Почему каганаты не распространяют свою власть вплоть до самого подножия Каменного Пояса, оставляя почти трехсоткилометровую полосу Приграничья и с трудом контролируемых паханств? Буфер. Жесткая и честная территория, в которой могут выжить только сильные и свободные люди, умеющие подчиняться только неписаным законам. На всем своем протяжении с севера на юг, а это две с лишним тысячи верст, Приграничье имеет ряд отличий и одну общую черту. Здесь умеют уважать давно обесценившуюся человеческую жизнь.

Генератор.

Моисей.

Не верится, но… слишком много совпадений.

Венедис задерживалась. Вик бы долго не смог там находиться, хоть и не считал себя брезгливым. Перед глазами стояли рваные трещины беззубых ртов, дыры носовых полостей и черные провалы пустых глазниц. Красные узлы мышц, пережатые белыми нитями сухожилий, желтые зернистые сгустки жировой ткани и осклизлые лоскутья порванной кожи. Кожи. Глупая мысль — куда подевали кожу? Скорее всего, бросили в угол среди окровавленного тряпья — не отличишь. Абсолютно неважно, кем были жертвы, — Старьевщик испытывал устойчивое желание убить тех, кто это сделал. Зацепило. Это пройдет.

Венди вышла наружу и, сжимая одной рукой полы своей накидки, а другой — светящуюся трубку, принялась очищать подошвы сапог о мох. Ножа Вик при ней не заметил.

— Не доставала?

— Так посмотрела.

— Большая напряженность?

— Не знаю — не вслушивалась.

С чего бы это? Просто так смотрела? Странно.

— И что?

— Нож как нож…

Темнит девчонка. Минут десять внутри находилась — зачем? Оттерев обувь, Венедис нервно посмотрела механисту в глаза:

— Тут ночевать будем?

Он нацепил маску безразличия. Если это проверка, то пожалуйста — трупы, пусть даже такие жуткие, никак не потревожат его здоровый сон.

Устроиться решили во второй избе, и правда оказавшейся баней. Вик хотел прошвырнуться по лабазам, потом передумал. Не то чтобы он испытывал отвращение к мародерству, но в данном случае просто рука не поднималась.

Когда разводили огонь в печи, попросил Венди помочь с воспламенением. Подумал — чего ей стоит? Но девушка стала какой-то совсем задумчивой — покачала головой и вытащила из рюкзака безотказные кремень с огнивом. Даже зажигалки нет. Вик справился и камнями.

Утром выбрали из топки угли, натаскали сена из сухого лабаза и бросили все в дом к мертвецам — сыро, но, если разгорится, будет кремация. Все, что они в состоянии сделать для той… семьи, наверное.

К Саранпаулю вышли быстро — знали бы, еще вчера добрались. Поселок появился неожиданно — лес сменился покрытой карликовыми березами тундрой, метрах в пятистах щетинящейся первыми покосившимися заборами. Саранпауль Вик немного помнил. Здесь они, два десятка осужденных, ночевали в подвале большой трехэтажной постройки из красного кирпича. Поселок был большой, поэтому ограждением по периметру похвастаться не мог. Где-то в центральной части расположился острог — хорошо укрепленный квадрат из каменных зданий, возведенных, не исключено, еще в доисторические времена. В этой части селения размещались органы самоуправления, квартировались и ханский гарнизон, и отряды милиции. Временное пристанище каторжан в верхней его части являлось главенствующим сооружением в остроге. Вне его стен постройки были преимущественно деревянными, хотя тоже встречались кирпичные добротные дома. Для Приграничья очень большой и богатый поселок, один из немногих, даже вроде бы увеличившихся со времен Большой Войны.

Путники прошли по широкой, мощенной камнем улице, не привлекая особо внимания своим внешним видом — к чужакам здесь относились спокойно. Венедис решительно свернула с дороги, увидев многообещающую вывеску «Гостиный угол» над высоченными воротами в не менее высоком тесовом ограждении, с козырьком из колючей проволоки. Стальные полосы на воротах убеждали, что в случае опасности в гостинице можно отсидеться не хуже, чем за стенами острога. Сейчас, впрочем, створки были радушно распахнуты.

Двор Старьевщика впечатлил — обширный, с оленьим загоном, открытым пространством для палаток скотоводов и относительно небольшой жилой пристройкой.

— Гостиница, — усмехнулась Венедис, — кемпинг.

Что такое кемпинг, Вик не знал, а такую конфигурацию постоялого двора нашел вполне оправданной. Учитывая местную специфику. Просто, чисто, аккуратно. И основательно, как все на севере. Мощенная брусом дорожка вела к входу в одноэтажное здание с высокой мансардной крышей — собственно гостинице.

— Пошли. — В голосе Венди появились распорядительные нотки.

Старьевщик поправил на плечах лямки, перевязи и ремни, двинулся следом, на полкорпуса позади и правее, исполняя роль прислуги. Огнестрельное оружие в этих местах можно было носить открыто, а вот глаза механист вновь спрятал за темными стеклами очков — мало ли кто встретится.

Большую часть здания занимал просторный зал — харчевня с несколькими рядами столов, парой каминов и неким подобием барной, по совместительству конторской, стойки. К ней путники и направились. Массивного вида малый, если не хозяин, то и не из последних людей, облокотившись о столешницу, молча наблюдал за их приближением. Без эмоций — по глазам не поймешь, привлекла ли его внешность Венедис. Или не по женской части, или вышколен хорошо, в последнем случае — плюс заведению.

— На один день, — утвердительно заявила девушка.

— Дешевле, дороже? — не отреагировал на отсутствие «здрасьте» малый.

— А в чем разница?

— В расстоянии.

— Тогда…

— Чем дальше отсюда, тем дороже — по вечерам здесь бывает… шумно. И продолжается допоздна.

— …подороже, но не угловую и не сверху. — Венди кивнула в сторону массивной деревянной лестницы, ведущей в мансарду.

Девушка бросила на стойку из ниоткуда материализовавшуюся в пальцах тонкую ханскую драхму. Управляющий, для себя Вик обозначил малого таким образом, задумчиво осмотрел лежащую монету и вздохнул:

— Еще столько же — и кухня за счет заведения.

— Идет, — не моргнув глазом согласилась Венедис, и о столешницу звякнула вторая монета.

Вик бы поторговался.

Крепкая ладонь со сбитыми костяшками, не исключено, парень совмещал еще и должность вышибалы, мгновенно накрыла драхмы. Сверху по кисти постучал изящный пальчик Венди.

— Плюс ответы на пару вопросов.

Рука управляющего на мгновение замерла, потом он неопределенно кивнул и смахнул монеты к себе в карман.

— Позднее, — предупредила девушка, щелчком пальцев отдала Вику распоряжение двигаться следом и пошла по темному проходу.

Старьевщик подхватил у парня простенький ключ с костяной биркой и потрусил следом. Учитывая очки, полумрак коридора показался совсем зловещим.

Судя по форме и потертости ключа, замок было проще открыть ножом, впрочем, дверь с совпавшим номером оказалась вообще незапертой. Шикарные апартаменты — койка, продавленное кресло напротив, что уже неплохо, железная печь-бочонок и платяной шкаф с покосившимися дверками. Окна во двор, удобства там же. Хотя нет, в углу — жестяной умывальник и мятый таз на облупившейся табуретке. Понятие удаленности от зала — весьма относительное. В гостинице всего-то оказалось двенадцать комнат, по шесть на каждую сторону коридора. Если с них взяли драхму за постой, то сколько же стоили дешевые номера? Вик предположил, что порядок ценообразования носил здесь скорее эмоциональный, чем объективный характер. Одним словом, скептическое выражение на лице Венедис механист если и не разделял, то не осуждал точно.

Кровать одна — по всему, вздумай остаться, Вику бы пришлось ночевать в кресле. В него Старьевщик, сняв поклажу, и бухнулся — амплуа нагловатого слуги ему начинало нравиться.

— Чего расселся? — осадила Венди. Как бы ей не приглянулась роль строгой хозяйки. — Найди дров и растопи печь.

Собственно, немного передохнув, Вик собирался заняться личными проблемами, однако на повестке еще имелся обещанный разговор и оплата за эскорт. В тепле делать это было бы намного комфортнее. К тому же Вик не исключал, что придется ютиться здесь до завтра. Одним словом, дрова нашлись во дворе, а когда Старьевщик мучился у топки, опять колотя кресалом по огниву, Венди задала вопрос, чуть не заставивший его удивленно присвистнуть:

— Виктор, фон твоего амулета… ты можешь поднять уровень, чтобы защитить всю комнату?

Вик всерьез задумался. А сама? Непостоянный Конус Безмолвия — это ведь из ассортимента где-то среднего уровня мастерства. Вот и огонь как дикарю приходится разводить… Рассказать? Для активного и даже выборочного подавления механист обычно пользовался другими, не такими миниатюрными и маломощными приборами. Контур… с хорошим охладителем Вик мог поднять амплитуду, скажем, до пары милливольт, однако на улице хоть и холодно, но льда и снега пока нет. Да и что такое одна-две тысячных вольта?

— Если кратковременно — смог бы… теоретически.

Такой ответ Венедис не устраивал.

— Мне нужен долгосрочный эффект, Инженер. А с использованием еще каких-нибудь механизмов?

Каких-нибудь — Вик закатил глаза к потолку. Смотреть там было особо не на что — традиционные метки для медитаций и пятна копоти.

Шелковая лента, отрез сорочки Венедис, например, да пара металлических роликов, медный котелок, кусок колючей проволоки для токосъемников, проводников и обмоток, стеклянный сосуд, соленая вода для электролита, дерево в качестве диэлектрика… из таких подручных материалов можно было соорудить грубый артефакт-осциллятор, способный озадачить любого видока в радиусе доброй сотни метров.

Настолько грубый и настолько озадачить, что это не останется без внимания. А для простейших фильтрующих каскадов понадобится что-нибудь поэлегантнее колючей проволоки.

— Не пойдет, — вздохнула девушка. — Вот в этом ваша, механистов, слабость. Зависимость от вещей.

Вик имел по этому поводу собственное мнение, но спорить не стал — зато эффективность любого механизма практически не зависела от фазы Луны, пятен на Солнце или менструального цикла его владелицы. И это как раз Венди просила прибегнуть сейчас их к помощи.

— Можно сходить к местному кузнецу, — предположил Вик, — но не думаю, что…

— Исключено.

Венедис охватила ладонями голову и взъерошила волосы. По всему выходило, что она нервничает. Любопытно.

Но Вика больше интересовал другой вопрос. Приполярье было слишком холодным местом, и задерживаться здесь не хотелось.

— Так ты об этом хотела поговорить?

— Не совсем. — Девушка закусила губу. — Обстоятельства изменились. Если ты не можешь помочь, то… сейчас некоторые слова не стоит произносить. Даже мысленно. В плетении предначертанного…

Старьевщик шумно выдохнул. Историй, связанных со знамениями и откровениями, он не любил. Невозможность озвучить мысли — не повод нарушать договоренности. Нет разговора — нет проблем.

— Для начала хотелось бы получить расчет. — Вик потер большим пальцем об указательный. — А так как ничего больше мне предложить не могут…

Девушка нервно рассмеялась и резко села на кровать, та жалобно скрипнула продавленными пружинами.

— Кретин! Неужели ты не чувствуешь… ах да, куда тебе… механист! Ты очень плотно увяз в этом деле! Ты уже ни черта не случайный попутчик!

— С чего бы?

— С того. — Венди принялась судорожно копаться в сумке на своем боку. — Думаешь, мне доставляет удовольствие смотреть на твою постную синюшную рожу? Обидно, конечно, немного, что ты такая скотина неблагодарная. Да и глаза б не видели!

Она наконец нашла, что искала, и бросила Вику блокнот в обложке из незнакомой шероховатой кожи:

— Смотри, там закладка!

Старьевщик развернул книжку, дивясь тонкости и белизне бумаги, и уставился на рисунок — круг, весь исчерченный штрихами и знаками. Затем скривился — его на такие фокусы ловить было бесполезно:

— Гороскоп что ли?

— Умный, да? Скорее — хорарная космограмма. Обрати внимание, как расфокусированы проекции планет на эклиптику — это множественная реальность. Асцендент тройной — а вершин максимум должно было быть две, понимаешь? И ни одного прямого отрезка…

Вик зевнул, прикрывая рот кулаком.

— Скучно, да? — участливо поинтересовалась собеседница. — Я в астрологии не так сильна, как хотелось бы — только пару узловых точек и жребиев здесь разобрала. А из трех участников только одного можно персонифицировать по более-менее определенному в схеме прошлому. Одного, механист, именно того третьего, которого там вообще быть не должно. Глянь на следующей странице — я его день и место рождения прикинула. И заодно напряги извилины — тебе эта космограмма ничего не напоминает?

Изображение походило и одновременно сильно отличалось от виденных Виком раньше гороскопов. Нервное, схематичное, размашистое и аморфное, не обремененное геометрической точностью движений его автора. Если кривизна направлений не случайность, а результат, например, множественности векторов вероятности, то расшифровка рисунка — задача невыполнимая. А ведь эта картинка действительно уже где-то попадалась ему на глаза.

Старьевщик, демонстративно плюнув на палец, перевернул страницу блокнота. Каллиграфические столбики цифр, аккуратные сноски и незнакомые символы. Если предыдущий неряшливый рисунок и эти выкладки сделаны одной и той же рукой, то при совершенно разных обстоятельствах. Вик посмотрел на итог вычислений, в глубине души зная результат. И почти не удивился, убедившись в безошибочности значений, потому что он уже понял, где видел это изображение.

Здесь, в блокноте, была только копия. Подробная, точная и сильно уменьшенная. А оригинал, начерченный на окровавленном полу беспалыми культями, уже, наверное, превратился в пепел на берегу безымянной таежной реки. Фрагмент, которого касалась рука мертвеца, Вик помнил отчетливо — до сих пор сознание будоражил легкий привкус отвращения.

Все могло быть подстроено. И картинка, и трупы — все, вплоть до встречи с Моисеем. А в гороскопах Старьевщик разбирался, мягко говоря, поверхностно — Венедис даже не стоило утруждать себя терминологией. Вик легко отдал бы любые сомнения на откуп своей мании преследования, если бы не два момента. Во-первых, масштаб предполагаемой комбинации делал сомнительной выгоду даже от такой неординарной личности, как механист. С самооценкой у Вика было все в порядке — как правило.

Хуже было другое. В школе будущих янычар сознательно лишали прошлого. Вплоть до имени — Масуд, кажется, тогда звали Вика. А после — Палыч растолковал, как помогает просчитывать поступки и последствия знание узловых событий из его жизни. С помощью тех же гороскопов. Одним словом, дата и место рождения Старьевщика не присутствовали ни в одной метрике или анкете. И узнать ее Венди просто не могла. Или могла?

Ровные столбцы цифр определенно не нравились Вику. И играть чужие расклады было не в его правилах. Тем более — присутствовать персонажем в шедеврах, созданных мертвецами.

Он закрыл блокнот и бросил его Венедис:

— Что это меняет?

Девушка пожала плечами:

— По большому счету — ничего, я думаю. Просто ты теперь в опасности.

— Ага, — согласился Старьевщик. — Можно уже бояться?

Все, что случалось с ним до этого, оказывается, было увеселительной прогулкой.

— Не обязательно. Но я, похоже, нуждаюсь в твоей помощи.

О, это правильные слова. Простые и правильные — подвигающие безумцев в одиночку бросаться на легионы. Вик окунается и вязнет, как насекомое, в янтаре карих глаз. Давно механист не велся на магию, против которой бессильны любые амулеты.

И сейчас не поведется.

Разве что так — немножечко. Чтобы подыграть. Все-таки приятно, когда на тебя так смотрят…

А после Старьевщик слушает речи Венедис о том, что ситуация с точки зрения распределения сил теперь практически «обнулена» и находится в состоянии «дрожащего равновесия». И можно бить, и можно бежать, но неизвестно, что принесет больше пользы, а поэтому энергетически выгодно просто ждать, когда реальность сама проявит себя.

Не обозначаться. Не сотрясать эфир. Залечь на грунт — что бы это ни значило. И единственное, что не нарушит хрупкого баланса, — это проявления имманентной магии механиста.

Вик вяло барахтается в бархатном взгляде, понимая, что устал, что не дело так напрягать израненный организм, а залечь и не сотрясать — лучший из возможных вариантов поведения. Но также он знает: некоторые аспекты его колдовства отнюдь не имманентны — они грубы и неразборчивы. И еще — сейчас, пока не поздно, этой ночью, не обращая внимания на усталость, боль и протесты тела, он должен сделать нечто не имеющее с чарующей магией механизмов ничего общего.

И сделать это в одиночку. Потому что карие глаза — это прекрасно, но все еще может быть и совсем по-другому. Все может быть просто подстроено.

А когда судьба проявит себя встречей с чудовищем, истинным автором и исполнителем того страшного рисунка, Вик должен противопоставить что-то серьезнее десятка керамических пуль и палаша с вынутыми оберегами. Пускай это будет и не безотказный в умелых руках механизм — Старьевщик не брезгует никакими средствами, методами и союзниками. Неважно, кто окажется тем чудовищем — неизвестный маньяк, видутана Ясавэй или, если уж все подстроено, сама Венедис. Вик его убьет — если реальности будет угодно.

— Спроси у трактирщика — пускай принесет какую-нибудь раскладушку. И натянет ширму, вот здесь. — Венди указала межу, определяющую для нее личную зону. — Предупреди — ужинать я выйду в зал, сам поешь на кухне. И можешь отдыхать.

В такой глуши граница между прислугой и нанимателями не соблюдалась с таким рвением, как на цивилизованных территориях. Речь не шла о сне в одной постели, но трапезничать за одним столом было делом привычным. Удивительным показалось бы скорее обратное. Но говорить об этом Вик не стал — ужинать он все равно собирался в другом месте.

— Не извольте беспокоиться, — Старьевщик, не отрывая зада от кресла, отвесил полупоклон, — все сделаем в лучшем виде. И…

— Что? — оборвала девушка затянувшуюся многозначительность.

— Неплохо все-таки обналичить одно обещание… ну, в качестве аванса… все-таки я намерен посетить кузнеца… мало ли… и фармацевта…

— А аптекаря-то зачем?

На эту тему Вик мог распространяться не хуже, чем Венди про гороскопы.

— Моисей кустарного пороха отжалел, только без присадок от него пользы мало. Камфара нужна, марганец, селитра, еще кое-что по мелочи.

Венедис снова пошарила в сумке и бросила на стол сыто звякнувший кошель.

— Если понадобится, используй на хозяйственные нужды. Только ориентируйся без фанатизма — тут вся наша наличность. А до ближайшего банка — неделю на оленях.

Вот сучка, Вик растянулся в слащавой улыбке — опять привязывает. Как с собакой — только все больше пряниками: мол, наугощался кнута за последний год. На доверие давит — ну-ну… Банк-то хоть и завалящий, но в Саранпауле должен быть. А хороший вексель и в гостинице отоварят.

Старьевщик ослабил шнурок и вытащил из кошелька пять монет:

— Благодарствуйте покорно.

— Прекращай паясничать. — Венди недовольно скривилась.

— И… тут еще…

— Ну?!

И Вик, особо не стесняясь в выражениях, признался, что намерен снимать томление бренной плоти. Копившееся больше года. Этой ночью. В специально отведенном для этого месте.