Немного сонную.
Немного растрёпанную.
Как всегда — потрясающе красивую.
Ада была одета в любимую чёрную пижаму и тапочки, но при этом куталась в стянутый с дивана плед — видимо, только встала и замёрзла со сна. Голубые глаза немного мутные, но на первый взгляд никаких веществ этой ночью женщина не принимала.
— Привет.
— Привет! — Она чуть-чуть подалась вперёд, Илья подошёл и мягко, очень по-дружески, поцеловал молодую женщину в щёку.
— Который час?
— Полдень.
— За городом тааааак хорошо спится… — Ада потянулась, но тут же снова закуталась в плед. — Не знаю, зачем ты здесь, но очень рада тебя видеть.
Бархин не сомневался, что услышит именно эти слова.
— Ты позвонила и попросила приехать.
— Когда?
— Ночью.
— Понятно… — Ада поправила плед. — Значит, это не было сном.
— Твой звонок мне?
— Мой вчерашний день.
— И несколько предыдущих?
— Что ты имеешь в виду?
— Я видел бутылки в мусорном ведре. Сколько их будет в спальне?
— Не тебе меня осуждать.
Бархин вздрогнул и даже сделал шаг назад. Маленький, но сделал. И совсем другим тоном произнёс:
— Извини. Я не собирался.
Женщина промолчала.
— Мне правда очень жаль.
Тишина.
— Прости меня, пожалуйста.
Она едва заметно кивнула. Мир восстановлен, и Бархин почувствовал облегчение. Он знал, что Ада отходчива, но не хотел её расстраивать. Улыбнулся, подошёл к раковине, оглядел количество грязных тарелок и кружек, вздохнул и открыл посудомойку. Ада не была грязнулей, просто иногда… в некоторые дни… она выпадала из реальности…
— Зачем ты здесь?
— Я неожиданно поняла, что должна приехать, — ответила женщина, включая кофеварку.
— На эти дни?
— Да, на эти дни.
— Тебе плохо?
— Тебя это действительно беспокоит?
Он закрыл посудомойку и запустил её. Одновременно сварился кофе — совсем маленькая чашка очень крепкого, и женщина выпила её одним глотком. Очень крепкий и очень горячий. Но Бархин не был уверен, что она почувствовала его вкус.
— Я приехал, Адька, сразу, как только ты позвонила, — ответил Илья, глядя женщине в глаза. — Не задавая вопросов. После ночного звонка.
— Был скандал?
— Не важно.
— Был?
— Не важно.
— Спасибо, — тихо сказала Ада, вертя в руке чашку.
Бархин взял её и принялся мыть.
— Что ты здесь ешь?
— Какую-то еду.
— Какую?
— Какую нахожу.
— Консервы?
— Пью кофе и ем бутерброды.
— Сколько ты здесь пробыла?
— Не знаю. Дня три.
— Годовщина завтра.
— Ты помнишь?
— Мы все помним.
— Чем ближе день, тем… тем сильнее я чувствовала какое-то… беспокойство, что ли… — Ада посмотрела на плед так, словно только что поняла, что кутается в него. — Внезапно мне показалось, что день уже прошёл, я запаниковала, бросила всё и примчалась сюда. И только войдя в дом, поняла, что приехала рано. И решила остаться.
— А что Андрей? — Бархин спросил о муже Ады. О нынешнем муже.
— Он в Пекине. Очередная командировка.
Илья кивнул, подумал, взял только что вымытую чашку и поставил варить кофе себе.
— То есть ничего не ела.
— Когда надоедали бутерброды — я ехала в ресторан.
— Кто был за рулём?
— Ты ведь знаешь, что я больше не пью… — Она замолчала, вспомнив начало разговора, вздохнула и немного нервно провела рукой по волосам. — Я могу себя контролировать.
А он не захотел возвращаться к неприятной теме.
— Отвезти тебя в ресторан?
— Не хочу.
— А чего ты хочешь?
— Удиви меня.
— Удивить вряд ли получится.
— Тогда обрадуй.
Илья улыбнулся. Ада соскользнула с барной стойки, мягко провела рукой по его груди, вышла на террасу и закурила сигарету. Не оборачиваясь к кухне. Глядя на тёмный лес. На ней были только пижама, тапочки и плед, но тоненькая сигарета курится быстро, и Бархин был уверен, что Ада не успеет замёрзнуть. Потом она ушла переодеваться, сказав, что наверное, примет душ, а когда спустилась — примерно через час, — Илья уже приготовил быстрый овощной салат, спагетти болоньезе и открыл бутылку красного вина. Он любил и умел готовить, но только в «Сухарях» делал это с особенным удовольствием. Для души.
Для Ады.
— Потом гулять?
— Не хочу. Просто посидим у камина.
— А потом посмотрим телевизор?
— Например.
— Или включим какой-нибудь фильм?
— Или включим какой-нибудь фильм.
Им никогда не бывало скучно вдвоём. Ни разу со дня знакомства, поэтому до телевизора или фильма дело не дошло: закончив с едой, они перешли в гостиную, разожгли камин и уселись в креслах напротив. Ада по-прежнему пила вино, Илья перешёл на коньяк. Говорили об общих знакомых, о нынешних делах и чего ждать в будущем, несколько раз неожиданно вспоминали прошлое — тёплые, весёлые эпизоды из детских приключений в «Сухарях» — и смеялись; смотрели на огонь — молча, думая о чём-то, вновь возвращались к разговору, перескакивая с темы на тему или долго обсуждая что-то одно. И только около полуночи Илья рискнул вернуться к очень важному вопросу:
— Ты ведь не случайно стала испытывать беспокойство… в этом октябре?
Он выделил слово «этом».
— Пятнадцать лет. — Ответ едва прошелестел, но Илья услышал. — Думал об этом?
— Да.
— А Платон?
— Уверен, что да.
Ада помолчала, пригубила вино и, продолжая смотреть на огонь, сказала:
— Здесь хорошо, далековато, но хорошо… — Выдержала паузу. Он мысленно согласился: «Всё так: далеко, но безумно хорошо, так хорошо, как нигде». И он улыбнулся, подтверждая её слова. После этого Ада продолжила:
— Но я обязательно приезжаю сюда каждый октябрь.
— Ты не говорила.
— Мы договорились никогда не обсуждать октябрь.
Что было правдой.
— За Руслика. — Она подняла бокал.
— За Руслика, — отозвался Илья.
Чокаться не стали.
Длинные ноги Ада положила на пуфик — его принёс Илья — и почти лежала в кресле. Сделав глоток, она не вернула бокал на столик, потянулась, что получалось у неё необыкновенно соблазнительно, помолчала, глядя на огонь через бокал, и медленно рассказала:
— Последние два года мне снится один и тот же сон. Довольно часто снится, не реже раза в месяц. Всё время один и тот же сон: я иду по главной улице «Сухарей», я знаю, что осень, но на улице тепло, ярко светит солнце, так ярко, что можно проснуться от пронзительного света. Я жмурюсь на солнце, но мне всё равно немного холодно. Кажется, лёгкий ветерок.
— Сколько тебе лет?
— Пятнадцать. — Она подняла брови. — Это важно?
— Просто спросил. — Он пожал плечами.
Короткая пауза.
— Я иду и вижу тебя, справа, ты стоишь у ворот Корчевниковых и разговариваешь с Русликом. Я прохожу мимо и слышу, как Руслик спрашивает: «Кто это?» А ты отвечаешь: «Какая-то девчонка незнакомая».
— Я говорю так о тебе? — удивился Илья.
— Да, обо мне, но я не обижаюсь. Я иду дальше и вижу слева Платона. Он стоит у поворота на нашу улицу и разговаривает с Русликом. Я прохожу мимо и слышу, как Руслик спрашивает: «Кто это?» А Платон отвечает: «Какая-то девчонка незнакомая». Но я не обижаюсь, потому что чувствую, что я — незнакомая девчонка. Меня это не смущает. Я иду по улице, подхожу к дому Розалии, прохожу мимо её ворот, делаю следующий шаг… и оказываюсь в лесу, перед калиткой на мой участок. Солнца больше нет, лес тёмный, мрачный, накрапывает дождь… всё как тогда, в тот день. Я стою перед калиткой и точно знаю, что вы стоите на полшага позади меня. Ты — справа, Платон — слева. Я протягиваю руку, нажимаю на мокрую ручку… и просыпаюсь.
— Всё как тогда, — повторил Бархин.
— Я думала, время лечит, а оно лишь убивает. — Ада пригубила вина. — Идеальный убийца, которому не требуется алиби.
— Это и значит «лечить». — Ада наконец-то оторвала взгляд от камина и посмотрела на Илью, показав, что ей интересно, и Бархин развил мысль: — Когда осознаёшь, что рядом с тобой находится идеальный убийца и ты выбран на роль жертвы, и никакие деньги не могут это изменить — многое перестаёт быть важным.
— Наваливается безразличие?
— Меняются приоритеты. — Илья смотрел Аде в глаза. — Я не равнодушен к тому, что тогда случилось.
— Ты просто об этом не думаешь.
— Да.
— Каждый защищается по-своему.
— Да.
— А ты всегда был самым спокойным из нас. И самым умным.
— Мы сделали то, что решили сделать, и этого не изменить, — ровным голосом ответил Бархин, продолжая смотреть в голубые глаза Ады. — Переживать об этом я не собираюсь.
— Ты даже в детстве был очень прагматичным мальчиком.
— Это комплимент?
— Почти.
— Хорошо. — Илья помолчал. — В таком случае можно, я скажу, что ты прекрасно выглядишь?
— Можно, — рассмеялась Ада. — Но ты потратишь комплимент впустую.
Он вопросительно поднял брови. Она, продолжая смеяться, отрицательно качнула головой. Он едва заметно кивнул, показывая, что всё будет так, как захочет она.
— Где я буду спать?
— В угловой гостевой, если ты не против.
На первом этаже.
— Я не против.
— Я там всё приготовила.
— И когда ты всё успеваешь?
— Когда ты курил, оставив болоньезе на плите. — Ада встала и вновь потянулась. — Спокойной ночи.
Тонкая ткань чётко обрисовала большую грудь. Лифчиком Ада пренебрегла.