* * *

Мы сидели в ординаторской и пили чай. Арсений, вежливо отказавшись от ужина, с аппетитом умял мои бутерброды, после чего стал рассказывать, как он проник в наш корпус. При этом он размахивал руками, словно неаполитанец, и успевал поедать общественный мармелад.

— Вначале я хотел прикинуться больным. Я намотал на голову бинт, набрызгал на него немного крови, типа раненый, но затем передумал, поскольку выяснил: пациенты реанимационных отделений своими ногами не ходят. — Он запустил руку в опустевшую коробку с мармеладом и, поняв, что все выел, тяжело вздохнул. — Тогда я решил прикинуться доктором. Я посидел на студенческих форумах, посмотрел пару серий «Скорой помощи», это американский сериал про…

— Я в курсе, — кивнул я, продолжая с любопытством разглядывать своего нового знакомого. Очень уж своеобразным был этот молодой человек. Излишне подвижный, чтобы не сказать нервный. Но при этом какой-то благожелательный и искренний.

— …сериал про больницу «Скорой помощи» в Чикаго, — продолжал он. — Так вот, проникнуть на территорию вашей больницы не составило труда, забор всего два с половиной метра. В отделение неврологии я попал на грузовом лифте, а в реанимационное отделение ведет черный ход. Я оделся, как одевается врач, напечатал бейдж…

— Я вас раскусил, — улыбнулся я и перечислил его ошибки.

Судя по всему, его это задело.

— Может быть, это особенности вашей больницы, — с обидой в голосе сказал этот артист, — а в любой другой меня бы не распознали. Ну, неважно, — отмахнулся он. — Главное, что к вам можно проникнуть незамеченным. Теперь я слушаю вас! — И Арсений Строганов достал потрепанный блокнот.

Я не успел и рта открыть, чтобы поинтересоваться, с чего начать рассказ, как он перебил меня:

— Я создаю свой метод раскрытия преступлений! Он состоит из шести пунктов. Пока из шести. Назвать их? — Я не успел ничего ответить. — Сбор информации! Это раз! — Арсений щелкнул пальцами, подражая Фандорину. — Вы скажете, что во всех методах собирают информацию. — Я опять ничего не успел сказать. — Но в моем методе нужно собирать все, что может иметь отношение к делу, и даже то, что не может! Понимаете? Сейчас объясню. Например, после вашего звонка я собрал кучу сведений о вас. О вашей семье, вашем хобби. И знаете, что больше всего на меня произвело впечатление? Образно говоря, вштырило?

Тут он замолчал и даже замер. Я пожал плечами.

— То, что вы пишете рассказы! — От избытка эмоций он хлопнул в ладоши, и блокнот упал на пол.

— А, ну да… — Я немного растерялся. Многие знакомые хвалили мои литературные опыты, но, насколько я знаю, никого из них не вштыривало от них.

— Смотрите! — Создатель уникального детективного метода одним движением выпорхнул из старого глубокого кресла. — Вы — доктор! И вы пишете рассказы! Кстати, «Обратная сторона Земли» — очень прикольное название. А этот… как его… день из жизни этого, как его…

— «Один день из жизни доктора Алексея Михайловича», — изумленно пробормотал я, глядя на своего нового читателя.

— Мне очень понравился рассказ, — закивал он, — потому что короткий. И содержит полезную информацию про ваше отделение.

Я решил, что это одобрение.

— Вы уже осознали всю важность этого сочетания? Доктор-писатель! — Его глаза расширились и смотрели на меня не мигая.

— Пока не очень, — ответил я, раздумывая: это он «с приветом» или я туго соображаю?

— Ну это же элементарно! — закричал сыщик и подхватил блокнот с пола. — Доктор Ватсон тоже был писателем! Поняли? — И, видя недоумение на моем лице, принялся объяснять: — Ну нельзя же быть таким тормозом! Я — детектив, как Шерлок Холмс, а вы — доктор и писатель, как Ватсон! Мне нужен напарник. И наша встреча — это как… яблоко по башке Ньютону! Она перевернет вашу жизнь! Вы рады?

Молодой человек просто светился от счастья. Видимо, приняв мое молчание за знак согласия, а удивленный взгляд за выражение радости, этот юный детектив начал сбор сведений.

— Итак, наше первое дело. Назовем его… «Случай в реанимации»? Нет, банально. «Отравленный любовник»? Звучно, мне нравится. Но можем во время следствия легко поменять название. — Он уселся в кресло и раскрыл блокнот. — Любовница отравила своего любовника, он попадает к вам в реанимацию и умирает на одном из ваших дежурств. И его жена обвиняет и любовницу, и вас в его смерти. Все правильно?

— Ну, если совсем коротко, — согласился я. — Вы, судя по всему, любите краткость?

— Я люблю быстроту, — ответил детектив. — Сейчас я буду вас спрашивать… Кстати, а можно на «ты»?

Я кивнул.

— Кажется, это называется «сбором анамнеза»? — Он посмаковал медицинский термин. — Начнем с начала. Что ты ел в тот день на завтрак? Ну, в день, когда умер этот мужик.

Я думал, что меня уже ничем не удивишь. Однако ошибся.

— Я? А какая разница? Ведь не меня же отравили, — усмехнулся я, глядя, как сыщик что-то рисует в блокноте.

— Никто не понимает, — с сожалением сообщил мне Строганов. — А знаешь почему? Потому что не владеют моим методом. Ты же задаешь вопросы больному, которые тому кажутся дурацкими? Так что вспоминай: что было на завтрак?

— Пф! Разумеется, я не помню. Бутерброды, йогурт, каша, кофе… Ну, что-то из перечисленного точно было. — Я пожал плечами. — Хотя подожди! — Я сам удивился тому, что неожиданно вспомнил. — Я же в тот день жутко не выспался! И есть совсем не хотел. Выпил кофе и поехал на работу.

— Ура! Заработало! — вдруг оживился частный детектив и потер руки.

После пятнадцатого вопроса я перестал их считать. Детектив задавал вопросы не задумываясь, словно они были подготовлены заранее. И требовал таких же быстрых ответов. Часто прерывал меня, не давая договорить, и перескакивал на другую тему.

— Ты знал этого доктора раньше, когда тот еще был здоров?

— Нет, я его увидел первый раз здесь, в реанимации. На второй день после поступления, — рассказывал я. — Он окончил тот же институт, что и я, только немного раньше…

— Ты, когда поднимаешься по эскалатору в метро, считаешь количество ламп?

— Что?! Вроде нет…

— А на том, последнем дежурстве, ты общался с любовницей пациента?.. А с женой?

— Нет. Да. — Я едва успевал отвечать.

— Опиши мне его жену. И любовницу.

— В смысле внешность? — уточнил я. — Жена, она высокая, с хорошей фигурой, глаза…

— Внутренность, — перебил он меня. — Елена Алмазова… кратко. Яснова, тоже кратко. Обеих. Как в Википедии, понимаешь?

Я усмехнулся.

— Волна и камень. Стихи и проза. Лед и пламень.

— Это Пушкин, — проявил осведомленность сыщик. — А твой диагноз?

— Алмазова — она такая… эффектная, умная… И, как оказалось, зловредная. А Яснова — улыбчивая, душевная… с виду, во всяком случае. И подозревается в отравлении… Слушай, я не понимаю, какой диагноз ты хочешь услышать.

— Тоже мне, доктор-писатель, — хмыкнул Строганов. — А во сколько умер Яблочков?

— В два ночи.

— С кем ты дежурил?

— С Анжелой, она очень опытная и ответственная медсестра, и с Пашей, он студент Военно-медицинской академии, медбратом подрабатывает. Толковый парень. И еще санитарка с нами…

— Был ли дождь тем вечером?

— Нет, — ответил я уверенно, вспомнив, как разглядывал через окно двор приемного отделения.

— Во сколько ты ужинал?

— Где-то около девяти…

Я продолжал отвечать, удивляясь, что события той ночи вовсе не исчезли из моей памяти, а были словно спрятаны за закрытыми дверями. И Строганов со своими вопросами-ключами как будто открывал эти двери.

— Какую музыку ты слушал после ужина?

— Музыку? — несколько удивился я. — Да не помню… А почему ты думаешь, что я вообще слушал музыку?

— Потому что на столе у медсестры стоит радио, которое постоянно играет, — буркнул он в ответ. — В тот вечер оно тоже играло?

— Наверное. — Я пожал плечами. — Даже могу точно сказать — играло.

Я прислушался — пел Гарик Сукачев. И в этот момент меня вдруг накрыло воспоминание… Арсений, видимо, задал мне очередной вопрос, но я даже не услышал его, погрузившись в свои мысли.

— Ты чего? — Детектив хлопнул меня по ноге. — Заснул?

— Подожди-ка, — попросил я Строгонова, машинально потирая ушибленное колено. — Я вспомнил…

Вероятно, мой тон подействовал на нетерпеливого сыщика, и он замер, боясь пошевелиться.

— Я точно вспомнил! — громко воскликнул я. — Монитор! Понимаешь?

Арсений интенсивно закивал, хотя явно не соображал, о чем идет речь.

— Я был уверен, что подключал Яблочкова к системе контроля состояния больного! — Я вскочил и возбужденно зашагал по ординаторской. — А оказалось, что нет! Понимаешь? Оказалось, что система была подключена к соседу! Это значит, что я забыл, ошибся… А сейчас я вспомнил! Когда я подключил его к системе, на экране монитора появились цифры: его пульс, давление и сатурация, и я сказал: «Хорошо!», потому что все показатели были в норме, и тут как раз песня дурацкая заиграла: «Хорошо, все будет хорошо…», понимаешь? Я тогда еще подумал, что теперь-то точно у доктора все будет хорошо!

Ух! Я плюхнулся на диван. Просто камень с души свалился…

Арсений, наблюдая за мной, с довольным видом снова потер руки.