— Наконец, самое интересное. — Она быстрыми и точными движениями нарезала небольшой, серого цвета участок мозга. — Таламус чистый… а вот мост и продолговатый мозг… смотри сам! Вот очаг, видишь?

— Подожди, я так быстро не могу. — Я разглядывал лежащую у нее на ладони важную часть головного мозга.

— Даже без микроскопа видно. — Она указала кончиком длинного и узкого ножа на точку в несколько миллиметров диаметром. — Так что все сходится. Умер от того, от чего лечили. Стволовой инсульт. Молодцы!

— Смеешься, что ли? — Я недовольно посмотрел на нее. Патологоанатомические шутки хуже хирургических. Особенно для реаниматолога.

— Почему смеюсь? — удивилась она. — Я на днях вскрывала мужчину, он от остеохондроза лечился, а умер знаешь от чего? Пришлось расхождение поставить…

— Слушай, — прервал я рассказ, — а у нашего ничего больше нет? Если честно, то я думал про тромбоэмболию.

— Ну ты же сам смотрел! Легочная артерия, легкие — все чистое! — Патологоанатом всплеснула руками. — Есть признаки гипертонии, которую он, поди, не лечил, атеросклеротические бляшки уже есть. Видишь? И он же, наверное, дымил как паровоз?

— Да, он курильщик, — кивнул я печально, словно это у меня были бляшки в артериях.

— А печенку посмотри! — воскликнула она, схватив лежавшую на весах красно-коричневую плотную печень. — Видел? Эх, мужики, не бережете вы себя. А потом бегаете к нам: чего он умер? Чего он умер? Ты, кстати, чего такой бледный? — посмотрев на меня, заботливо спросила женщина. — Давай чаек заварю?

Глава 3

Время на дежурстве, особенно ночью, ползет улиткой, а между дежурствами летит стрелой. Дома я пытался выглядеть как обычно, играл с детьми, садился за книгу — в том смысле, что продолжал писать начатый рассказ. Однако жена меня быстро раскусила и уже на второй день после того злосчастного дежурства предупредила: или я рассказываю, что случилось, или она будет думать о самом худшем.

— Во время моего дежурства умер пациент, — стал я рассказывать, дождавшись, когда дети поужинали и ушли из кухни, — доктор, довольно молодой… Помнишь, я тебе рассказывал? Инсульт. Он совсем плохой поступал, вначале думали, что не вытянем, а потом он лучше стал… Я жене его обещал… ну, не то чтобы обещал, просто обнадежил, что все хорошо будет… Короче, жалко его. Да и ее тоже. Может, ее еще больше…

Жена почувствовала, что я что-то недоговариваю.

— Понимаешь, — вздохнул я, — непонятно, чего он вдруг взял и умер? Я ожидал, что это тромбоэмболия легочной артерии, но на вскрытии ее не оказалось. А самое главное, с монитором какая-то дурацкая история вышла… Я точно помню, что подключал его! А оказалось, что подключен сосед. И выходит, что я виноват в том, что не вовремя начали реанимацию…

Жена вздохнула, погладила меня по руке и стала уговаривать или взять отпуск, или сменить работу. Вместо этого я на следующий день пошел на дежурство. Так, за работой и отдыхом, пролетела неделя.

Небо нависло мутное, белое и беспросветное. Сеял мелкий дождь. Я плелся на работу. Проходя через Строгановский сад по пути к метро, с удивлением услышал, как заливается какая-то птица. Задрав голову, я разглядел необычную птаху. Она сидела на верхушке высоченной одичавшей груши и, несмотря на осень и непогоду, распевала свои птичьи трели. Я неожиданно для себя улыбнулся, а затем, напевая «Скворца» «Машины времени», погрузился в утреннюю толчею метро…

Заведующий отделением выглядел обеспокоенным. Я, стараясь отогнать плохие мысли, в шутку поинтересовался:

— Надеюсь, что это не из-за моего опоздания?

— Если бы я каждый раз, когда вы опаздываете, волновался или злился, то уже лежал бы с язвой желудка, — усмехнулся было он, но тут же нахмурился. — По поводу того больного…

Я уселся на диван. Чего-то подобного я ожидал все эти дни.

— Так вот, позавчера следственный комитет изъял его историю болезни… Я, кстати, сделал ксерокопию. На всякий случай. И кроме некоторых дурацких записей, за которые вам и доктору Быкову придется влепить по выговору, там все более-менее нормально…

— А что мы такого написали? — угрюмо поинтересовался я. Если бы дело закончилось выговорами, это означало бы, что мы легко отделались. Но присутствие в этой истории следственного комитета навевало мрачные мысли.

— Что написали? — недовольно повторил заведующий. — Ну вы, например, после времени и даты осмотра добавили «от Рождества Христова». Зачем? А «прогноз для жизни печальный»? Что за детский сад?

Я кашлянул.

— Больше не буду. — Я изобразил раскаяние. — А Быков?

— Еще хуже. — Тут шеф не выдержал и снова усмехнулся. — Для кого он писал, что больной употребил мартини в составе коктейля агента Джеймса Бонда в количестве одного стакана? Что, это имеет отношение к заболеванию? Или к последующей тактике лечения? Или к истории болезни? — вдруг разгневался завотделением.

— Конечно. — Несмотря на свои скверные предчувствия, я улыбнулся. — Может, он был в алкогольном опьянении и от этого лежал без сознания.

— Тогда надо было брать кровь на алкоголь! — отрезал шеф.

— Но комитет-то изъял историю не из-за наших записей? — ангельским тоном поинтересовался я.

— А вот и увидим. Впаяют вам, доктора, срок… Не дай бог, конечно! — добавил он. — Короче. В кабинете у Натальи Олеговны, она сейчас за начмеда по неврологии, сидит следователь. Он хочет и с вами поговорить. Так что переодевайтесь и идите к ней. И советую вам обойтись без всяких шуточек! Да читайте то, что будете подписывать! — напутствовал меня шеф.

— А у штурвала кто останется? — спросил я и указал на белую пластиковую доску, на которой маркером был записан внушительный список дел на сегодня: рентген легких и список фамилий, КТ головы, тоже со списком, перевязки, консультации — словом, ежедневная рутина.

— Я, разумеется. — Шеф уселся за стол. — А потом буду вам сухари сушить. Вы еще здесь?

Я быстро облачился в хирургический костюм темно-зеленого цвета с непонятной надписью на иврите, накинул белый халат и выскочил из реанимации. Проходя по коридорам отделений, освещенным искусственным светом, заполненным больными, сотрудниками, посетителями, каталками, запахами, которые невозможно было выветрить, как и убрать лишние кровати с лежащими на них пациентами, я добрался до кабинета заведующей неврологией. Взявшись за ручку, я на мгновение замер — на меня стремительно накатило предчувствие больших неприятностей. Затем постучался и быстро вошел.

Наталья Олеговна была самой молодой из заведующих отделениями во всей больнице. Приветливо поздоровавшись со мной, она представила своего посетителя:

— Роман Семенович, из следственного комитета. Пришел нас допрашивать, — с легкой улыбкой добавила она. Ни напряжения, ни волнения я у нее не заметил.

— Старший лейтенант Воронцов, — сухо кивнул он, но при этом встал и пожал мне руку.

— Доктор Агапов, — ответил я и сел напротив него.

Старлей был не при погонах, а в штатском: светлая рубашка без галстука, серый пиджак и джинсы. Он был помладше меня, но вид имел суровый. Глаза умные и взгляд цепкий, как у психиатра.

— А мы, оказывается, знакомы с Романом Семеновичем, — сообщила мне Наталья Олеговна. — Я его бабушку пару лет назад лечила.

— Мы вас часто вспоминаем с благодарностью, — серьезно сказал Воронцов.

— Так вы по этому поводу? — поинтересовался я, забыв про наставления шефа о недопустимости шуток.

— Нет. К сожалению. — Тут старлей криво улыбнулся.

Я почувствовал внутри холодок и скрестил руки на груди. Наталья Олеговна же оставалась абсолютно спокойной.

— Не будем терять время. Что случилось? — напрямую спросила она.

— Видите ли, — уже без улыбки начал он, — возбуждено уголовное дело и начато предварительное следствие по факту смерти гражданина Яблочкова, умершего в нейрореанимации вашей больницы.

Мы с Натальей Олеговной удивленно переглянулись. Уголовное дело? Следствие? Что за черт?

— Пациент скончался от инсульта, — заметила Наталья Олеговна, — результаты вскрытия подтвердили диагноз и причину смерти. При чем тут следственный комитет и уголовное дело? Мне непонятно.

Воронцов чуть заметно кивнул, понимая наше недоумение, и заговорил тоном, может, и не слишком дружелюбным, но и без враждебности:

— Поступило заявление, суть которого сводится к тому, что гражданин Яблочков был отравлен…

Мы в изумлении уставились на следователя.

— …отравлен своей любовницей гражданкой Ясновой, — продолжал он, внимательно наблюдая за нами. — А сотрудники больницы обвиняются в нераспознании симптомов отравления и в неоказании медицинской помощи в полном объеме.

— Чепуха! — с негодованием воскликнула Наталья Олеговна. — Диагноз не вызывал сомнений и был подтвержден необходимыми исследованиями. А поскольку пациента привезли в так называемое терапевтическое окно, то ему был проведен тромболизис.

И, видя непонимающий взгляд следователя, она пояснила:

— Тромб закупорил сосуд головного мозга и вызвал инсульт. Пациента привезли в течение часа от начала заболевания. Поэтому тромб успели растворить, кровоток восстановили и тем самым дали шанс на выздоровление.