В реанимации меня встретила старшая сестра.

— Что вы опять натворили? — поинтересовалась она, буравя меня своими черными глазами.

— Убийство, халатность, мздоимство, — хмуро ответил я, пытаясь ее обойти.

— Дошутитесь, доктор! — пророчествовала медсестра. — Вы в курсе, что приходил мужик из следственного комитета, изъял историю и записал фамилии всей вашей смены? С того дежурства, когда доктор помер.

— Петля затягивается, — пробормотал я и ринулся в реанимационный зал: пусть водоворот работы затянет меня так, чтобы некогда было думать про обиды, отравления и обвинения.

Но, увы, оттого что я забыл про них, проблемы никуда не делись. И когда я, сунув руку в карман, наткнулся на визитку частного детектива, то разом вспомнил все и поморщился, словно от зубной боли. Погрузившись в мрачные мысли, я с раздражением разглядывал красных драконов на черном фоне и золотые вычурные буквы: «Арсений Строганов».

Тем временем из операционной вернулся заведующий. Сварив кофе, он позвал меня в ординаторскую.

— Как пообщались со следователем? — спокойным тоном поинтересовался он. Впрочем, во взгляде была заметна тревога.

— На нас завели уголовное дело по поводу смерти Яблочкова. Жена написала жалобу, что его отравила любовница. Это та девушка, которая по вечерам его навещала, помните? Отравила каким-то экзотическим ядом, вызывающим тромбозы… — Я глотнул кофе.

— Ни хрена себе! Вы не шутите? — Шеф не отводил от меня изумленного взгляда, а рука с бутербродом застыла в воздухе.

— К сожалению, нет, — покачал я головой. — Затем, по словам жены, любовница вступила с нами в тайный сговор с целью убийства нашего пациента. И поскольку «сверху» были звонки, следственные органы теперь роют землю. Вот в двух словах о нашем общении. То, что обвинения бред параноика, понятно. А то, что они еще и обидны, я промолчу.

— Это очень скверно, — помрачнел заведующий. — Я не столько про ваши эмоции, сколько про… Ладно! Про отравление — это, конечно, чушь…

— Нет. — Я вздохнул. — Они обнаружили яд в мартини, который он пил в гостях у Ясновой. Яснова — это любовница, — пояснил я.

— Однако! — Шеф так и сидел с чашкой кофе в одной руке и с бутербродом в другой. — Значит, ишемический инсульт был вызван употреблением яда? Но получается, что, проведя тромболизис, мы попали в точку? Тогда что мы сделали неправильно? Никаких признаков отравления у пациента не было. Расхождений на вскрытии, слава богу, тоже нет. Мне, правда, так и не ясна причина смерти…

— Мне тоже, — вставил я.

— Дальше. Надо будет переговорить с Пашей и Анжелой. Может быть, эта Яснова и правда делала им какие-то предложения? Лучше бы узнать об этом заранее. Я уверен, что допрашивать будут всех. По крайней мере, тех, кто дежурил в тот день, не зря же следователь переписал фамилии из графика.

Я, соглашаясь, кивнул.

— Что это у вас? — заинтересовался шеф, кивнув на красно-черно-золотую визитку, которую я продолжал машинально вертеть в руках.

— Да вот, Наталья Олеговна дала телефон своего спарринг-партнера и посоветовала связаться с ним. Вроде он может нам помочь, — пояснил я и пожал плечами. — Только не знаю, как и чем?

— Я бы позвонил, — заметил шеф. — Наталья Олеговна плохого не посоветует.

— Судя по этим рисункам, он или тинейджер, или шизофреник. — Я постучал ребром визитки по столу.

— Вот и спросите, — усмехнулся шеф.

После нескольких гудков я уже собирался повесить трубку, но мне все же ответили, причем тон у говорившего был весьма недовольный, а голос — словно у него живот скрутило или судорогой челюсти свело.

— Вам удобно говорить? — вежливо поинтересовался я. — Может, мне перезвонить?

— Говорить мне совсем неудобно, — последовал ответ, — но перезванивать не надо, я буду слушать. Вы кто?

«Душат его, что ли?» — подумал я про себя, а вслух представился и объяснил, кто дал мне его телефон.

— Да. Я понял, — просипел он. — Две секунды… Вот, теперь я вас слушаю! Просто я стоял на голове. Гимнастика, понимаете? Вы же доктор, так что должны знать, что приток крови к голове улучшает мыслительный процесс в мозге.

Мой мыслительный процесс немного затормозился от полученной информации. Но я не стал вставать на голову, а просто сел на стул. И, стараясь ничего не упустить, рассказал о сложившейся ситуации.

— Да, непростой случай, — согласился детектив Строганов, или кем он там был на самом деле. — Я вижу здесь три проблемы и пять способов их решения. Я берусь за ваше дело, — очень важным тоном вынес он вердикт. — Но!

Возникла пауза, и я успел подумать, что, во-первых, сейчас он потребует кучу денег за свои услуги, и я вежливо откажусь. А во-вторых, что я терпеть не могу таких самоуверенных людей, принимающих решения на основании столь малого количества информации… Точно откажусь!

— Но, — вдруг радостно продолжил он, — мне нужен напарник! И то, что вы доктор, — это же знак!

— В каком смысле? — озадаченно поинтересовался я.

— В самом прямом! — Он уже не сдерживался и чуть ли не кричал в трубку. — Это не совпадение, это знамение!

Я отодвинул телефон от уха подальше.

— Я берусь вам помочь, ждите моего звонка! — донесся до меня голос. — Ну наконец-то поперло! — И на этом разговор прервался.

«Точно больной на голову. Может быть, ему нужен психиатр? — подумал я. — Но я-то реаниматолог…»

Видимо, осень действует на людей по-разному. Осенью Пушкин творил свои бессмертные произведения, Любовь Яснова отравила своего любовника, гражданка Алмазова решила затравить нас, обвинив в убийстве своего мужа. А вот мой новый знакомый Арсений Строганов просто спятил, как Болванщик из «Алисы в Стране чудес». Я потряс головой, чтобы избавиться от всей этой чепухи, и пошел работать.

Глава 4

Есть такое поверье в отделениях реанимации: если день прошел спокойно, то ночь будет бурной. В смысле работы. И наоборот.

Сев часов в девять вечера поужинать, я очень надеялся, что ночь будет тихой. Как у Пушкина в Полтаве.

— Доктор! — В ординаторскую заглянула, качая головой, медсестра. — Там консультант из отделения пришел. Идите посмотрите на это чудо-дерево!

— Я еще чай не пил! — возмутился я. — А потом, что я, консультантов не видел?

— Ну как знаете!

Чертыхаясь, я встал из-за стола и пошел в реанимационный зал. Ровно посередине, спиной ко мне, стоял доктор и покачивался с пяток на носки. Халат ему был мал и короток. Зато большущий колпак он напялил аж на уши. На шее у него висел фонендоскоп, из кармана торчала рукоятка неврологического молоточка, а хирургические перчатки были натянуты поверх рукавов халата.

«Никакой он не консультант, — подумал я. — Так колпаки носят только студенты. А перчатки? Вот уж точно, чудо. И фонендоскоп еще…»

Он, услышав мои шаги, резко обернулся. Лицо было скрыто марлевой маской. В узкой прорези между колпаком и маской блестели глаза.

— Здравствуйте! — жизнерадостно поприветствовал он меня. — А вы доктор Агапов? А я врач-интерн! — гордо сообщил он и стал тыкать пальцем в криво висящий бейдж. — Отделение неврологии!

«Понятно, — усмехнулся я, — только со студенческой скамьи».

— Я собираюсь произвести осмотр пациентов, — сообщил он тоном, каким раньше говорили: «ТАСС уполномочен заявить».

Мы переглянулись с медсестрой. Она захохотала.

— Конечно, — едва сдерживаясь от смеха, ответил я. — Только, пожалуйста, руками ничего не трогать. И никого. Если что, я в ординаторской, — добавил я, обращаясь к медсестре.

— Нет уж, доктор. — Медсестра мгновенно стала серьезной. — Пока ваш интерн будет осматривать пациентов, — обратилась она ко мне, — вы никуда не уйдете. И все останутся живы, — добавила она.

Интерн не понял, чего это мы вдруг переполошились, и смело шагнул к одной из кроватей. Я вздохнул и остался, даже подошел поближе. Трубки, дренажи, зонды, катетеры — все это требовало аккуратности и опыта, каковых у коллеги-интерна просто не могло быть.

— Так вы невролог? — поинтересовался я у него. — Тогда зачем вам «уши»? — И я ткнул пальцем в фонендоскоп.

— Уши? — изумленно переспросил доктор. — А, это вы про…

— Да, — кивнул я, сам удивленный его незнанием медицинского сленга. — «Уши» носят терапевты. Они слушают больных. А неврологи носят молотки. — Я указал на молоточек в его кармане. — А знаете, что носят нейрохирурги?

— Нет, — вдруг перебил он меня тоном отличника, сдающего экзамен. — Я точно знаю, что доктор во время осмотра должен иметь фонендоскоп, молоточек, часы с секундной стрелкой, аппарат для измерения…

— Доктор… э-э… — Я пригляделся к ламинированной белой картонке на его халате. — Строганов? — воскликнул я, читая текст. — Арсений Строганов? Врач-интерн, отделение неврологии? Какого черта?!

То-то мне его голос показался знакомым!

— И я рад нашему знакомству! — протянул он мне руку в резиновой перчатке. — Ой, простите…

И стал неловко стягивать ее. Разумеется, она разорвалась.

— Я сделаю все, что в моих силах! И даже больше! Можете на меня рассчитывать. — Сдавив мою кисть, он долго тряс ее, пока я с силой не вырвал ладонь из его цепких рук.