Но это только кличка, а имя — Богдан Раханов.

В одном месте вспомнят прозвище злого демона из преданий о самом начале света, и впредь будут поминать человека только под этим именем — Раху, стирая грань между легендой и реальностью.

В другом — исковеркают, упростят на свой лад до Огдан Рахан, разорвут и склеят, порождая невероятные комбинации. От логичного Хан на востоке до эпического Один — на далеком западе. Одан Хан, Хан Один, Первый Хан — имена, имена, имена. Бирки.

Как и «Дракон».

— А кто тогда ты? — задала девушка тот вопрос, который надо было задать где-то двумя днями раньше.

Убийца посмотрел так, что Вику вдруг показалось — он сам, Богдан, есть Дракон. Какой бы смысл ни вкладывался в это слово. Мудро говорят на словоохотливом востоке — убивший Дракона становится Драконом. На удивление, Богдан ответил:

— Нечто сущее. Пес Кербер, сорвавшийся с цепи. Или удачный плод неудачного эксперимента. Рассказать вам историю?

Венедис покачала головой:

— Давай лучше я расскажу. Не потому, что твоя история неинтересна. Но я сначала должна объяснить то, что никому из вас не кажется важным. Потому что вы ко всему привыкли и не видите очевидного. Не понимаете течений Смерти.

Великое Древо Жизни. Наступает пора, и ветви его украшают бутоны. Они набухают, взрываются свежей изумрудной листвой, искрятся росой, омытые утренним дождем. Наступает другое время, и листья меняют цвет. Сначала темнеют, потом становятся желтыми и опадают. Чтобы на их месте, когда придет срок, появились новые почки. Это процесс естественный и неотвратимый — рождение, жизнь и смерть листка.

А что с ним случается после… это не так важно в данный конкретный момент, потому как сейчас он, листок, кружась на ветру, покидает дерево. Если не сломается ветвь. На сломанной ветке листья ведут себя по-другому: они высыхают, шелушатся крошащейся плотью, невесомые, хрупкие, светящиеся скелетом прожилок, но остаются на ветке. Навсегда. Умирание — это процесс, и разлом на теле дерева не позволяет листку умереть правильно.

Так и с людьми. Люди — листки на Дереве Жизни. Рождаются и умирают — покидают свои ветви. Если все происходит, как положено Природой. Внезапная смерть: не в бою, не от старости, не из-за болезни — коварное нападение, самоубийство, нечто, что не дает человеку подготовиться, исполнить заложенную в него программу, — и незримая нить, черенок, связующий человека с его старым миром, остается прикрепленной к побегу.

Они, то есть то, что остается от людей, истлевшими висельниками так и раскачиваются на сучьях забытого бытия. Кто-то назовет их неупокоенными, кто-то — привидениями, суть не изменится — умершие неправильно. Хрупкие скелеты, навсегда приросшие к своей материальной ветви.

— Страшно, — продолжила Венедис, — когда внезапная смерть настигает многих. Стихия, катастрофа, еще что-либо подобное. Тогда новые почки прорастают среди таких вот недоумерших. Но у них, новых, всегда есть возможность покинуть ветвь, когда придет время. У вас все не так. Ни один лист не срывается с побега вашего мира, и он трещит под тяжестью миллиардов высохших оболочек. И если настоящая Смерть — это переход энергии, то у вас она — забвение. Все вы — живые мертвецы без будущего.

Убийца слушал, как слушали Венедис механист с вогулом.

— А кем в твоей аллегории должны были стать они? — Богдан указал на Дракона, так похожего на громадного жука-богомола. — Новой листвой или какими-нибудь экзотическими листоедами?

Девушка посмотрела на существо — вот уж кого никак не интересовала их беседа. Дракон завис на некотором удалении и совершал плавные движения, перетекая из одной позы в другую, — словно танцевал без музыки в немом, наизусть заученном ритме.

Венди последила за Драконьими гипнотизирующими реверансами и ответила вопросом:

— Если ты так много про них знаешь… как сам полагаешь?

Вик, например, сильно сомневался, что Убийца Умелец таких ярких, как у Венди, аналогий — уж слишком тот конкретно изъяснялся. Так и вышло:

— Да мне сугубо без разницы. Они пришли занять наше место. И заняли бы, но несколько человек, — слово «человек» Богдан многозначительно выделил, — смогли уничтожить матку. Хотя боги почти все, считали, что это невозможно…

— И кто?

— Что кто?

— Ты сказал «почти». Кто из богов так не считал?

Убийца кисло рассмеялся:

— Смерть придерживалась другого мнения. Геката.

Механист уже слышал это странное прозвище Смерти. Упоминавшееся вместе с картой кроваво-красного рыцаря-скелета. Наверное, в сопредельных мирах богов называют похожими именами. Или боги, там, здесь, где бы то ни было, — одни и те же лица? Странно. Впрочем, Старьевщика больше интересовало другое — если матку Драконов невозможно уничтожить, то, как это все-таки удалось сделать?

— А это как раз та история, — отрезал Убийца, — которую вы уже не захотели слушать.

Жаль. С другой стороны, механист больше, чем иные обыватели, разбирался в возможностях далеких предков — те умели высвобождать такую мощь, что богам с их примитивными потопами оставалось нервно грызть ногти.

И все же…

Дьявольские изображения.

Эти круглые карты таро.

Выбрасывай их как угодно, размышляй над комбинациями, ломай голову над значением углов поворота — все равно ответов получишь много меньше, чем праздных версий.

Почему раз за разом Смерть наотмашь косит прорастающие головы?

Что за машина вращает колеса судьбы? Или чего ждут двое обнаженных на карте Выбора?

Смерти от руки ребенка, затаившегося с луком за облаками? Старьевщика передернуло — вспомнилось изможденное дитя из снов. К чему бы?

А может быть, Богдан и есть тот ребенок, готовый убить? Взрослый, бездумный ребенок. Не от мира сего. Дракон?

Но кто тогда настоящий Убийца и что несет он в своей скрытой для мира котомке?

— Почему люди назвали их Драконами? Богдан швырнул обглоданную кость в костер, нагло ухмыльнулся Дракону — не исключено, бросать мусор в огонь у тех расценивалось так же, как мочиться в умывальник, — и вытер ладони о свой кожух.

— Просто из-за привычки давать старые имена новым явлением. Биомашины, на которых летали эти твари, были очень похожи на крылатых змиев.

Машины? Старьевщик помнил одно словечко. Самолет. Летательный аппарат тяжелее воздуха. Очень намного тяжелее — не то что воздушный змей Дрея Палыча. Ска-а-азочный механизм.

— Пришельцы, — подвела итог Венди. — А этот…

Последний. По моим подсчетам. Тридцать там какой-то.

— Их было так мало?

— Рабочие особи передохли сами. После смерти матки — у них с этим не так, как у людей. Остались лишь самцы. Видать, не настолько они и тосковали по ее влажной вагине.

Убийца рассмеялся. Что-то еще в состоянии его развеселить…

Старьевщик со странным удовлетворением заметил, что Венедис не по душе аляповатая грубость Богдана.

Выходило, что матка у Драконов одна, самцов около тридцати, а рабочих должно быть неисчислимое множество — если им удалось практически уничтожить людей.

Богдан рассмеялся еще громче. Нарочито демонстративно заржал.

— Люди. Они неплохо уничтожали друг друга сами. А эти, — небрежный кивок в сторону Дракона, — только наблюдали и вытирали слюни с мандибул.

В конце концов изобретательное человечество способно загнать себя в могилу без посторонней помощи. С его-то потерянными возможностями.

— Но ведь это все равно как-то связано. Драконы и Война?

— Над этим вопросом, — Убийца резко, как отрубил, закончил со смехом: — и сейчас любят поспорить братья-свидетели. Негласно.

Конечно, Виктор понимающе вздохнул, ничего не происходит просто так, любое событие цепляется причинно-следственными шестеренками в механизме Истории, и чем нелепее случайность, тем больше в ней закономерностей. Совсем недавно уже проходили.

Венедис устало помассировала подбородок. Встреча с неправильным, на ее взгляд, Драконом ответов не прибавляла. Зато вопросы о прошлом мира нарастали цепной реакцией. Особенно у механиста. Только озвучивать их сейчас было бесполезно — Вик приноровился к манере общения Убийцы, реплики которого являлись откровениями — случайными и быстротечными. Теперь должна была последовать продолжительная пауза.

Поэтому беседа сама по себе затухла. За неимением иных достопримечательностей все снова принялись рассматривать Дракона. Все-таки тварь со звезд. Интересно, те биомашины, на которых, со слов Богдана, летали существа, могли передвигаться в космосе? Не совсем логично: улей — это нечто единое, громоздкое и внушительное. Никак не эскадра крылатых змеев. Да и зачем им в космосе крылья?

Эту тему Вик тоже добавил в свою коллекцию вопросов. Чем черт не шутит — вдруг растолкуют?

Молчаливое созерцание Дракона прервал, как ни странно, сам Убийца.

— Надумаете его валить — с вашим арсеналом можно поразить только рот. Когда жвала разинет.

— Как насчет тебя? — оживилась Венди.

Однажды человек убивает самого первого Дракона. Не самца — обычного воина. Даже не так — перед этим людям удается сбить машину, так похожую на крылатого змея, а потом человек убивает тварь, ею управлявшую. Наездника. Случайно, ценой гибели многих соратников, но убивает. Уничтожить Дракона-воина намного сложнее, чем Дракона-самца.

Чем это заканчивается?

Сложно проводить параллели.

Но.

На следующий день одна страна развязывает Войну с другой. Беспричинно. Говорили, первый ракетный удар нанесли с лунной базы. А, вот еще — прежде с этой базой прерывается связь. Неполадки, вызванные метеоритным потоком. Впрочем, эти байки настолько почтенны, что про них, наверное, не помнят даже братья-свидетели. Важно иное.

Человек, который убил Первого Дракона, очень плохо закончил. Совсем плохо закончило, естественно, все человечество, но тот конкретный человек закончил особенно плохо. И это наводит на мысль — какая судьба уготована рискнувшему уничтожить Последнего Дракона?

— Так что насчет тебя?

— Я — пас.

— Нет. Куда валить тебя самого?

Убийца продолжительно смотрит в глаза девушке. Вик напрягается — шансов, если что, мало, но выстрелить и еще перезарядить можно попытаться. Успевает даже прийти на ум древняя сказка про смерть в игле, которая в яйце, которое в ларце и так далее. Нечто подобное есть и в котомке механиста. Поможет?

Навряд ли — Убийца слишком материален для таких фокусов.

— Висок, горло, живот, пах — да все как у всех. — Богдан никак не проявил агрессии, отмахнулся. — Не выдумывай, херня это все — убивший Дракона становится просто Убийцей Драконов.

Видимо, драки не получилось.

— Тогда зачем ты привел нас сюда, Убийца Драконов?

Богдан промолчал — он и так слишком красноречив в последнее время. Но разговор не закончился.

Потому что вдруг зазвучал сам Дракон. Именно зазвучал.

Вику доводилось слушать звон медитативных колоколов Ишима. Величественные, раскатистые, проникающие в самую душу. Сначала удар, затем осязаемая кожей вибрация. Почти так же механист услышал Дракона. Только без звука — одну лишь вибрацию. Не магию инфразвукового свистка, но впечатляюще — до сдавливания пор.

Убийца резко поднялся и развернулся лицом к твари. Вик тоже напрягся — на грани возможностей его слуха можно было различить неприятное, клокочущее потрескивание.

Странное, жуткое и влекущее. Казалось, измени тварь хоть на толику тембр или диапазон — и зрителей охватит ужас. Как на Горе Мертвецов. Но измени еще немного — наступит всеобщая эйфория. Это речь Дракона.

Видимо, Богдан также ее не только чувствовал, но и слышал — а значит, слух у него был не менее острый, чем у механиста. Их похожесть начала слегка раздражать Вика. Только слушал Убийца совсем недолго, хмыкнул:

— Снова за старое.

— О чем он говорит? — прошептала Венедис.

— Поет. Про звезду, — фыркнул Богдан. — Любимая мозоль.

И полез в мешок за спальником.

— Про какую звезду?

— Про Мертвую? — догадался Старьевщик.

— Угу.

— И… что конкретно?

— Быть туда — важно, — ответил за молчащего Убийцу Килим.

Венди удивленно посмотрела на вогула:

— Ты понимаешь Дракона?

Охотник на мгновение задумался:

— Нет. Но он поет — и туда хочется.

— Это они мастера, — подтвердил Богдан, — пудрить мозг.

— Спроси у него: как туда попасть?

— Сама и спроси — он по-людски понимает, когда хочет.

Ведь очевидно — никакое горло не способно воспроизвести такие звуки, как и человеческие слова, скорее всего, не доступны Драконьим органам речи. Поэтому и общаться человек и Дракон могут только так — говоря каждый на своем языке, но понимая друг друга.

— Но как я услышу ответ?

Убийца молча взял спальник и потащился в глубь логова. Время и на самом деле было уже позднее.

— Он не ответит, — успокоил девушку механист. — Если б Дракон знал как — Убийца не просил бы тебя доставить на звезду его самого.

— Логика, — донеслось оттуда, где, шебарша в полумраке, устраивался на ночлег Богдан. — Уважаю.

— И вообще, я думаю, что Дракон поселился на старом космодроме именно из-за этого. — Вик умышленно повысил голос — хотелось получить подтверждение этой догадки.

— А то! — оправдал ожидания Убийца. — Он тут и пусковую площадку восстановил, переделал на Драконий лад, несколько пробных стартов провел. Ничего не вышло, космонавтика — слишком высокотехнологичная отрасль для одиночки. Даже если он — Дракон.

Вик кивнул — все сходилось.

— Еще, мне кажется, что Богдан сам здесь оказался по той же причине?

— Да пошел ты… — лениво раздалось из темноты.

То ли пение Дракона окончательно ломает скрепы, связывающие мой рассудок, то ли небесные шрамы над Плесецком до сих пор не защищают землю от ультрафиолета или еще каких-нибудь вселенских эманаций, но сон мой уже совсем не отличается от яви, а та недавняя реальность с неряшливыми Убийцами, заброшенными космодромами и насекомоподобными Драконами кажется горячечным видением.

Здесь же все легко и естественно. Я присаживаюсь на корточки напротив ребенка. Вполне материальный «я», не бесплотный дух, не сгусток эмоций, не поток сознания. Только я и ребенок. И никаких опостылевших Фениксов и Уроборосов.

У меня никогда не было семьи. Никогда не было детей. Я не знаю, как себя с ними вести. Мне сначала неловко.

Я улыбаюсь. Он осклабляется в ответ — слюнявая щербатая улыбка.

Я говорю — он меня не понимает, но, открыв рот, слушает звуки моего голоса.

Я показываю какие-то наивные фокусы. Картинно откручиваю фалангу большого пальца, дую в кулак, возвращаю все на место. Ребенок потрясен. Подбираю с земли два похожих камешка, один незаметно кладу в рот, другой будто бы засовываю в ухо. Выплевываю первый. Я — объект восхищения.

С трудом определяю источник и в тусклом свете играю на стене тенью от собственных ладоней. Две собачьи головы — на большее я не способен. Но этого достаточно — с лихвой. Мой неприхотливый зритель покорен.

И пускай он выглядит как запущенный деградат. Уверен — ребенка можно отмыть, залечить язвы, даже с косоглазием что-то сделать. Уделить ему внимание, научить играть, понимать речь, разговаривать. Потому что он не так далек от нормального человеческого состояния, как кажется на первый взгляд.

И уж точно — нет никакой необходимости его убивать.

Вик проснулся даже с некоторым сожалением — действительность выглядит абсурднее иного сновидения. Неудивительно — после ночевки в логове Дракона.

О том, что уже утро, не говорило ничего, кроме биологических часов, — все тот же тусклый полумрак, отблески костра на замшелых бревнах внутреннего убранства. И уже поднявшиеся, беседующие попутчики. Венди совсем, что ли, не ложилась, постигая нюансы Драконьей лексики?

— Это его любимый мотив. — Убийца ленив и пренебрежителен, как всегда. — Для Драконов бог един и персонифицирован — в личине матки. «Вопрошайте божества своего места» — дежурная отмазка. Только местные боги давно уже эмигрировали туда, где нас нет. Так что спросить не с кого, увы.

— Тогда откуда он знает, что именно я в состоянии это сделать?

Надо же — девчонке за ночь и в самом деле удалось что-то выудить из Дракона? Понять друг друга видоку с Драконом можно и на эмоциональном уровне?

— А ты, значит, в состоянии?

— Отчасти.

— Так давай — вопроси.

— Не здесь. Обстановка чуждая.

— Ох, неужели…

Такое активное присутствие в разговоре навевало на мысль, что он Убийце небезынтересен. Вопрос посещения Мертвой звезды. Только разговорами все и ограничилось — Богдан уже сидел на снаряженном рюкзаке. Договоренность, как ни крути, оставалась в силе — к Дракону их отвели, взамен Убийца имел право на покой и одиночество. Он-то еще не знал, что ему предначертана целая статутная княгиня с приданым.

— А вы разве тут не задержитесь? — спросил Богдан, когда вслед за ним из логова засобирались остальные.

Поскольку Дракон оказался не совсем подходящим, Венди посчитала возможным несколько подкорректировать условия договора. Еще одна скромная Услуга — ничто по сравнению с вечностью вожделенного одиночества.

— Ближе к телу, — скривился Убийца.

Венедис огласила. Три-четыре дня помощи в изучении пространств космодрома. Позиция ключевая — на что прямо указал инверсионный след от Горы Мертвецов. Подтверждается — присутствием самого Убийцы и Последнего, какого-никакого, но Дракона. Есть необходимость пройти с биолокационными рамками по пусковым площадкам. Особенно — в районы воронок и разломов. У места высокий потенциал ответов. Минусы: разбросанные тут и там ловушки на крупного зверя и вообще — аномалия неопределенностей. Без проводника никак.

Старьевщик бы еще добавил просьбу провести хотя бы сутки, разбирая хлам в мастерской Богдана. Потому что до сих пор из истинных механизмов у Вика имелся только микроподавитель, вмонтированный в зуб, и две стрельбы. А из сваленного в подвале оборудования получилось бы наковырять необходимые элементы для привычного механистского обвеса.

В остальном ход спутницы Вик оценил — если она хочет сохранить неуправляемого, но полезного Богдана в деле, несколько дней отсрочки как-нибудь да повлияют на ситуацию. Не сказать, чтобы Старьевщик пребывал в восторге, но в целом, конечно, оценил.

Убийца понимал такую расстановку не хуже механиста. Оттого вид имел кислый.

— Четыре дня?

— Максимум! — Венди улыбнулась своей ангельской улыбкой для торжественных случаев.

Убийца, хмуро промолчав в знак согласия, полез через бревна к выходу.

Вик, между делом, не понимал — что мешает Богдану избавиться от надоедливых гостей более радикальным способом. Свернув, например, им головы.

На прощанье Дракон снова ухнул по нервам своим беззвучным пением.

— Тебе тож не хворать, — буркнул Убийца.

И у самого шлюза добавил, особо ни к кому не обращаясь:

— Он сказал, что вопрошать надо близких сердцу божеств. Это якобы очень важно.

Переход из жилища наружу всегда — путешествие из одного мира в другой. В безграничный. А за спиной остается стиснутое пространство, насыщенное личностью его владельца. Особенно впечатляет, когда покидаешь обитель Дракона.

Даже угрожающе серое небо над головой не мешает вдыхать полной грудью воздух родной вселенной. И радоваться.

— Куда дальше? — Лишь тривиальный Убийца оказался невосприимчивым к таким маленьким благостям.