Воронам нужно было найти новый дом. Новое пристанище. И новых Воронят, если старых вернуть не получится. Братство с гибелью Галки и побегом Грача почти прекратило своё существование. Белый, как самый старший, теперь считал необходимым восстановить порядок.

К разговору Вадзима и хозяина «Русалки» он прислушивался вполуха. Пожалуй, подобные слухи ходили почти о любом короле и королеве: род проклят, все умрут, государство обречено. Матеуша Белозерского в Старгороде тоже считали про́клятым, потому что он был горбат и, как говорили, одноглаз.

Матеуш Белозерский…

— Вот я о чём и говорю, — прошептал Вадзим, когда они снова остались за столом вдвоём.

— О чём?

— Везде родовые знаки Белозерских, хотя принц-то из рода Вышеславичей. Даже зовут его в честь деда, князя Белозерского. Считай, всё родственники королевы захватили.

— А тебе какое дело?

— Да никакого. Просто бесит.

Эти рыбы Белозерских и вправду раздражали. Само имя их раздражало. А больше всех — горбатый, прокля́тый урод Матеуш Белозерский, который должен был, как говорили все в городе, скоро жениться на Велге Буривой.

— Выполним договор и можно вообще не возвращаться в Твердов и не видеть этих их рыб.

И Велгу Буривой тоже бы лучше никогда не видеть.

Вадзим печально вздохнул.

— Что? — Белый наконец поднял голову от пустой миски.

Вадзим, как ни странно, так и не притронулся к каше с тех пор, как ушёл хозяин корчмы.

— Да вспомнил, сколько денег мы должны «Весёлому кабанчику».

— Ты работаешь на братство убийц, но переживаешь, что не заплатил долг какой-то корчме?

— Во-первых, не какой-то корчме, а «Весёлому кабанчику»! — возмутился Вадзим. — Там… знаешь, душевно, по-свойски уже как-то. Почти как дома.

— Не очень-то похоже на наш дом. У нас дома череп на ветке, безумная старуха, закопанная на заднем дворе сестра…

— Я про свой дом, а не про твой, Белый. У меня-то есть настоящая семья: родители, сёстры. Однажды сам, может, женюсь. Так что по себе не суди.

— Это на ком ты женишься?

— Да хоть на Милке.

— На ком?

— На подавальщице из «Весёлого кабанчика». Она такая…

— Язвительная, злобная зараза, — кисло напомнил Белый.

— Ага. — Во взгляде гусляра неожиданно возникло нечто мечтательное, что сделало его и без того неумное лицо совсем глупым. — Хорошая баба…

— Ясно всё с тобой. — Белый поднялся, потирая запястье левой руки. Шрамы от договоров жгли, напоминая о невыполненной работе.

— Что со мной ясно?

— Зачем ты вдруг долг решил вернуть.

— Да это потому, что у меня в «Кабанчике» волынка осталась. Боюсь, как бы они её не продали в уплату. Хорошая волынка. Я её в кости выиграл у одного фарадала.

— Ага. — Белый перекинул суму через плечо. — Повторяй себе почаще… про волынку.

Вадзим хотел возразить, но вдруг запнулся:

— А это что за хер? — Он приподнялся, выглядывая в окно. — Ба-а! Какие люди!

— Кто там?

— Сам посмотри.

«Пьяная русалка» стояла на берегу так, что открывался неплохой вид на реку Тасму. По ней то и дело проплывали рыбацкие лодки и торговые суда. Но вот скренорские драккары сюда заходили редко, потому и привлекли внимание не только Вадзима, но и прохожих на берегу.

Белый пригляделся к проплывавшему судну. Вытянутый нос с завитком, яркие паруса. И знаки Ниенсканса.

— Это что… жених Велги? — прищурился Белый. — Который самый первый?

Морду этого ублюдка Белый надолго запомнил, особенно когда эту морду бил.

— Что он тут забыл?

— Приехал на свадьбу бывшей невесты? — предположил Вадзим. — Но нам же это на руку. Ха-ха. — Он вдруг хрюкнул. — На руку, понял, да? Потому что у тебя на руке шрам из-за договора на жизнь этого горе-жениха.

Невольно захотелось снова почесать перемотанное запястье.

— Да, — кивнул Белый. — На руку. В таком случае получится выполнить сразу оба договора.

Удачно всё сложилось. Искать скренорцев обычно — что пытаться найти иголку в стоге сена. Они никогда не остаются надолго на одном месте, вечно в пути.

Теперь же Белый мог сделать всё сразу.

— Главное не забывай, какого именно жениха Велги тебе нужно убить, — с издёвкой проговорил Вадзим. — Нового не тронь.

— Думаешь, я перепутаю горбатого князя со скренорским воякой? Только если буду вусмерть пьян.

— Думаю, ты хочешь убить того, кто скоро насладится брачным ложем Велги.

Белый скривился и промолчал. Обращать внимание на глупые шутки не имело никакого смысла.

Скренорцы скрылись из виду, и Белый снова присел, но глаз от окна не отвёл. И снова всё его внимание привлёк замок на холме и серые, издалека походившие на рыбью чешую камни высоких крепких стен.

Рыбы. Где Белозерские, там повсюду их родовые знаки — рыба и озеро.

Пальцы по старой привычке коснулись рукояти ножа, пробежались по чешуе. Это всегда помогало привести мысли в порядок. Но теперь что-то изменилось. Внутри ворочалось нечто ледяное, разъярённое. Оно сжималось в узел, рычало.

Это было нечто новое, незнакомое. Желание убить казалось ясным, очень понятным. Но никогда прежде оно не отдавало таким… отчаянием.

От берега несло сыростью, тиной, гнилью.

В рассказы про утопцев легко было поверить. В воде впрямь будто что-то сгнило. И вряд ли это что-то было похоже на пьяную, заигрывающую с посетителями корчмы русалку, нарисованную над входной дверью.

— Надо поискать этот проход от реки в замок, — задумчиво произнёс Белый.

— А чудищ не боишься? Если в подземельях и вправду водится нечисть…

— А меч мне на что?

— Ты наёмный убийца, а не охотник на чудищ, Белый. Если надеешься, что утопцы побрезгуют твоей плотью, завидев твою паскудную морду, то это ты зря.

— Справлюсь, — пожал плечами Белый. — Так ты со мной?

— Не-е, я не дурак, — отмахнулся Вадзим.

Они одновременно снова посмотрели на замок.

— Я тут прикинул хер к носу. — Вадзим скривил лицо, явно старательно размышляя. — Думаю, надо сначала разобраться с этим скренорским гостем. Потому что, когда разберёмся с королевой, надо будет драпать из города.

— Значит, сначала разберусь с… лендр… ландр…

— Лендрманом, — подсказал Вадзим. — Ты чё, налакался уже?

— Ни капли в рот не брал.

— Значит, просто головой сильно бился?

— Тебя тоже, может, ударить?

Вадзим с сиплым эх махнул на него рукой:

— В общем, сначала разберись с лендрманом Инглайвом. А потом, как говорится, плоть — земле…

— Душу — зиме.

Глава 1

Встану я, благословясь,

лягу я, перекрестясь.

Заговор от поруба

Рдзения, правый берег Модры

Грач сел на окно.

Он не успел издать ни звука, только приземлился, как Мишка залаял, а Велга завизжала. Она сорвалась с места, кинулась к двери. Та распахнулась — и в клеть влетел побледневший Хотьжер:

— Господица!

Велга нырнула ему за спину, выглянула из-за плеча. Птица пропала.

— Господица…

Дружинник выглядел удивлённым, даже испуганным. Но поспешил взять себя в руки:

— Тебя что-то напугало?

— Там был грач. — Велге стало ужасно стыдно, она поняла, что со всей силы вцепилась в руку Хотьжера, поэтому поспешно отпустила его и отошла в сторону, тревожно оглаживая подол платья.

Мишка всё тявкал на опустевший подоконник, пока она не взяла его на руки. Щенок уже стал тяжёлым, но прижимать его к себе было приятно — это успокаивало и прогоняло дурные мысли. Пожалуй, теперь только рядом с Мишкой и Хотьжером Велга ощущала себя в безопасности.

Она уселась обратно в кресло, стараясь не смотреть ни на Хотьжера, ни на распахнутое окно. Невозможно было жить, опасаясь даже открытых окон в спальне, что располагалась под самой крышей.

— Ты, господица, испугалась… птицы?

— Во́роны — чародеи, — напомнила она, уставившись куда-то между ушами Мишки.

Щенок довольно тряс задней лапой, пока она чесала его пузо.

— Я помню, — осторожно произнёс Хотьжер.

Он прошёл к окну, выглянул на улицу. Стоял жаркий день, во дворе постоялого двора шумели, готовились к отъезду.

Дружинник в задумчивости оглянулся на Велгу и потянулся к ставням, плотно их закрыл.

В клети стало серо, только тусклый свет проникал сквозь щели. Велга наконец подняла взгляд на Хотьжера. Он был немногим старше неё. Очень спокойный, сдержанный. Никогда не получалось понять, о чём он думал. Впрочем, не то чтобы Велга задавалась этим вопросом.

— Спасибо, — произнесла она тихо.

— Тебе не стоит бояться Воронов, пока я с тобой… господица.

— Что ты сделаешь против чародеев? Грач спалил заживо скренорцев прямо у меня на глазах. Наш дворец сгорел из-за Воронов. А Белый убил моих родителей. Да он…

— Мне не сравниться с Воронами, господица. — Хотьжер потупил взгляд. — Но я сделаю всё возможное, отдам жизнь, если потребуется, чтобы защитить тебя.

— Одной твоей жизни не хватит… — Велга запнулась, прикусив губу. — Прости.

Она опустила Мишку на пол, отчего тот недовольно запищал, и поднялась из кресла.

Хотьжер слегка опустил голову в поклоне:

— Не стоит извиняться передо мной. Я всего лишь…

— Нет, — перебила его Велга.

Теребя кисточку пояса, она пыталась подобрать слова, которые могли всё исправить. Прежде ей не приходилось просить прощения у тех, кто ниже её по происхождению. У матери и отца, у старших братьев, пару раз у нянюшки, которая всё же была роднёй — да, но никогда у тех, кто не являлся ей ровней.