— Я?

— Скоро… поймешь.

Вот и думай — знает шаман что-нибудь существенное или только абстрактное, что все девятеро здесь оказались не зря. Ну, насчет себя-то должен быть в курсе.

— А сам?

— Буду здесь… странствовать… мое место будет… пока пути не откроются…

Ясавэй перевел дыхание — слова давались ему с трудом. Все-таки он верил, что когда-нибудь найдет дорогу в Верхний Мир. Не спорить же с умирающим.

— Место хорошее… покойное… человечьей силы много… над чужими хэге посмеюсь… когда придут…

Придут, значит, без всяких если.

— Отнесите… к источнику…

Какому такому источнику? Но уточнить Вик не успел — видутана закатил глаза и перешел на нечленораздельный шепот. Механист вздохнул — даже в паре часов от смерти шаман исхитрился вместо консультации проехаться по ушам.

— Источник — на самом перевале, — пояснила Венедис как ни в чем не бывало. — Но мы сейчас в другое место сгоняем по-быстрому. Тащи свой армилляр.

Старьевщик выгреб из рюкзака устройство, доверился ощущению, что сейчас Венди знает, чего ей надо, и двинулся следом. Прямо на ту площадку, откуда ночью по-рыцарски волок свою спутницу.

— Помнишь чего? — Механист попытался выбросить из головы мысль, что в той части ночного происшествия, когда девушка была хрупкой и беззащитной, а он — мужественным и сильным, присутствует изрядная доля романтики.

— Только самое существенное, — нахмурила лоб девушка, а Вик даже обрадовался — не помнит, оно и к лучшему.

Хотя немного обидно, не без этого. Самое существенное — что?

— Мы все тут не зря оказались. Иначе я бы ни за что не увидела след. — Венди остановилась на площадке и повернулась вроде бы точно в ту сторону, куда смотрела ночью. — Попробуй вычислить координаты.

Чего там пробовать? Вик начал колдовать над армиллярной сферой — отрегулировал уровни ориентировал по компасу, выставил отвес и начал ловить в визир Солнце.

— Что за след? — спросил, не отрываясь от работы.

— У этих твоих Древних на каждом шагу были точки приложения энергии. Причем такой сильной, что до сих пор угадываются трассы. Ими весь эфир, как шрамами, исковеркан — что-то важное из прошлого просто теряется.

— И чего тут важного? — Механист закончил измерять углы и перекрестил ободья сферы в проекции текущего положения на поверхности планеты.

Сейчас, пользуясь эквиториумом, он мог рассчитать координаты и расстояния относительно значимых географических объектов. Например, до Ишима — Вик совместил деления на логарифмических дисках-тимпанах — по прямой было аккурат девятьсот девяносто четыре километра. Теперь, если статично задать второй парой подвижных обручей координаты столицы каганатов, то можно в любое время отслеживать свое положение относительно города городов. Никаких точных привязок к объектам по западную сторону Каменного Пояса, понятное дело, в таблице не прилагалось, но это и не принципиально.

Вообще же в сфере навигаторами использовалось до четырех пар армилляров: одна для текущей координаты, а остальные — для триангуляции. Одним словом, ходить с таким прибором знающему человеку — сплошное удовольствие. Вот только Вик снова посетовал на конструкцию: все манипуляции с устройством приходится выполнять на корточках. Надо будет при удобном случае смастырить что-нибудь вроде раздвижного штатива.

Знал Старьевщик и запрещенные в каганатах схемы доработки армилляра, при использовании которых на предварительно заданном маршруте сложные вычисления не требовались. Раскрутил гироскоп, сделал поправку на прецессию — и наблюдай, как координатная метка сама отслеживает твои же перемещения. Со стороны процесс выглядел совершенно мистически, но на самом деле — чистой воды механика.

За такими сладостными размышлениями Старьевщик чуть не упустил нить беседы. Венедис рассказывала, что важным в той части истории про Холат-Сяхль, когда на нее началось массовое паломничество любопытных, является причинная связь горы с неким местом на западе.

— Видишь ли, инверсный след третьего уровня просто так не возникает. То, что произошло здесь, связано с неким событием, случившимся там. Эта цепочка для нас — явный указатель.

На взгляд Вика, девушка переоценивала собственную значимость для мира. Поверить, что несколько сотен лет назад последовательность громких и трагических происшествий свершилась только для того, чтобы сегодня послужить знаком взбалмошной девчонке, было нереально. Но Венди утверждала обратное:

— Ты попадаешь в ловушку своей примитивной и ограниченной прямыми следствиями так называемой логики. Ни в коем случае одно не вытекает из другого. Область, в которой мы находимся, искусственна во всех пониманиях. Сам говоришь; ветер шумит в полостях скал — это просто ирония вероятностей. Соотношение мест, о котором я говорила, тоже носит хм… рукотворный характер. И наличие людей в этой пустыне, мягко говоря, непредсказуемо. Возникновение Поклонения — тем более нетипично. Это же полный бред — устроить такой ажиотаж из-за спорадической смерти. И это только то, о чем мы знаем.

— Вот как? — ухмыльнулся Старьевщик. — Кто-то недавно говорил…

— Мол, чем невероятнее событие, тем меньше в нем случайности. Об этом и речь, а «тогда» или «сейчас» не имеют никакого значения. Мы с тобой здесь сами — как блохи, путешествующие на кошке. Может быть, это место еще проявит себя совсем по-другому и в данный момент только накапливает свой багаж вне закономерностей. Сейчас — просто один из эпизодов. Глупо им не воспользоваться.

Не воспользоваться — глупо.

Не воспользоваться — глупо.

Глупо.

Не воспользоваться.

Может быть, не все случайности эпохальны? Может быть, бывают случайности, далекие от судеб всего мира? Этакие частные случайности для пары человек?

Вик решился:

— Мне кажется… обстоятельства… если мы станем ближе… ну…

Это были не те слова, которые механист умел говорить. Инженер — невозмутимый и бесстрастный. Гроза борделей. Наверное… кажется… он даже слегка покраснел.

Венедис старательно отвела взгляд в сторону:

— Я подозревала, что ты можешь неправильно истолковать четвертую карту… Виктор… в тебе масса достоинств. Но я предназначена Убийце. А ты — не он. К сожалению.

Нет более обломных ответов. Останемся друзьями…

Вот и ладно — жесткие точки над «ё» и ничего лишнего.

Безнадежно и мучительно помолчали.

— Ты разобрался с координатами?

— Давно уже.

— Теперь посчитай координаты второго места. — Венедис указала рукой на запад.

Старьевщик рассмеялся — как она представляет вычисление положения точки в пространстве по одному только азимуту?

— Не по азимуту, — поправила Венди, — а по направлению. Абсолютному.

— Это типа не одно и то же? — Вик продолжал потешаться.

— Твой азимут — выдумка механистов для оправдания их беспомощности.

У видоков, оказывается, все просто — ткнул пальцем и подавай координаты. Где-то «там», градус туда-сюда, ведь чуйка — штука железобетонная. Не то что всякие широты, долготы и прочие умозрительности. Несколько смущало разве что соседство понятия «абсолютный» рядом со словом «направление».

Венедис глубоко вздохнула, словно разговаривала с малолетним:

— Физическая связь оставила примерно такой след… — Она провела пальцем кривую, которая возникала где-то за горизонтом, рассекала небо, вихляла и заканчивалась под ногами.

О да, рассчитывать корреляцию такой легкомысленной траектории — все равно что искать начало радуги.

— …но ты, механист, вместе со своей замудреной геометрией всю жизнь угробишь, но ничего из этого не вычислишь.

Хорошо хоть, что статутная княгиня отдает себе отчет в подобных вещах. Хотелось бы знать, на что же тогда способна «ее» геометрия.

— На многое, — успокоила Венди, — астральная математика проста для восприятия. Какое, говоришь, кратчайшее расстояние между двумя точками?

Вик почесал нос — он вдруг осознал, что девушка может оказаться права.

Глава 9

Иногда приходится признавать, что разум зашорен прописными истинами и логика присуща даже самым трансцендентальным реалиям. Потому что логика непогрешима, а физика фундаментальна. Они основа любых явлений, просто понимание этого у каждого свое. А человеку свойственно ошибаться, усложняя там, где все намного проще. Причем человек рисует свой мир, кажущийся ему обоснованным и понятным, и так вживается в него, что извлечь его из-условностей, к примеру, планетарной координатной сетки невероятно сложно.

На собственной шкуре — смеюсь над милашкой Венди, не сдерживаю играющее в заднице веселье, очередной раз убеждаясь, что ум и красота обратно пропорциональны. До тех пор пока не догоняю, что меня самого, похоже, природа не осчастливила ни первым, ни вторым. Насчет второго-то я никогда не питал иллюзий, а с первым вон оно как получилось…

Сначала девчонка тычет пальцем в землю — мол, можешь определить местонахождение точки? Хлопаю глазами — уже ведь сделал. Морщит свой острый носик — не здесь, а там. Там — это где? Готов покрутить пальцем у виска, и тут она, паршивка, начинает объяснять мне, умнику, что Земля-то у нас круглая. Кто бы мог подумать? И я засовываю свой смех туда, откуда он вылез. Венди довольна произведенным эффектом.

Зачем ей, спрашивается, глобус, если для нее пространство — неискривленная поверхность планеты. Чего мне остается делать — изготавливаю на лице кислую мину.

Сможешь посчитать? Девчонка указывает чуть ниже линии горизонта — вот ее абсолютное направление. По прямой, которая есть кратчайшее расстояние между точками. Вот так-то. Смогу, что может быть проще.

Азимут я знаю. Угол по вертикали могу измерить. Радиус планеты помню. Указанное Венди направление — хорда по отношению к окружности Земли. Погрешность будет, но не критическая — высоту горы, на которой мы стоим, можно прикинуть на глаз. А вообще — расчет элементарный. Если, конечно, не ориентироваться тупо на палец.

Девчонка согласна: пальцем — это пижонство. Она вытаскивает из подсумка биолокационные рамки, чего только у нее там нет в загашнике, и я наблюдаю, как серебряные проволочные стрелки, дрожа, указывают одна практически строго на запад и другая — почти аккуратно на горизонт. Если и ниже видимой линии, то градусов на пять. Пять градусов отклонения — это дуга навскидку около тысячи верст длиной. Сейчас измерю точно.

Ну, дурак, дурак — где роспись поставить?

Старьевщик, бурча под нос, что на близких дистанциях такой способ определения координат фиг сработает, взялся двигать шкалы на армиллярной сфере. Время от времени он отрывался от прибора и чертил на земле какие-то треугольники и формулы. Пересчитывал градусы в радианы, катеты в гипотенузы и вообще — безжалостно камлал по-механистски.

В конце концов обозначил и вторую точку:

— Хм… интересно.

— Что?

— Вот мы, — Вик показал на перекрестие обручей, — шестьдесят один градус северной широты и по-старому пятьдесят девять восточной долготы. Ну, или ноль по Мертвой. Вот твое Место — шестьдесят три северной и сорок один восточной по-старому. Минус восемнадцать или триста сорок два, это одно и то же, по Мертвой.

— Это принципиально — по-старому или по-новому?

— Да нет, конечно. Существенно, что практически одинаковая широта. В той схеме, которую ты рисовала, мы и остров тоже находились на одной параллели. Может, это и есть его координаты?

— Возможно. А сколько до туда?

Старьевщик задумался — еще одно необычное совпадение. Сколько их вообще должно быть, этих необычных, чтобы переродиться из цепи случайностей в одну стопудовую закономерность?

— Девятьсот девяносто четыре километра.

Про то, что отсюда до Ишима ровно столько же, Вик решил не рассказывать. Зачем провоцировать девчонку на новые откровения про сакральную знаковость? Тем более — сама по себе цифра механисту не говорила ни о чем. Можно будет на досуге, если он когда-нибудь появится, поразмышлять, впрочем, нумерологией Старьевщик не увлекался. Потому как что-что, а это самое что ни на есть шарлатанство.

И еще — очень навязчивая аналогия Мертвой звезды и Горы Мертвецов на нулевом ее меридиане. Нашелся наконец пуп мироздания! Игра слов — не более. Что ты будешь делать, механист даже чертыхнулся про себя, скоро в каждой мелочи начнет мерещиться скрытый смысл!

— Далеко, — присвистнула Венди, узнав расстояние.

— По прямой. А по факту смотри, чтобы в полтора раза больше не получилось.

— Вот и нечего рассиживаться! — Девушка жестом поторопила Вика: мол, собирай быстрее свои манатки. — Отнесем шамана к источнику и вперед.

— А источник-то где? — Механист, опустившись на колено, сложил армилляр.

— Вон, внизу, фокусная точка. Никакой истинной силы — просто статичная привязка.

Условный центр поклонения представлял собой одиноко торчащий посреди седловины останец, напоминавший по форме треугольный парус. Ничего примечательного — камень как камень. Вик фыркнул: а что мы хотели — духовой оркестр, фейерверк и мраморную стелу, подпирающую небеса?

Однако, когда неприкаянные собрали палатку и снесли Ясавэя вниз, к останцу, какой-никакой памятный знак на камне все-таки обнаружился.

Железная табличка, покрытая махровым слоем ржавчины, с изображением угловатого мужского профиля и еле различимым текстом. Вик попытался сковырнуть налет ножом, но верхняя часть доски была разрушена коррозией почти до дыр, а внизу удалось различить лишь слова «ИХ БЫЛО 9» и правее, более мелким шрифтом: «…яти ушед не …увшихся… звали мы э ревал и… ни… Дятло…».

Выше, совсем испорченные временем, вероятно, значились имена этих девяти несчастных.

А может быть, эти девять были из совсем другой легенды, забытой или не рассказанной шаманом.

Старьевщик не стал обременять себя размышлениями, чьим конкретно именем назван перевал в память, как он понял из обрывков текста, об ушедших и невернувшихся. Судя по профилю, этот Дятло… был парнем волевым и решительным. Если только, как это часто бывает, изваяние героя не имеет с оригиналом ничего общего.

Вик, по старинному обычаю, подобрал небольшой булыжник и положил возле таблички. Как овеществленное свидетельство почтения. Пускай миллион человек оставят у твоей могилы камень — и вырастет гора. Раздавит, наверное, то, что оставалось от человека, но будет заметна издалека. Гора, не человек.

Только и без камня никак нельзя: если ни у кого не пошевелилось нагнуться и принести — что ты был и как жил ты, а?

Возле останца камней не было — ни одного. Сила у места присутствовала, а вот камней не было — может быть, раньше совсем по-другому проявляли внимание. А сейчас, наверное, совсем мало народу здесь проходило. Никого.

Глянув на механиста, положил камень и Моисей, потом остальные неприкаянные — получился невысокий тур из семи булыжников. Хоть что-то — на девятерых упокоенных, или скольких тут на самом деле забрали горы?

Венедис за камнями не следила — чуть в рот не заглядывала умирающему видутана. Тот бредил совсем уж беспредметно, но девушка вслушивалась. То ли зацепку искала, то ли и вправду — понимала. А шаман распрягался то про кипящий чайник духов хэге, то про закрытую крышку мира нув'нянгы, которого Венди, переспрашивая, именовала «навью». Переспрашивать, кстати, у шамана даже при его здравой памяти бесполезно.

В конце концов Ясавэй жестами дал понять, что пора закругляться. Ткнул пальцем в Старьевщика:

— Инженер, убей мой пензер.

Вик вопросительно перевел взгляд на пахана. Тот указал на бубен:

— Наверное, чтобы никому не достался.

— А убить как?

— Совсем убей, — еле просипел видутана.

Старьевщик повертел в руках инструмент шамана. Выступы по краям делали бубен похожим на большую шестеренку добрых пяти пядей в диаметре. Совсем убить? Сам попросил — Вика всегда нервировала игра в иносказания. Он размахнулся обеими руками и с силой опустил обечайку инструмента на камень. Обод переломился, а бубен, совсем по-человечески выдохнув, сложился пополам. Теперь он напоминал обыкновенную тряпку с кусками досок по краям. Это то, что называется убить насовсем?

Ясавэй протянул руку — дай! Вик подчинился.

— Теперь уже — иди-иди, — снова забормотал видутана, — большое говно… у тебя есть… носи… судьба такая… а мне мешает сейчас.

Последней фразы шамана, кроме Старьевщика, никто не слышал.

Ясавэя оставили возле камня с ржавой табличкой. Завернули в одеяло, прислонили плечами к останцу и двинулись на юг, через перевал. Податься на запад можно было, не преодолевая седловину, но и Венди, и видутана считали, что проход через фокусную точку Места собьет с толку любую ищейку — что ханскую, что Гоньбы. Чуть позднее Моисей планировал свернуть вообще на восток, подняться на виднеющуюся поблизости безымянную высоту, обойти ее по траверсу через южный склон и только потом, петляя в лабиринте гор, отправиться на противоположную сторону Пояса.

Вик обернулся — шаман полулежал, укутанный в одеяло, сжимая в руках остатки бубна, и улыбался. Здесь ему нравилось. Легкий снег падал на лицо Ясавэя и уже не таял. Наверное, видутана так и умрет — с улыбкой во весь рот. Птицы и ветер очистят лицо от плоти, а шаман так и будет скалиться на Мертвую звезду обнаженными зубами.

— Жалко, — вздохнул Моисей, — хороший мужик. А бросаем, как собаку. И нам самим без шамана худо придется.

— А что, у тебя видоков мало? — поинтересовалась Венедис.

— Хватает, почему мало? Только они теперь каждый сам по себе.

Старьевщик знал, какую роль играл видутана в отряде Моисея. Интересное явление, Вику совершенно непонятное, — говоря механистским языком, шаман генерировал выделенную область в общем информационном потоке. Причем — вне физического пространства, и доступ в нее был позволен только членам группы. Этакая несущая частота для обеспечения синхронности действий.

— Нам бы сейчас связаться с той ватагой, что по западному склону идет, — продолжал сетовать пахан. — С Ясавэем бы на раз контакт настроили. А сейчас придется думки ловить, слаживаться, и поди разберись еще потом, что у кого конкретно на уме.

В этом была непреодолимая проблема взаимного обмена мыслями. Снять чужую эмоцию не так сложно, как кажется. Даже на почтительном расстоянии, если хорошо знаешь человека. Транслировать свою — тоже реально, надо только достучаться. Синхронизироваться потом — муторно, но при должной сноровке иногда получается. И даже тогда это не будет состоянием «вопрос-ответ», скорее — чем-то вроде резонанса, в котором трудно отличить свое от чужого. Понять, а тем более внятно выразить что-то в создающейся какофонии практически невозможно. Снова возвращаясь к терминологии механиста — ведь у каждого видока чуйка работает по-своему, в оригинальном протоколе. Видутана же ухитрялся согласовать каждого из своих.

Он делал, может быть, то, что когда-то делали боги. Собирали в единое. Только у них это получалось лучше и масштабнее. Наверное.

Пахану же группа на противоположном предгорий нужна была действительно позарез. Неприкаянные разбегались после рудника не случайными маршрутами — в каждом отряде имелся проводник, хорошо знавший местность, по которой придется отступать. Моисей уходил старым путем, полагаясь на искусство видутана, а без него идти по восточному склону было слишком рискованно — сколько ни путай следы, направление-то преследователям известно. И на запад соваться без провожатого он не решался.