Ульяна Черкасова

Дождись меня в нашем саду

Пролог

Рдзения, Твердов

Месяц червень

— Везде эта рыбёха.

Корчма «Пьяная русалка» стояла недалеко от причала в Твердове. Белый Ворон вместе с Вадзимом забрели в неё впервые, но воняло там ровно так же, как и в любой другой корчме, что в Старгороде, что в Златоборске, что в Совине, — по́том, пивом и рыбой.

— Ага. — Белый скривился, оглядываясь на стойку корчмы. — Рыба надоела, но я бы и ей сейчас был рад. А денег всё равно хватит только на репу! — прорычал он. — Чтобы нормально пожрать, нужно сначала убить королеву. Иначе хрен нам заплатит эта Буривой.

— Тише, — зашипел на него Вадзим. — Хочешь, чтобы Тихая стража нас прямо тут загребла?

— Да что забыла Тихая стража в такой дыре?

«Пьяная русалка» в Твердове была не хуже и не лучше того же «Кабанчика» в Старгороде. Она так же стояла вдали от людных улиц, так же притягивала небогатых посетителей и была такой же шумной, не очень чистой, не очень грязной и не очень дорогой. Тайной службе королевы в таком месте и вправду делать было нечего, впрочем, как и её врагам.

Настоящие опасности для правительницы Рдзении Венцеславы Белозерской таились где-то там, внутри стен её замка, стоявшего высоко на холме и потому заметного из любой точки города. Белый намеренно выбрал столик у окна, чтобы издалека рассмотреть замок. Он и прежде бывал в Твердове, брал пару заказов. Где-то на городском кладбище благодаря ему появились могилы судьи, отказавшегося брать взятку и отправившего чьего-то сынка на виселицу, и старого богатого купца, который всё никак не желал оставить свою молодую жёнушку счастливой вдовой.

Но ни в первый, ни во второй раз Белый даже близко не подходил к стенам королевского замка: незачем было.

— У Тихой стражи везде есть уши, — негромко произнёс Вадзим. — На то она и Тихая. Следит за врагами королевства отовсюду. А потом хоп — и ты в подземельях замка.

— В подземельях, говоришь. — Белый хмыкнул, не отводя глаз от древних тёмных каменных стен, возвышавшихся над городом. — Хоть так бы оказаться внутри замка.

Впрочем, туда каждый день входило столько слуг, что затеряться, пожалуй, было несложно.

— Тогда будет тебе и рыба, и мясо…

— Ох, богиня, ты всё про еду, — вздохнул Вадзим. — А я про рыб!

Оторвавшись от окна, Белый наконец посмотрел на гусляра. Тот с кислым выражением лица ткнул на полустёртое изображение на стене.

— Ну рыба, — приглядевшись, заключил Белый.

— Так это не съедобная рыба.

— А какая ещё?

— То есть съедобная, но не совсем… богиня, вот поэтому я и попёрся за тобой проследить, будет ли исполнен договор. У тебя вместо башки репа. — Он покачал головой, поджимая губы. — Это рыба с родового знака Белозерских. Не узнаёшь, что ли? В Старгороде они на каждом шагу.

Рыба действительно была нарисована так дурно, да ещё и стёрлась за годы существования корчмы, что принять её можно было как за щуку из ухи, которую здесь подавали, так и за ту самую «Пьяную русалку». Художник, которого наняли выполнить работу, явно был то ли не очень одарён, то ли не слишком старателен, то ли мертвецки пьян.

— И вправду… рыба Белозерских. И что с того?

— С того, что правят-то в Рдзении не Белозерские, а Вышеславичи. Венцеслава, считай, хоть и Белозерская от рождения, но вышла замуж и взяла имя мужа… она, считай, на престоле сидеть будет недолго ещё. Пока сынок не войдёт в право…

— А он, может, никогда и не войдёт, — вдруг прозвучало прямо над их головами.

Белый и Вадзим одновременно обернулись. К ним подошёл усатый хозяин корчмы. В утреннее время посетителей в «Русалке» было мало, и он заметно скучал.

— Как просили. Каша из репы. — Он поставил на стол две миски и без спросу присел за стол.

Обычно Белый предпочитал есть один. Он вообще не любил чужаков, а разговаривать с ними и вовсе казалось каждый раз испытанием похуже тех, что устраивала им в детстве матушка. Но, покосившись на Вадзима, он решил, что гнать хозяина не стоило. Мало ли что любопытного он мог рассказать.

— А почему ты, уважаемый, так говоришь про принца? — Белый подвинул к себе миску и опустил взгляд.

Люди не любили, когда он смотрел на них пристально. Глаза у него были бледные, холодные. Галка называла их рыбьими. Мёртвыми. Даже ей не нравилось, когда Белый слишком долго смотрел на неё. Впрочем, не то чтобы на Галку слишком хотелось смотреть. Теперь-то, пожалуй, на неё и вовсе противно взглянуть. Учитывая жару, тело сестры, наверное, уже опухло и начало разлагаться.

— Так все знают, — пожал плечами хозяин корчмы, — что принц проклят.

Его усы, кажется, от желания посплетничать готовы были уползти, так сильно он задёргал губами.

— Проклят? — переспросил Вадзим.

— Проклят! — радостно подтвердил усач.

— Прямо-таки проклят? — хмыкнул Белый.

— Прямо-таки проклят. Весь замок, но принц в особенности.

— Чародеями?

— Может, и ими. Вы же знаете…

— Что? — одновременно вырвалось у Белого и Вадзима.

Они переглянулись. Кажется, им повезло. Хозяин «Русалки» скучал и определённо любил посплетничать. Пусть даже он расскажет откровенную чушь, какой делятся на местном торге глупые бабы, а всё же лучше знать местные слухи. В работе Воронов порой может пригодиться любая мелочь.

— Ну так… королева наша… Белая Лебёдушка… в общем, много лет назад, когда была ещё девицей, ну, до Совинского пожара, вышла замуж за колдуна…

— Погоди, — проговорил, чавкая, Вадзим, — вроде как за Охотника. Кажись, даже за главу ордена.

— Да, но он оказался колдуном.

— Охотник оказался колдуном?

— Казнили его за колдовство, — развёл руками усач.

Но и на это Вадзиму было что возразить. Он нахмурился, плюхнул ложку в кашу и с сомнением посмотрел на хозяина. Белый усмехнулся. Пусть гусляр был пьяницей, но не дураком. Своё дело он знал хорошо, а дело его не только песни горланить да на гуслях бренчать. Вадзим находил заказчиков для Воронов, а вместе с заказчиками — и все важные и не очень слухи о них. Кто, с кем, кого и когда — всё может оказаться важным в ремесле наёмного убийцы.

— Насколько я помню, — Вадзим повёл пальцами, точно перебирая струны, — дело было так. Венцеславу Белозерскую выдали замуж за главу Охотников как раз перед Совинским пожаром, когда началась охота на ведьм. А потом Белозерские вроде как быстро подсуетились, запросили у короля позволение на развод для Венцеславы…

— Потому что муж оказался колдуном, — закивал усач, — он в ответе за пожар вместе с остальными колдунами…

— Пусть так, — неохотно согласился Вадзим. — Но при чём тут принц?

— Так Венцеслава тут же выскочила замуж за принца Карла, родила ему наследника…

— И?

— Первенец их умер при рождении. Говорят, повитухи от ужаса едва в окно не выбросились, когда увидели младенца.

— Почему?

— Он был какой-то… — Усач, видимо, наконец-то вспомнил, про кого говорил, потому что оглянулся через плечо.

Никто не обращал на них внимания, но хозяин «Русалки» всё равно понизил голос и продолжил:

— Первенец был проклят чародеями. Ну сами понимаете. Прадед Карла уничтожил Совиную башню и всех чародеев, а сама Венцеслава отправила мужа-колдуна на костёр. В общем, чародеи имели на них зуб. Вот и прокляли их первенца. Говорят, он родился с копытами, шерстью и горящими глазами. И сразу с зубами.

— Клыками, — буркнул Белый, едва сдерживая ухмылку, но усач тут же подхватил:

— Да! Тоже слышал об этом?

Пришлось дёрнуть плечами, чтобы не отвечать.

— Ну вот, ребёнок Карла и Венцеславы родился настоящим чудовищем и то ли сразу же умер, настолько его уродства были опасны для жизни, то ли был умерщвлён… Ну, сами понимаете, кто ж такое проклятое существо оставит на белом свете?

— Конечно, — закивал Белый, упорно глядя в кашу, — таких сразу надо… к Морене.

— Ох, Создатель. — Усач осенил себя священным знамением.

Белый жевал, не чувствуя вкуса. Таких, как он, сразу отправляли к Морене… на службу. Таких, как Галка. Как Ворона. И как Грач.

Забавно, так по-злому забавно получилось, что из всех Воронов выжили только братья, а сёстры покоились теперь под маками. И убили их свои же.

Зная Грача, стоило ожидать, что он однажды всё же придёт за Белым. Рано или поздно. По той или иной причине.

— Так при чём тут принц… какой там сейчас?

— Рогволод.

— Рогволод, ага. Так что с ним?

— Говорят, он тоже проклят. Как и все дети Венцеславы. После того первенца у неё ещё дети были. Двое. Тоже умерли, но слухи ходят, будто не до конца…

— Это как? — удивился Вадзим.

— В подземельях замка якобы есть ход прямо к реке. А у нас на реке, несмотря на Охотников, вечно утопленники водятся. Мы их русалками называем. Люди шепчутся, якобы это всё королевские отпрыски. Венцеслава рожает чудовищ, их сносят в подземелья замка, а оттуда они уже в реку…

Белый потерял всякое участие в беседе и сосредоточился на каше. Было невкусно, но в животе уже давно было пусто. Он потратил несколько дней, чтобы найти жильё для матушки. Порой старуха становилась настолько своенравной, что угодить ей казалось невозможным. Вот и в этот раз она то не желала жить в одной избе с многодетной матерью, то, наоборот, требовала поселить с кем-нибудь, чтобы не оставаться в одиночестве, то ещё чего. А денег у Белого не осталось ни на что, кроме старой хибары рыбака на самом отшибе в предместьях Твердова.