Уильям Байер
Фотография из Люцерна
Без элемента жестокости в корне каждого зрелища,
театр невозможен.
Антонин Арто
* * *
Шестнадцатого мая тысяча восемьсот восемьдесят второго года в фотоателье, расположенное в швейцарском Люцерне на Цурхер-штрассе, дом пятьдесят, вошли посетители.
Двое мужчин средних лет и молоденькая девушка сообщили владельцу заведения, фотографу Жюлю Боннэ, о том, что заключили важное соглашение и желают его увековечить — сделать снимок в виде живой картины. Старший из мужчин, Фриц, отверг все предложенные хозяином варианты: он настаивал на совершенно определенных декорациях, и сам выбрал подходящий реквизит. В качестве фона для снимка использовали диораму горы Юнгфрау. Когда все было готово, трое посетителей замерли, и Боннэ, накрыв черным покрывалом себя и аппарат, щелкнул затвором.
Сделанной в тот день фотографии было суждено стать знаменитой — точнее скандально известной. О содержащихся в ней загадках споры ведутся уже более ста тридцати лет.
Глава 1
Вена, Австрия. Декабрь 1912 года
Воскресный день, сверкающее солнце, морозный воздух. Дамы и кавалеры укутаны в меха. По обе стороны Рингштрассе кафе с витринами, оформленными в стиле модерн. На пьедесталах застыли серые каменные фигуры знаменитых австрийских композиторов. Девушки под ручку неспешно прогуливаются взад-вперед, а на них глазеют солдаты в шинелях. Студент-скрипач виртуозно исполняет Паганини, чуть дальше по улице цыган наяривает Штрауса, и под ноги ему летят монеты. Слышны шум и гул, разговоры и смех, громкое цоканье копыт конных экипажей; мелькают огни проносящихся автомобилей.
Две женщины торопливо шагают по Франценринг: мимо парка Фольксгартен к придворному театру в императорской резиденции Хофбург. Они разного возраста, но идут под руку будто мать и дочь.
Старшей даме пятьдесят один год, она невысокая, закутанная в тяжелую, вышедшую из моды русскую шубу. Это Лу Андре́ас-Саломе́ — автор десяти книг и более чем полусотни статей, одна из самых известных интеллектуалок Европы. Впрочем, причиной известности служат не только написанные ею книги, но и давний роман с философом Фридрихом Ницше и долгая любовная связь с поэтом Райнером Марией Рильке. Она же роковая женщина с известной фотографии, сделанной, когда ей было двадцать один год: Лу держит кнут, сидя в телеге, запряженной парой мужчин — Ницше и его лучшим — на тот момент — другом, Паулем Ре.
Фрау Лу недавно приехала в Вену изучать психоанализ у доктора Зигмунда Фрейда; потом она планирует вернуться домой — в Гёттинген — и открыть там собственную психоаналитическую практику.
Ее спутница, она младше примерно на тридцать лет, — бывшая актриса-инженю и начинающая писательница Эллен Дельп. У нее четкие нордические черты и грива темно-русых волос, изящная фигура укутана в стильные меха. Хотя две дамы не родня друг другу, Лу сильно привязана к Эллен и представляет ее друзьям как приемную дочь.
Внезапно Эллен наклоняется к Лу и шепчет ей на ухо:
— Вон он, тот мужчина!
— Какой мужчина?
— Я вам говорила. Который следит за нами и бродит вокруг отеля.
— Ах, этот! Так давай выясним, что ему надо.
— Не надо с ним заговаривать!
Лу возражает:
— За мной и раньше следили, и мне это не нравится. Если у него ко мне дело, пусть подойдет и представится.
Преследователь, молодой человек едва за двадцать, понимает, что его заметили. Он на секунду застыл на месте, а затем пятится. Лу делает шаг в его сторону, но Эллен пытается ей помешать.
— Не надо!
— Вот еще!
Лу мягко высвобождает руку, затем решительно шагает вперед. Она уже имела дело с такими господами и знает: хотя бы след робости, — и слежка продолжится. Она не боится ни этого человека, ни кого-либо еще… она никогда никого не боялась.
Подойдя ближе, Лу замечает кое-что любопытное. Издалека их преследователь производит вполне респектабельное впечатление; но теперь очевидно, что одет он бедно: вытертый едва не до дыр костюм, разваливающиеся ботинки. Но сам он при этом чисто выбрит и держится прямо, усы чуть закручены вверх. Однако самое заметное — это глаза. Лу уже видела такой пылающий взгляд у одержимых ею мужчин.
Лу не может и подумать, что преследователь очарован юной и прелестной Эллен Дельп. Нет, она знает, пылкие чувства обращены к ней, Лу фон Саломе. Она не сомневается в этом — и оказывается права.
— Вы нас преследуете. — Она говорит ровно, без злобы и без сочувствия. — Мне это не по нраву. Будьте любезны, объяснитесь. А потом можете быть свободны.
Молодой человек бормочет, заикаясь:
— Я з-з-знаю, кто вы.
— Отлично. Я тоже знаю, кто я. Что вам угодно?
— Меня зовут…
— Неважно, как вас зовут. Зачем вы за нами ходите?
— Я просто…
— Да? — Не получив ответа, Лу добавляет: — Понимаю. Мое присутствие настолько ослепило вас, что вы утратили дар речи.
— Простите меня. Пожалуйста. Я сожалею.
— Разумеется, вы сожалеете. Как и положено навязчивому соглядатаю, которого поймали за руку.
— Даю слово…
— Да?
— Я не собираюсь причинять вам вред. Я просто хотел… поговорить. Если бы вы позволили мне представиться…
Лу резко его перебивает:
— Не здесь и не при таких обстоятельствах. Преследовать нас на улице — это недопустимо. Моя подруга говорит, что вы идете за нами от самой гостиницы. Если у вас есть, что мне сообщить, напишите надлежащее письмо и оставьте у портье. Если я решу, что встреча необходима, вам сообщат. Вы меня поняли?
— Да! Спасибо большое! Я так сожалею…
— Если вы и вправду сожалеете, принесите извинения в письменном виде. Будьте столь добры. И закончим на этом. — Она слегка улыбается. — А теперь уходите! Исчезните!
Юноша кивает и быстро уходит.
Лу поворачивается к Эллен, которая нерешительно топчется на месте.
— Полагаю, больше мы его не увидим. — Она потирает руки в перчатках. — Бр-р, ну и мороз. Зайдем в кафе? Я бы выпила горячего кофе и можно взять теплый штрудель.
Глава 2
Меня всегда привлекали идеи декаданса и порока, и именно они лежат в основе моих работ. Вот почему, едва оказавшись на пороге этого лофта, я поняла, что хочу здесь жить. Тому есть множество причин: высокие потолки, вид из окон, освещение — все вокруг заполнено ярким солнцем, расположение на верхнем этаже девятиэтажного офисного здания — памятника архитектуры в стиле ар-деко — в самом центре Окленда. Но, разумеется, самое главное — некоторые вещи прежней хозяйки.
Управляющий зданием, долговязый, улыбчивый американец китайского происхождения по имени Кларенс Чен обводит помещение рукой.
— Это все оставила мисс Шанталь Дефорж, профессиональная «госпожа», доминатрикс. — Он произносит это с явным удовольствием и многозначительно вздергивает бровь.
Насколько я понимаю, Кларенс флиртует со мной. Прекрасно — учитывая, как отчаянно я хочу получить эту квартиру.
— Практически перед самым отъездом Шанталь устроила тотальную распродажу, так что большая часть ее… оборудования… ушла. Вы бы видели, что за персонажи здесь бродили! Госпожи со своими рабами — чтобы было кому тащить покупки. Ну, а то, что не продалось, она все и оставила здесь. — Кларенс машет рукой в сторону гигантской решетчатой двери, закрывающей нишу в стене, превращая ее в клетку. Решетка перекошена и висит на одной петле.
Потом Кларенс показывает на противоположную стену и деревянный крест в форме буквы «Х»:
— Она называла это крестом святого Андрея.
Я все еще рассматриваю клетку.
— А что с дверью?
— Возможно, один из «пленников» вырвался на свободу. — Кларенс явно гордится своим остроумием. — Если вы решите жить здесь и захотите избавиться от всего этого барахла, я позову сварщиков, чтобы срезали решетку. И штукатура — заделать дырки. Ничего не менял, вдруг новый жилец захочет оставить все как есть. — Он ухмыляется с намеком. — Вот вам, похоже, все это нравится.
Кларенс прав — я заинтригована. Мысль о том, чтобы жить среди этих вещей, пугает и в то же время притягивает меня. Поэтому я говорю Кларенсу, что, если я все-таки надумаю снимать этот лофт, можно будет оставить все как есть.
Он показывает кухню-столовую («самое современное оборудование»), спальню («смотрите, какое потолочное окно — можно любоваться звездами») и огромный встроенный гардероб.
— Так говорите, вы актриса, мисс Беренсон?
— Актриса, да. Performance artist.
— Мне нравятся люди искусства. Из вас хорошие жильцы, куда интереснее, чем из счетоводов. — Он хихикает. — Шанталь тоже была своего рода художником. По крайней мере, так она утверждала, хотя я не видел ни одной ее работы. — Кларенс переходит на деловой тон. — Аренда — тысяча семьсот пятьдесят долларов, включая коммунальные платежи. Полагаю, вас это устроит?
Я почти перестаю дышать.
— Думаю, да.
— Так что, по рукам?
— Да!
Из-за экономического кризиса офисный рынок в центре Окленда на спаде, и предприимчивые домовладельцы превратили пустующие кабинеты в лофты. А поскольку я совсем недавно получила стипендию Холлиса, то такая аренда теперь мне по карману.
