поклясться когда-нибудь помочь женщинам, попавшим в ловушку брака, из которого они не могут найти выход.

— Мне нравится ее философия.

До нее постепенно дошел смысл его слов.

— Вот как? — Она коротко рассмеялась. — Но я не уверена, что мой папа думал бы точно так же, если бы она родила ему сына. Как-то не могу себе представить, чтобы он позволил назвать мальчика Гранатом или Аметистом.

Доменик скривил губы.

— Когда умер ваш отец?

— Два года назад. — Опал нахмурилась. — Нет, теперь уже, пожалуй, два с половиной года назад. Судя по всему, тяжелый сердечный приступ.

— Очень жаль, — сказал он. — Управление отелями может оказаться на редкость нелегким, и я замечал, что это часто недооценивают те, кто не имеет отношения к такому бизнесу.

Опал отвернулась к окну, делая вид, будто ее интересуют туристы, снующие из магазина в магазин, и румяные бизнесмены, возвращающиеся к себе в офисы после ленча.

Конечно, люди, не имеющие отношения к гостиничной отрасли, почти ничего не знают о стрессах и напряжении подобного бизнеса. Особенно если эти стрессы связаны с надеждой произвести впечатление на девятнадцатилетнюю танцовщицу у шеста, которая очень хотела оказаться очередной миссис Клеменджер. Если бы отец проводил больше времени, изучая состояние их дел, то был бы жив до сих пор, а бизнес избежал бы неприятностей.

— И после смерти отца вы стали во главе «Клеменджерз». Ваши сестры не помогли вам?

Опал пожала плечами. Она не могла изменить то, что уже произошло; хотя от сознания этого не делалось легче. Если бы отец не умер в объятиях именно той девицы, на ее месте легко могла оказаться какая-нибудь еще. Находилось немало желающих быть на попечении богача, который годился им в дедушки. Удивительно, что он не женился на одной из них. Очевидно, ему нравилось выступать в роли разборчивого ловеласа.

— Просто так вышло. А у Сапфи и Руби такие художественные способности… Было бы несправедливо заставить их работать в гостиничном бизнесе, когда у них другое призвание. Тогда как я, сколько себя помню, жить не могла без «Клеменджерз», всегда хотела помочь, всегда хотела принять участие. Не могу себе представить, что стала бы заниматься чем-нибудь другим.

Доменик приподнял брови.

— Как я понимаю, сейчас пойдет речь обо мне. Разумеется, расстаться с «Клеменджерз» нам было бы нелегко.