— Чёрт!

Подскочил с кровати и бросился в ванную — времени до встречи с Анзоровым оставалось впритык.

Сначала следователь хотел увидеться утром в понедельник, но Феликс напомнил о совещании, которое никак не мог пропустить, и услышал в ответ, что можно пересечься в воскресенье. Весьма неожиданное предложение, учитывая, что Анзоров терпеть не мог работать по выходным. Но ещё больше Вербин удивился месту встречи, которым стала небольшая кофейня на севере Москвы — Анзоров сказал, что будет возвращаться с дачи и ему удобно увидеться там. Возможно, следователь действительно жил неподалёку или проезжал по этой улице по дороге из пригорода, но припомнив несколько известных ему фактов, Феликс предположил, что удалённая кофейня выбрана по другим причинам. Однако с вопросами торопиться не стал, решив послушать, как поведёт разговор Анзоров.

Что же касается следователя, то выглядел он по обыкновению чуточку отстранённым, ненавязчиво демонстрируя, что, несмотря на неофициальный формат встречи, это не посиделки старых друзей, а Вербин явился с докладом.

Есть не стали. Проспавший Феликс, конечно, позавтракал бы, но поскольку следователь от еды отказался, тоже ограничился большой кружкой чёрного кофе. Анзоров же тянуть резину не стал и сразу поинтересовался:

— Что скажешь о деле Рыковой?

— Скажу, что о нём пошли слухи и Викторию у нас называют «Девочкой с куклами».

— Дело «Девочки с куклами»? — уточнил Анзоров.

— Дела пока нет, — напомнил Феликс. — Саму Викторию так называют.

— Поэтично.

— Такой её увидели.

— Поэтично и звучно.

— Название понравится журналистам, — обронил Вербин. — К тому же, уверен, скоро слухи выползут за пределы Системы, и они начнут расспрашивать знакомых сотрудников о «Девочке с куклами».

— И что знакомые сотрудники будут им отвечать? — поинтересовался Анзоров, который прекрасно понял намёк, но сделал вид, что пропустил его мимо ушей. — Там самоубийство?

Феликс промолчал, уверенно глядя собеседнику в глаза. Следователь поморщился, а потом улыбнулся:

— Да ладно?

— Сразу скажу: улик никаких. Но куча косвенных и серьёзных сомнений. И ещё одна версия появилась вчера, но о ней я пока промолчу, потому что совсем сырая.

— Куча косвенных большая? — Сомнения Анзорова интересовали мало. — Дело на основании этой кучи открыть можно?

— Тебе решать, Амир.

— Ты бы открыл?

— Я да, — твёрдо произнёс Вербин. — Я не сомневаюсь, что Викторию убили.

— Значит, я угадал, предложив тебе покопаться в Кожухове.

— Что значит «угадал»? — не понял Феликс.

— Я говорил с Дарьей, она приезжала в Москву на совещание. — Анзоров покрутил по столу кружку, но пить не стал. — Помнишь её?

Дарью, следователя из Иркутска, с которой они прошлым летом взяли серийного убийцу, Феликс не просто помнил, а подружился. И когда она приезжала в Москву, накормил обедом в «Грязных небесах». Вернувшись в Иркутск, Дарья написала Феликсу, что Анзоров о нём расспрашивал, на что Вербин ответил, что всё в порядке и он уже не раз работал с Анзоровым. И стал ждать, во что расспросы выльются. И вот дождался.

Но ответил коротко:

— Конечно, помню.

— Дарья рассказала о деталях твоего… гм… отпуска. Плодотворного отпуска, прямо скажем. — Анзоров покрутил в руке чайную ложку. — И её рассказ в очередной раз подтвердил твоё умение видеть то, чего никто не видит. Ты улавливаешь связи, которых нет на виду и которые становятся очевидными после того, как ты на них указываешь. Надеюсь, ты не воспринимаешь мои слова как лесть?

— Я не настолько наивен.

— Правильнее сказать — не настолько глуп.

— И это тоже.

— И это тоже, — эхом повторил Анзоров. И усмехнулся. То ли задумчиво, то ли с грустью. — Мы все замотаны повседневностью. Я не жалуюсь и не оправдываюсь, я говорю, как есть, и ты знаешь, что я говорю правду — так есть. Мы стараемся делать хорошо, но мы всё равно замотанные люди, а искусственный интеллект пока не научился бегать по «полю» в поисках улик. Мы ошибаемся. Я сейчас не стану говорить, что иногда мы ошибаемся намеренно — это ты тоже знаешь. Но чаще мы просто ошибаемся или, из-за всё той же замотанности, в упор не видим очевидных улик. И ты ошибаешься, но реже, потому что у тебя есть отличный нюх. В Иркутске ты пошёл по следу, которого никто не видел и в который никто не верил, и нашёл «серийника»… Сколько девушек он убил? Двадцать пять?

— Двадцать семь.

— Ты его нашёл. Ты, такой же вымотанный и затраханный, как все мы, его нашёл. Поехал, мать твою, в отпуск, и взял «серийника», который убивал на протяжении десяти лет. Поэтому я и попросил тебя послушать Крылова: твой нюх должен был подсказать, есть в смерти Рыковой криминал или нет… — И резко: — Что ты нашёл?

— Крылов отличный парень, — медленно произнёс Феликс. — Он первым унюхал криминал в деле Рыковой. Он цепкий и может вырасти в хорошего опера.

А может и не вырасти, если замотанность и повседневность превратят его в циничного сотрудника, которому будет плевать на всё, кроме показателя раскрываемости.

— Он упрямый и ради мёртвой девочки поругался со своими, — сообщил Анзоров то, о чём Вербин уже догадался. — Есть ощущение, что Крылова нужно будет забрать с той «земли», потому что работать ему не дадут.

Циничным сотрудникам не нравится, когда кто-то проявляет энтузиазм. Пусть даже юношеский.

— Это намёк?

— Посмотри на парня ещё и с этой точки зрения, — предложил Анзоров.

— Шиповнику скажи.

— Обязательно. — Следователь бросил взгляд на часы. — А теперь давай по делу, а то времени у меня не так много.

Ну, по делу, значит, по делу.

Кофе почти остыл, но его оставалось больше половины кружки, и Феликс решил не заказывать новый. Да и отвлекаться сейчас было бы неправильным.

— В общем, изначально меня смутило то же, что Крылова: Вика подробно описала в дневнике обстоятельства своей смерти — как она будет выглядеть, отчего умрёт, а главное — когда её найдут. То есть в какой день. И совпало, как ты знаешь, абсолютно всё. Возникает вопрос: имеем мы дело с мистикой, с чем-то непознанным, благодаря чему предсказание девчонки сбылось с невероятной точностью, или же с преступным умыслом.

— Или… суицид?

Вербин понял, что в первую очередь Анзорова интересует опровержение так сильно понравившейся ребятам с «земли» версии самоубийства, однако в этом вопросе пока ясности не было.

— Вчера у меня была встреча с… — Феликс на мгновение сбился, не желая называть Нарцисс ведьмой, но подумав, решил ничего от следователя не скрывать. — Встреча с дипломированным психиатром, выдающей себя за потомственную ведьму.

— Да ей, наверное, самой нужна помощь, — пробормотал Анзоров.

— Об этом не скажу — не специалист, — улыбнулся Вербин. — Но Нарцисс — это её фамилия — допускает, что Виктория так сильно страдала от видений, что у неё могли возникнуть мысли о самоубийстве.

— Так себе факт, — кислым тоном прокомментировал услышанное Анзоров.

Настолько кислым, что Феликс поспешил его приободрить:

— От ошибок никто не застрахован. К тому же Нарцисс выдаёт себя за ведьму, что можно использовать для дискредитации её показаний. А на сегодня у меня назначена встреча с психотерапевтом, которая выдаёт себя за психотерапевта. Послушаем, что скажет она.

— А если она скажет то же самое?

— Амир, давай не будем забегать вперёд? — предложил Вербин.

— Давай, — согласился следователь, но всё с той же кислой миной. — И теперь давай разгребать твою кучу косвенных. Что ты считаешь основным?

— Дневник, — твёрдо ответил Феликс. — Почему дневник, из которого мы узнали о психических проблемах Виктории, лежал на видном месте, с закладкой на нужной странице?

— Может, Рыкова его заполняла?

— Последняя запись сделана за день до смерти. Авторучки рядом не было.

— Рыкова могла перечитывать дневник.

— Вместо написания прощального письма? Представь картину: девочка перечитывает дневник, сентиментально вспоминает детали своей жизни, утирает платочком слёзы и убивает себя.

Анзоров пожал плечами:

— Я воссоздаю вопросы, которые нам обязательно зададут.

— Я понимаю, — кивнул Феликс. — И вижу только одну причину, по которой дневник оказался на видном месте: убийца хотел направить нас по ложному следу и решил, что, прочитав дневник, мы узнаем о психических проблемах Виктории и придём к выводу, что она покончила с собой.

— А вышло наоборот — вы ему не поверили?

— Ребята с «земли» наживку проглотили. А Крылов не поверил, что человек захочет убить себя точно так, как ему постоянно снилось в кошмарах, решил, что Виктория должна была от этих образов бежать подальше, а не воспроизводить их. И я с Ваней согласен. К тому же мне не понравилось, что дневник лежал на видном месте. Если бы мы нашли его при обыске, в тумбочке стола, под подушкой, в шкафу, я бы, возможно, стал склоняться к версии самоубийства: дверь заперта, следов борьбы нет, душевное расстройство есть — суицид. Но убийца испугался, что мы не найдём дневник, а если найдём — не станем читать, и выложил его, как товар на витрину, сформировав избыточное доказательство.