Я закрыл глаза и призадумался.

— Одет он был вполне обычно для доктора, — начал я вспоминать нашу короткую встречу. — Странно только, что он искал кардиореанимацию, хотя у нас на двери написано «нейрореанимация».

— Это раз, — с важным видом кивнул Арсений.

— Потом, он зачем-то ждал нас, хотя мог просто оставить анализы на столе и уйти…

— Это два! — довольным тоном отреагировал детектив.

— Маска у него была натянута по самые глаза, как у тебя, — продолжал я воскрешать в памяти подробности встречи с доктором. — А доктора чаще всего опускают ее на подбородок, когда не заняты работой с больными.

— Это три! — воскликнул Арсений так, как обычно кричат «бинго!». — А если еще и цвет глаз вспомнишь… И возраст!

— Вряд ли, — покачал я головой. — Хотя постой… — Я вдруг отчетливо вспомнил быстрый удивленный взгляд того доктора: брови приподнялись, глаза округлились… — Темные глаза у него были! Точно! И мне он показался довольно молодым.

— Да ты true detective, — усмехнулся Арсений. — Но это был доктор? Или просто переодетый в доктора чел типа меня?

— Пожалуй, доктор, — подумав, ответил я.

— Но который не хотел, чтобы его могли опознать, и который делал свое темное дело под видом доктора из приемного отделения. — Строганов хлопнул в ладоши. — И, кстати, он вовсе не ждал вас. Он провел разведку, установил следящую аппаратуру и собирался свалить, когда вы пожаловали.

— Какую аппаратуру? — изумился я. — К тому же он заходил в реанимацию около полуночи, а Яблочков умер значительно позже, в два.

— Где-то записывается, кто и когда дежурит в приемном отделении? — перебил меня сыщик, не слыша ни моих вопросов, ни возражений.

— Разумеется, — кивнул я. — Есть график дежурств. Можно позвонить в «приемник»…

— Так звони уже давай! — закричал на меня этот несдержанный тип и забегал по ординаторской.

Оказалось, в тот день работали три доктора, которых я хорошо знал, причем двое из них дежурили и сегодня. Никаких новых врачей на том дежурстве не было… «Да и вообще, мы уже больше месяца ищем в «приемник» доктора, никто не хочет идти!» — сообщил мне по телефону коллега.

— Эврика! — Строганов потер руки и громко запел: — «Стиль, как яд белладонна, с летальным исходом. Ты падкий на промо. Поставь трижды крест на себе, как фанатки Мирона…»

Я пожал плечами. Умный, конечно, может позволить себе подурачиться, но…

— Ты почему еще не звонишь Анжеле и Паше? — строго спросил Арсений.

— Э-э… а зачем?

— Узнать про медсестру из отделения гинекологии, разумеется! Если они ее тоже не знают, то позвонишь туда. Что ты сидишь?

— Они спят, — спокойно, но твердо заявил я. — Я могу позвонить им завтра утром.

От ругательства, которое готово было сорваться с уст Арсения, меня спас зазвонивший телефон. Меня срочно вызывали в отделение.

Строганов собрался было идти со мной. Но я засомневался. Все-таки он такой непредсказуемый, лучше бы подождал меня здесь. Но медсестра мудро заметила, что если мне вдруг понадобится помощник, то юный коллега будет незаменим. А она лучше здесь останется и присмотрит за больными. Я вздохнул и согласился.

— Слушай, а зачем тебе все это надо? — рискнул я спросить у Строганова, пока мы шли в ЛОР-отделение. — Ты так зарабатываешь на жизнь? Или просто адреналина не хватает? Извини, конечно…

— Адреналин — это кайф! И деньги тоже. — Он мечтательно заулыбался.

А я напрягся, ведь мы так и не обговорили стоимость его услуг! Но дальнейшие его слова так удивили меня, что про деньги я и забыл.

— Но самое классное, — Строганов аж остановился прямо посреди лестничного пролета, глаза его горели, — это быть на вершине! Ощущать счастье, понимаешь? А у меня такое бывает, когда я побеждаю зло. Я становлюсь от этого добрее и счастливее! Добро должно побеждать зло, согласен? Вот у самурая нет цели, а только путь. А у меня есть путь и есть цель. Круто, правда? — И он голосом счастливого человека запел: — «We passed upon the stair, we spoke in was and when…» Это моя любимая песня у Дэвида Боуи!

Я поймал себя на том, что стою с открытым ртом, пораженный этим самураем. Больше всего меня изумило то, что говорил он искренне, совершенно не рисуясь и не пытаясь произвести на меня впечатление.

Вернулись мы через полчаса. «Коллега», как я его называл во время консультации, был в восторге. Он только один раз заставил меня вздрогнуть, когда на прощание дал совет дежурной медсестре:

— Если увидите светящихся людей в золотых плащах, сразу звоните нам. Это ангелы пришли за душой!

— Интерн… молодой, сериалов насмотрелся, — виновато пояснил я изумленному медперсоналу. — Шутит неудачно…

— Я это у тебя в книге вычитал, — обиженно отозвался «интерн».

Когда мы вернулись в ординаторскую, Арсений буквально заставил меня позвонить в отделение гинекологии. Пока я набирал номер телефона и вел переговоры, Строганов сидел в кресле и в нетерпении тряс ногой — то одной, то другой. Увы, никто не вспомнил, что было две недели назад, заканчивалась ли магнезия и посылали ли кого-нибудь за ней в реанимацию. Не было и новеньких сотрудниц в последний месяц. Я извинился за ночной звонок и повесил трубку.

Тут Строганов стал выбивать какой-то бешеный ритм ладонями по подлокотникам. Чувствуя, что внутри меня нарастает раздражение, я встал и пошел к выходу из ординаторской.

— Ты куда? — тут же вскочил он.

— Пойду гляну пациентов, — не оборачиваясь, ответил я.

— Я с тобой! — безапелляционным тоном заявил Арсений.

Был час ночи. Медсестра ловкими движениями меняла капельницы, делала уколы, измеряла температуру. Я обошел больных. К счастью, «полет проходил в штатном режиме». Арсений вначале молча следовал за мной.

— А на какой кровати умер Яблочков? — вдруг негромко поинтересовался он.

— Вот на этой. — Мы как раз стояли у той самой «четвертой» кровати, на которой сейчас лежал алкоголик с черепно-мозговой травмой. Выглядел он жутковато: забинтованная голова, ссадины и гематомы по всему лицу, изо рта торчала трубка, ведущая к аппарату ИВЛ.

— Ага, — задумчиво произнес Арсений и стал ходить вокруг кровати, озираясь по сторонам, затем приподнялся на носки, чтобы осмотреть полку, на которой стоял монитор, а потом вообще прилег головой на подушку к пациенту и стал внимательно разглядывать противоположную стену, скользя взглядом от окна до самой двери.

К счастью, пациент был в наркозе, а то испытал бы психологический шок. Чего не избежала медсестра. Глаза ее расширились, она посмотрела на меня, затем кивнула в сторону Арсения и покрутила пальцем у виска. Я пожал плечами и смущенно улыбнулся. Затем Строганов вскочил, встал в ногах у пациента, внимательно посмотрел на его лицо и стал потихоньку пятиться, удерживая его в поле зрения. Не дойдя буквально шага до поста медсестры, он задел столик, на котором в эмалированном лотке лежали использованные шприцы. Столик зашатался, но устоял.

— Осторожно! — рявкнула медсестра. — У «третьего» гепатит, это после него шприцы. — Она подошла, чтобы забрать их.

— А куда их девают? — полюбопытствовал он.

Медсестра вновь уставилась на нерадивого молодого «специалиста».

— Доктор, — повернулась она ко мне, — объясните вашему интерну, куда нужно девать использованные шприцы. Кстати, — она остановилась на полпути с лотком в руках, — это в вашей смене шприцы в мусорку выкидывают? А вы куда смотрите? Старшая нам всем мозги уже вынесла! — заявила она и вышла из зала.

Арсений тут же бросился к сестринскому посту и запрыгнул на стол. Я сдавленно вскрикнул. Строганов, не обращая на меня внимания, приподнялся на цыпочки и зашарил вытянутой рукой по верху железного шкафа, в котором располагался электрощиток.

Меня, словно невралгией, прострелила мысль: если сейчас войдет дежурная сестра, то она вызовет нам психиатрическую бригаду.

— Эврика! — радостно крикнул он и спрыгнул со стола. — Нашел! — заговорщическим тоном сообщил он мне и потряс левым кулаком, в котором явно было что-то спрятано. — А что она там про шприцы говорила? — как ни в чем не бывало поинтересовался он.

— Про шприцы? — Я еще не пришел в себя от изумления. — А, да просто во время того дежурства кто-то выкинул использованный шприц в мусорное ведро.

— Ну и что? Разве это не мусор? — теперь удивился Арсений. — Не за окно же их выкидывать?

— Нет, разумеется. Их собирают в специальные контейнеры с дезраствором, причем отдельно от игл. А тогда кто-то случайно, наверное, выбросил… Хотя странно, — добавил я, — опытная медсестра никогда так не сделает…

Я замолчал, потому что Арсений, расплывшись в улыбке, схватил лежавшую на столе ручку и, держа ее словно кинжал, стал приближаться к кровати, на которой когда-то лежал Яблочков. Затем он изобразил то ли статую дискобола, то ли пролетария с булыжником и… нанес пациенту воображаемый удар ручкой.

— Это укол шприцом, — громким шепотом прокомментировал он, затем развернулся, протопал к выходу, резко остановился и запустил ручкой в мусорное ведро. Вся эта пантомима была очень комичной, но мне было не до смеха. Буквально через секунду в зал вошла медсестра. Я облегченно вздохнул…