Вадим Калашов

Чума теней

Посвящается Семёну Трескунову — моему другу и автору стихотворений в этой книге


Пролог

…Чёрное небо.

…Умирающие люди.

…Мрак и холод.

…А вокруг только тени, тени, тени…

Чума теней!

…Чары злого волшебника? Хуже! Коварство матушки-природы.

…У неё не проси пощады.

…Милосердие не по её части.

…А вокруг опять тени, тени, тени…

Чума теней!

…Человек. Кто сказал, что ты наследовал землю?

…Убей лжеца!

…Мертвецы теперь семья твоя.

…А вокруг снова тени, тени, тени…

Чума теней!

Чу! Всполохи огней за холмом. Наивная попытка развеять надвигающуюся тьму!

Ма… матерь свою хотел позвать малыш. Но оборвался его крик на первом слоге.

Унесли все стоны и крики тени, тени, проклятые тени.

Чума теней!

Запри дом на все ставни, замуруй дверь, законопать крышу. Нет спасения. Она просочится сквозь камни и найдёт тебя. И всех, кого ты любишь. Она жадная. Ей всегда мало.

Чума теней!

Слёзы немногих выживших. Молчание тысяч умерщвлённых. Проклятия каждому виновному. Молитвы об избавлении в каждом храме. Но не будет избавления. Будет затишье. А потом она вернётся. Никто не знает, когда и надолго ли. Но знают, что её приход неизбежен.

Чума теней…

Часть 1. Ни тени сомнений

Глава первая. Однажды в трактире

— Не знаю, Соловей. Его меч внушает уважение, во всяком случае издали.

— И что? Ставлю сотню, мужику не хватит силушки даже на один взмах.

— Сотня? Ты шутишь, Соловей? Да, когда в твоих карманах-то деньги такие водились!

— Надо будет — найдутся. Нет, ты что, Квашня, серьёзно боишься человека, который спит при свете? В его-то годы.

— Мало ли, почему он не гасит лампаду. Вдруг он… ну, из этих… ну, стишки там всякие кропает…

— А ты видел, чтобы хоть раз ему в комнату носили перо и чернила? То-то же. А вот случай, когда хозяин забыл доставить маслица к лампаде… Фу, кричал, словно капризная девочка. Ножками разве что не топал. Я вам, видите ли, заплатил, чтобы у меня круглые сутки горел свет! Я потребую свои деньги назад. Тьфу. Зря мы тогда не поставили недоноска на место.

— И всё же…

— Квашня, мы не собираемся никого убивать. Так, немного сбить спесь. Ну, да, ещё повеселиться всласть.

— Герцогу не понравятся такие шалости.

— Герцог ничего не узнает. Да и, простите, чего он хотел, заставив гнить столько времени в трактире, где даже выпивки хорошей нет, а уж про девок я и молчу…

— Да нормальные здесь девки, чего сочиняешь?

— По твоим годам сопливым сойдёт. А я уже не в тех летах, чтобы каждую дуру, с которой что-то светит, называть солнцем. Я разборчивый.

— Нарываешься, Соловей.

— Прости, Квашня. Лишнего сказал. Всему виной прескверная выпивка. Палками бы по спине отходить трактирщика. Да за такие шутки герцог точно три шкуры сдерёт. Очень уж он стал близок с торгашеским сословием. А рядовой проходимец с мечом… да какое герцогу до него дело? Ну, что? Давай, Квашня, все согласны, один ты упрямишься.

— Хорошо. Убедил. Я в деле.

— Давно бы так! Выпьем мальца перед шалостью?

— Ты же говорил, что выпивка здесь скверная.

— Ну, как скверная. Под хорошую-то закуску сойдёт. Повезло мне тут разжиться на рынке славными колбасами…


Со своего места Герт не мог разобрать многого. Но что солдаты герцога задумали какую-то пакость, он догадался. Только по отношению к кому?..

Главным кандидатом смотрелся длинноволосый аристократ, выбравший самый дальний столик и самую красивую девушку в прислугу. Конечно, простым копейщикам чревато искать ссоры знатного человека, даже в их не самом рыцарском герцогстве, но ревность уравнивает сословия. Тем более если парень предпочёл этот трактир дорогой гостинице, то, двести золотых на кон, у него из знатного остались только имя да манеры. А всё остальное — связи, деньги, положение в обществе — было да прошло, и вернуться не обещало.

Могли солдаты пошутить и над трактирщиком. И повод искать не надо, его выпивку только ленивый не ругал. Но, судя по многозначительным кивкам в сторону комнат, план был составлен всё-таки для одного из жильцов. Постоянных жильцов.

От размышлений отвлёк щелчок по щеке. Герт мотнул головой, затем подобрал косточку от вишенки, и ему недолго пришлось искать, кто бы мог это сделать.

Светловолосая девчонка примерно его лет, может, чуть младше. Та самая, с которой познакомился возле ворот. Так она, оказывается, остановилась в том же трактире.

Будь это одна из деревенских или поселковых озорниц, Герт грубо выругался или хотя бы показал кулак. А здесь… она смотрела с такой обезоруживающей улыбкой, что Герт тоже улыбнулся в ответ.

Девчонку одёрнул хмурый подросток, тот же, который испортил разговор у ворот. Несмотря на то что волосы грубияна были черны, как сажа (но блестели в корнях), черты лица не оставляли сомнений: это её брат, причём именно родной, а не какой-нибудь кузен. И почему-то данное обстоятельство было приятно Герту. Он точно знал, что очень бы расстроился, окажись паренёк, так по-хозяйски распоряжавшийся знакомствами девчонки, не её родственником, хотя понятия не имел, в чём причина. А может, просто стеснялся понять.

А вот хмурый мальчик явно понимал всё и даже больше, ибо послал Герту взгляд, который ясно говорил «забудь!». Сестра демонстративно отвернулась от брата. Брат наклонился и стал что-то шептать ей на ухо. Она скривила рот и спрятала волосы под платок.

Герт задумался, если эти двое — силы небесные, как же она мила! — брат с сестрой, то кто тогда им обоим тот мужчина, с которым их видел, когда входил в город? Сейчас он, кстати, куда-то запропастился. Слишком важен для слуги и, судя по лицу, никак не может быть не то что их отцом, а даже дальним родственником. Но они его слушались именно как отца: например, девочка немедленно спрятала волосы под платок, когда он только погрозил ей пальцем.

И подростку, и мужчине, который его сопровождал, почему-то было очень важно, чтобы никто не видел волос девочки. Возможно, это связано с их религией — предположил Герт.

Брат куда-то потянул сестру. Она не сопротивлялась. Лишь обернулась ненадолго и подмигнула Герту.

Герт понятия не имел, что значит это, но всё равно подмигнул в ответ.


Иногда Фейли казалось, что Блич её ненавидит. Это было, конечно, не так. Во-первых, они не способны на настоящую ненависть. Ну, в том понимании, которое вкладывают в это слово люди и близкие к ним расы. Во-вторых, он всё-таки её родной брат. В-третьих, за годы скитаний Фейли сполна ощутила его заботу. Блич был предупредителен в сотне мелочей, а последняя ложка похлёбки всегда доставалась сестре.

Нет, для Блича нет никого ближе и роднее, чем Фейли. Тогда почему он так ведёт себя со всеми, кто ей нравится? Надо будет спросить профессора Найруса. Он умный. Он всё знает. Правда, сейчас он куда-то пропал.

Придётся самой искать правдоподобные версии.

Ну, положим, раньше, когда они шли мимо городов, где никогда не перестанут гореть огни, а потом мимо городов, где гостям обводят мелом тени, прежде чем пустить за ворота, можно было предположить, что Блич просто полон опасений по отношению ко всем незнакомцам. Но здесь?.. Здесь, где у ворот обычная стража, а улицы освещены только в центре?.. Кто им может причинить вред? Что за глупые страхи!


Страхи… уж чего-чего, а их во снах незнакомца было предостаточно.

— Неет!

Никогда бы Соловей не подумал, что мужчины способны так жалобно стонать. Даже палач не смог бы заставить взрослого человека исторгнуть подобные звуки. Уж Соловей-то знал наверняка: совсем недавно пришлось за один грешок оказаться в застенке. Не так серьёзно, чтоб покалечили — хотя будь он не копейщик герцога, закон отнёсся бы к нему строже, — но шрамы от раскалённых щипцов остались.

Но теперь благодаря тому навыку Соловья, из-за которого он чуть не сел в тюрьму, копейщики сумели открыть запертую изнутри комнату, не разбудив владельца.

Спрятав отмычку, Соловей с приятелями подошёл к кровати.

Незнакомцу снился кошмар. Копейщики видели, как бедняга гнётся, словно раненая пантера, как стонет и рычит, мечась по кровати, слышали его плач.

— Ребят, оставим затею. Опасно. Человек так не может. Он словно оборотень, который вот-вот обернётся зверем, — промямлил Квашня.

— Какой он тебе оборотень? Луны почти не видно! — шикнул Соловей. — А вервольфы так себя ведут только в очень лунную ночь.

На самом деле Соловей понятия не имел, как себя ведут вервольфы. Просто не хотел, чтобы трусость деревенского парня с обидной кличкой Квашня испортила шутку.

Впрочем, только ради того, чтобы посмеяться, идти на проникновение со взломом было глупо. Копейщики первым делом обыскали пожитки незнакомца. Увы, монет нашли — кот наплакал. Куртка из оленьей кожи, широкий плащ да меч — всё, что представляло хоть какую-то ценность.

Куртка вполне обычная, а вот плащ чуть было не испортил всю затею. Вывернув его наизнанку, копейщики чуть не ослепли сами и едва не разбудили незнакомца.