Капитула третья, морская

В рассветной мгле показались фигуры рыбаков. Гайрона ловко соскользнула с лодки обратно в море. Я лишь бессильно наблюдала за её действиями. Сознание раздвоилось, гайрона не просто не подчинялась — игнорировала сам факт моего наличия. Она даже не плыла прочь от злосчастного острова, где находился приют. Резвилась в воде, охотилась, пыталась скинуть сумку, к счастью, пока безуспешно.

Я лихорадочно пыталась найти выход и корила себя за самонадеянность. Ведь знала же, что дело может обернуться именно так, но решила, что я самая умная и справлюсь. Теперь навечно останусь запертой в зверином теле и сойду с ума.

«Гайрона — часть тебя, а не ты часть её. Помни об этом», — раз за разом раздавались в голове слова бабушки.

Но какая она часть? Она самостоятельная звери́на — и до меня ей дела больше нет.

А вот это уже неправильно. Постаралась вспомнить, чему учил отец. Он редко уделял мне время, в основном пропадал на службе в военном министерстве. Отец работал до самого последнего момента, даже зная, что готовится его арест. Жаль, что он так и не успел выяснить, кто из других заговорщиков его предал.

Отец с достоинством передал дела новому военному министру со словами: «Абе́ррия не должна пострадать от кадровых перестановок». Он был истовым патриотом. Как и дед, как и братья. Именно поэтому они первые начали действовать, когда стало понятно, что король Раха́рд Девятнадцатый сошёл с ума. Они поставили благополучие страны выше своего и проиграли.

После оглашения «Кровавого Акта» 6989-го года отец вернулся домой молчаливый и шокированный. С этим новым законом король окончательно перешёл черту. Начались волнения и возмущения, никто не хотел «приносить кровавую и магическую дань Его Величеству каждый первый день лаурдена». Король — не божество, чтобы жертвовать ему кровь и магию. И даже божеству каждый отдаёт дань добровольно. Раха́рд Девятнадцатый окончательно свихнулся, и поняли это не только граждане Абе́ррии. Аллора́нцы подогнали к нашим границам суда и устроили военные учения.

Отец собрал всю семью и сказал:

— Мы решили устранить короля. Пусть на престол взойдёт его старший сын, сомнений в его адекватности у меня нет.

— Если покушение сорвётся, ты поставишь под удар всю семью, — возразила бабуля.

— Мы не можем медлить. Исполнять акт никто не станет, начнётся гражданская война. У нас есть сорок дней до наступления следующего лаурдена, за это время мы подготовим и проведём операцию. Король безумен, мы обязаны расправиться с ним, прежде чем он навредит Абе́ррии.

— Мне не нравится эта затея, Илита́р, — нахмурилась бабушка. — Нельзя ли подождать, пока это сделает кто-нибудь другой? Желательно тот, кто сам метит на престол. Это, знаешь ли, логичнее. Если уж марать руки, то во имя власти.

— Пока все ждут, Рахард сотворит другую глупость, а аллора́нцы нападут. И угадай, какой остров они постараются захватить первым, мама.

— Илита́ар прав. Цейла́х пострадает одним из первых, если начнутся военные действия. Проще устранить короля, — вздохнул дед.

Мы, дети, тогда притихли за столом. Да, от нас никогда ничего не скрывали, и взрослые при нас обсуждали многие идеи и события, учили нас с братьями анализировать и думать… но вот так, в открытую, планирование убийства они обсуждали впервые, и у меня всё похолодело внутри от страха.

— Значит, необходимо в первую очередь обезопасить Цейла́х, — задумчиво проговорила бабушка. — Прокляните остров. Пусть им смогут править только Цила́фы. И закрепите проклятие посмертной данью. Если покушение провалится, и нас казнят, то наши смерти хотя бы послужат усилению проклятия, — Нинелла Цила́ф обвела собравшихся за столом тяжёлым взглядом. — Тогда корона будет вынуждена оставить в живых хотя бы детей.

— Мама, ты драматизируешь, — поморщился отец.

— Так сделай это, и незакреплённое проклятие само рассеется через пару лет, — пожала плечами бабуля и сощурилась: — Тебе всегда везло, Илита́р, и ты плохо представляешь, что такое настоящее поражение. Я против покушения на короля.

— А я согласен с сыном, Нине́лла. Мы должны действовать.

— Король безумен, и его паранойе нет равных. Вы не сможете подобраться к нему, последнее время он принимает лишь сыновей! — возразила бабушка.

— Я найду способ, мама. Не нужно во мне сомневаться, — заверил мой отец.

Тогда на семейном голосовании лишь два голоса были против покушения — бабушкин и мой. Не то чтобы я действительно осознавала последствия решений отца, просто стало как-то обидно, что бабулю никто не поддержал. Два моих старших брата, взрослая уже сестра с мужем, родители и дед решили, что короля необходимо устранить. А потом покушение провалилось. Король оказался не настолько безумен, когда дело касалось его личной безопасности.

Семья Цилаф была схвачена, всех, кроме меня, казнили публично на главной столичной площади. А меня заставили смотреть. Но казнь я помню плохо: бабушка напоила меня сильнодействующим успокоительным, чтобы со мной не случилась истерика на людях.

Именно бабушка собрала для меня сумку и дала последние наставления. А ещё она успела впихнуть в меня все тайные семейные арканы — даже те, которые никогда не зарисовывали на свитках. От обилия знаний трещала голова, но я прилежно делала то, что говорила бабушка, потому что её плохое предчувствие передалось и мне.

Мы даже успели попрощаться. Бабушка оставалась со мной до самого конца, и никогда не забуду, как больно было отпускать её крепкую руку. «Ты Цилаф, ящерка моя. Возьми то, что твоё по праву и будь сильной. Ты справишься, я в этом уверена. Всегда помни, что мы тебя любим и гордимся тобой», — сказала она, обнимая меня в последний раз.

Тела родных предали глубине в тот же день. Дед загодя успел наложить проклятие, на котором настаивала бабушка, и смерти всех Цилафов одна за другой усилили его. Отец просил короля оставить в живых Бесте́за, которому едва исполнилось тринадцать. Но брат уже достиг возраста сознательности, поэтому разделил судьбу рода. Я осталась одна, отделённая от своих земель и родного замка высокими зачарованными стенами приюта «Утешение».

Жаль, что отомстить королю мне никогда не удастся. Его убили всего несколько месяцев спустя, и на престол взошёл его сын, Рахард Двадцатый. Новый король неоднократно пытался снять проклятие с Цейлаха. Но без Цилаф наши земли накрыло плотным туманом, и даже на пляж проклятого острова теперь не ступить. Что происходило там — не ведомо никому. Дед не стал бы причинять вред людям, сюзереном которых являлся, поэтому я подозревала, что под пеленой тумана жизнь идёт по-прежнему, просто остров теперь закрыт для чужаков, пока в замок на скале не вернутся Цилафы.

Говорят, что остров уже обступил новый гребень рифа, а обратное течение разворачивает не только утлые судёнышки, но и усиленный магией королевский флот. Не знаю, верить этим слухам или нет, но дед был гениальным проклинателем, поэтому я в нём и не сомневалась.

Меня вдруг охватило спокойствие. Тревога ушла. Если останусь гайроной — так тому и быть. Я расслабленно вникла в её движения. Плавные, ритмичные, чёткие. Куда она плывёт? Куда я плыву? Я вдруг очень остро почувствовала себя живой. Не просто гайрону отдельно, а себя — гайроной. Осознала свою мощь и силу. А дальше произошло слияние. Резкой вспышкой в мозгу возникло понимание — я отрицала свою гайрону и противопоставляла себя ей. Ошибка! Я сама — гайрона. Этот шипастый хвост и великолепные когти — мои. Это я рассекаю толщу морской воды. Это я радуюсь свободе и морю.

На смену панике и ужасу пришёл восторг. Я всплыла на поверхность и обернулась человеком. Потому что человек — это тоже я.

Над морем загорался розовый закат. Оказывается, прошёл целый день. Ближайшие острова — в десятке лиг. Раскинула руки в стороны и смотрела, как над морем гаснет день. Тишину нарушали лишь мерный плеск волн и редкие крики чаек. Я смотрела, как причудливые облака образуют фигуры в небе. А следом пришло понимание: я — Цилаф, и я верну свой остров, чего бы мне это ни стоило.

Подняла голову над поверхностью и огляделась. В прямой видимости только очертания островов и одно торговое судно. Аллора́нское! На лице расцвела улыбка, перетёкшая в оскал, и я уверенно скользнула к кораблю гайроной.

Ха́инко мне благоволит.

Корабль шёл встречным курсом. Это ли не удача? Подплыв достаточно близко, снова перекинулась в человека, подогнала лямки сумки по размеру и позвала:

— Помогите! Спасите!

— Человек за бортом! — раздалось в ответ.

Мне кинули верёвки, и я уцепилась за одну. Команда слаженно потащила меня ближе к судну, и я запоздало сообразила, что одежды-то на мне так и нет.

— Подождите! — крикнула я. — Мой ойха́л утонул, прошу вас, бросьте мне хотя бы полотенце, чтобы прикрыть наготу…

После небольшого замешательства по верёвке скользнула скрученная кольцом тряпка, и я, как могла, обвязалась ею. Хорошо хоть не прозрачная, но толку от неё всё равно было немного. По борту корабля спустили верёвочную лестницу, с помощью которой я и поднялась на палубу.