— Рановато для такого зрелого вина, — сказал Тирион, войдя на балкон. В голосе его слышался тонкий укор, соответствующий громогласному хору неодобрения всех остальных. Теклис взглянул на брата. Такой высокий, стройный. Прямые руки и ноги, открытое честное лицо. Голос прекрасный, как перезвон колоколов в храме на рассвете. «Удивительно, — думал он, — это золотое существо — мой брат-близнец. Похоже, боги одарили его всем возможным, а меня сотворили уродцем».
— Значит, ты не присоединишься ко мне, брат?
Он понимал, что несправедлив к Тириону. Боги одарили его способностями, которых нет ни у кого другого в этом мире, а еще силой воли, необходимой для занятий магией. И все же иногда Теклис мечтал обменять все это на не стоящую брату никаких усилий популярность, на его непринужденные манеры, способность радоваться даже в самые тяжелые времена и поразительное крепкое здоровье.
— Как раз напротив, как брат я просто обязан удержать тебя от пьянства в одиночестве. Одним богам известно, к чему это может привести.
Тирион мог очаровать кого угодно и изменить любую ситуацию улыбкой и невинной шуткой.
Брат взял сосуд с вином и наполнил кубок безо всяких принятых в эльфийском обществе бесконечных глупых церемоний, ненавидимых Теклисом. Он поступил как воин, находящийся у себя дома или в лагере, а не при дворе Короля-Феникса, точно зная, что помогает младшему брату расслабиться. Теклис понимал, почему придворные эльфы сравнивали его брата с Малекитом, жившим в древности, еще до того, как Король-Колдун показал свою истинную суть. Теклис знал брата с рождения, но даже он не до конца понимал, скольких усилий требует настолько легкое и безыскусное поведение.
Тирион помахал рукой, и Теклис посмотрел наверх. На балконе над ними стояли и махали в ответ Шиенара и ее сестра Малирия. Они смотрели на Тириона, не скрывая желания и восхищения, которые он вызывал во всех эльфийках. Но все их призывы оставались без ответа, разумеется, потому, что брат смотрел лишь на свою избранницу, Вечную Королеву. В отличие от большинства эльфов мужского пола, он ни разу не изменил ей.
— За что выпьем в этот ранний час? — спросил Тирион.
— За конец света, — ответил Теклис.
— Все так плохо?
— По крайней мере, за конец нашего света.
— Не думаю, что Темнейший одолеет нас на этот раз, — сказал Тирион. Теклис ждал этих слов, но все-таки заметил беспокойную бдительность на лице брата. Тирион вдруг показался тем, кем и был — самым опасным эльфийским воином на протяжении двадцати поколений.
— Меня беспокоят не наши дорогие собратья и их слуги, а сам Ултуан. Кто-то или что-то пытается нарушить сторожевые камни или силы, поддерживающие их.
— Значит, землетрясения и извержения не случайны? Я так и подозревал.
— Не случайны.
— Выходит, ты скоро уедешь.
Он не спрашивал, а утверждал. Теклис улыбнулся и кивнул. Брат всегда понимал его лучше любого другого живого существа.
— Спутники нужны? Я собирался возглавить флот, идущий на север, чтобы сразиться с отродьями Наггарота, но, если ты сказал правду, несомненно, Король-Феникс с радостью уступит мои услуги тебе.
Теклис покачал головой.
— Ты нужен флоту. Необходим армии. Там, куда я иду, заклинания важнее клинков.
Теклис грохнул кубком об изящный стол из слоновой кости. Он чуть не разлил остатки вина на лежащий там пергамент. Почти всю ночь он составлял послание.
— Пожалуйста, сними копии и отправь письма его величеству и магистрам в Хоэт, — сказал он Альдрету. — А мне пора. Путь дальний, а времени мало.
С тяжелым сердцем Феликс Ягер наблюдал, как оставшиеся в живых кислевитские воины кладут тело Ивана Петровича на погребальный костер. Погибнув, старый вояка словно съежился и даже стал меньше ростом. Лицо его исказила мука, так не похожая на печать умиротворенности, полагающуюся вошедшим в царство Морра, бога Смерти. Последние мгновения жизни Ивана оказались не слишком приятными. Он своими глазами увидел, как его единственная дочь Ульрика превратилась в вампиршу, бездушную кровожадную тварь, и смерть Иван принял от руки слуг ее хозяина-нежити. Феликс задрожал и поплотнее запахнул выцветший плащ из красной суденландской шерсти. Когда-то он думал, что любит дочь Ивана. Какие чувства он должен сейчас испытывать?
Ответа он не знал. Феликс сомневался в своем сердце, даже когда она еще ходила среди живых. Теперь он уже никогда не сможет в нем разобраться. В глубине души медленно разгоралась и тлела злость на богов. Он начал понимать чувства Готрека.
Феликс посмотрел на Истребителя. Брутальное лицо гнома казалось необычайно задумчивым. Мощная приземистая фигура, гораздо шире человеческой, выделялась на фоне кислевитских всадников. Огромным кулаком гном потер повязку, прикрывавшую отсутствующий глаз, затем задумчиво поскреб бритую голову, покрытую татуировками. Высокий гребень выкрашенных в красный цвет волос обвис под мокрым снегом. Истребитель поднял глаза, почувствовав взгляд, и тряхнул головой. Феликс понимал, что Готрек по-своему любил старого боярина. Более того, Иван Петрович был как-то связан с таинственным прошлым Истребителя. Они познакомились много лет назад, во время первой его экспедиции в Пустоши Хаоса.
Подумав об этом, Феликс понял, как далеко от дома забросила Ивана судьба. От темных лесов Сильвании до холодной степи на границе Кислева, где он когда-то правил, по меньшей мере триста лиг. Да и вотчины старого боярина уже нет, ее смела, наступая, орда Хаоса, идущая на юг, на захват Прааги.
— Снорри думает, Иван погиб хорошей смертью, — сказал Носогрыз, насупившись. Несмотря на мороз, второй Истребитель одевался ничуть не теплее Готрека. Возможно, гномы не замерзают, как люди. Или они просто слишком упрямы и не признаются в этом. Обычно радостное, но глуповатое лицо Снорри теперь опечалилось. Видимо, он все-таки не такой бесчувственный чурбан, каким кажется.
— Хороших смертей не бывает, — пробормотал Феликс и тут же раскаялся. Оставалось надеяться, что гномы его не расслышали. Истребители жили лишь ради искупления греха или преступления гибелью от руки могучего чудовища или от непреодолимых обстоятельств. А он, в конце концов, поклялся последовать за Готреком и описать его смерть в эпической поэме. Казалось, с тех пор прошла целая вечность.
Выжившие кислевиты отдали честь погибшему вождю. Они сложили пальцы левых рук, изобразив знамение волчьего бога Ульрика, затем оглянулись и снова подняли руки. Феликс понимал их. Они все еще находись в тени замка Дракенхоф, могучей цитадели зла, захваченной вампиром Адольфом Кригером. Завладев древним амулетом, он надеялся собрать под своим командованием всех аристократов ночи. Но вместо этого обрел здесь погибель.
Только какой ценой! Много жизней потеряно в этих битвах. Неподалеку от погребального костра, который выжившие кислевиты соорудили для павших собратьев, сложили другой. На него водрузили останки последователей вампира. В проклятых землях Сильвании трупы сжигали, не позволяя некромантам снова поднимать их.
Макс Шрейбер пошел вперед, опираясь на посох, — в своих золотых одеждах он выглядел настоящим колдуном. Ни пятна крови, ни прорехи на ткани от ударов клинка не умаляли его достоинств, только глаза потухли и лицо омрачилось не хуже, чем у Готрека. Похоже, Макс любил Ульрику сильнее, чем Феликс, и он тоже потерял ее навсегда. Оставалось лишь надеяться, что скорбящий колдун не наделает глупостей.
Макс подождал, пока все кислевиты промаршируют мимо тела боярина, затем посмотрел на Вульфгара, ставшего их командиром. Всадник кивнул.
Макс произнес заклинание и трижды ударил посохом о землю. На каждый удар отозвалось пламя. Очень сильное и очевидное колдовство. Золотые языки объяли сырое дерево, и костер разгорелся. Отблески заплясали на гвоздях, вбитых в череп Снорри, словно всю его бритую голову охватило пламя.
Дым медленно поднимался к сводам, дерево потемнело и разгорелось уже обычным пламенем. Феликс порадовался магическим способностям колдуна. В таких условиях даже гномы не смогли бы разжечь огонь.
Очень быстро пламя распространилось, и тошнотворный, сладковатый запах горелого мяса заполнил воздух. Феликс не мог просто стоять и смотреть, как огонь пожирает тело Ивана. Все-таки они были друзьями.
Феликс отвернулся и вышел из полуразрушенного зала на свежий воздух. Туда, где стояли лошади и сани для раненых. Снег укрыл землю. Где-то вдалеке ехали Ульрика и ее новая наставница, графиня Габриелла, теперь их уже не догнать.
На севере поджидала война. Хаос наступал, и именно там Истребители собирались найти погибель.
Старуха выглядела очень усталой. А дети, шагающие рядом, голодными. Они кутались в рванье, как и все сильванские крестьяне.
В глазах их отражалась безнадежная нищета. Стоящие рядом мужчины в запятнанных кровью рубахах сжимали в руках вилы. Усталость в них боролась со страхом и постепенно побеждала. Всадники и воины напугали их, но убежать недоставало сил.
— Что с вами случилось? — спросил Готрек, как обычно, не слишком приветливо. Мощный топор, который он держал в руке, делал его еще более зловещим. — Почему вы бродите по дорогам зимой?
