Килима распутали и попытались привести в чувство. Но он соображал все еще плохо, поэтому его оставили в покое. Венедис сказала: пусть поспит, и убаюкала легким прикосновением безымянного пальца ко лбу. Не добившись курева от живых, Богдан прошелся среди трупов, потроша рюкзаки и карманы. Ага! Вернулся с кисетом и заскорузлой деревянной трубкой. Набил, рассыпая табак, чашу и, презрев гигиену, сунул мундштук в зубы. Затянулся и прокашлялся:
— Лет сто не курил. И людей… не убивал. Бля.
Вик присвистнул — некоторые курят, только когда напьются. У каждого свои тараканы. Однако дымить-то Убийца за столько времени подразучился. А умерщвлять — нет. Поэтому и не зовут его Курильщиком.
— Они не люди. Никогда не видела — вот так. Никто не видел.
Венедис стояла и смотрела на ищеек. Не зрением — в материальном мире те выглядели как обычные трупы, подвергшиеся бессмысленному, Жестокому надругательству.
— Люди — вон. — Богдан показал на тела вогулов. — Если бы сразу убил вас, они бы жили. Двое к Двадцати — как ставка?
В какой-то момент Вику показалось, что раскодированный Убийца сейчас приговорит и их.
Для того чтобы прервать шлейф мертвецов, тянущийся за девчонкой и механистом. Старьевщик даже успел пожалеть, что зашвырнул куда-то в темноту второй кристалл-глаз. Пуля из него, конечно, как из дерьма, и ищеек, на которых была настроена матрица, уже нет. Но маленькая крупинка хрусталя теперь — артефакт, и его влияние на реальность просчитать невероятно трудно. Может, и помог бы от такой непонятной сущности, как Убийца.
Ситуацию разболтала Венди, снова начав про свои ветки-листики:
— В правильном мире вогулы бы все перешли без проблем. Смерть в бою почти всегда необременительна…
Если не считать бременем подгруженность сознания Гоньбой в момент этого самого перехода. На взгляд механиста.
— Брось, — замотала головой девушка, — с Гоньбой даже легче. Как на волне.
— На праве подельников?
— Какие они подельники? Разве ты ничего не понял?
Что должен был понять механист? Ну, например, почему шаман не сопротивлялся и никак не влиял на течение боя.
Поддерживал контакт с ищейками? Может быть, даже вызывал?
Как же можно быть таким кретином, наоборот, шаман их сдерживал. Писаный Камень — Место Силы. В этом проблема таких локаций — они как маяки. Вогулы у Камня только защищали свои мир — противостояли и одновременно пытались откупиться. Заодно уж решили добыть и механиста — одним выстрелом, чего делать не рекомендуется. Надо было его сразу шлепнуть. Тогда у вогулов все как бы срослось, а у Венди, наверное, нет. И ищейки оказались бы сыты. А мир — в той же заднице, что и сейчас. Но вогулы-то — в этом мире. Так что срослось бы у них только временно.
У всех свои интересы. Выглядело складно, но оставался вопрос про неправильную тучу и явный плагиат с лавиной. Девушка грустно рассмеялась:
— Да у тебя, механист, мания величия! Вызвать бурю дано не всякому, а поторопить уже созревшую — под силу даже школяру. Вот отсрочить — на порядок труднее. И расшевелить снег на скате можно не только усилием воли. Мне ли тебе объяснять. Думаешь, один такой сообразительный?
Со слов Венедис выходило, что вогулы по-своему правы.
И Гоньба с точки зрения поддержания равновесия и всяких кармических конституций уместна. Ну не положено, чтобы существо из одного побега Мирового Древа активно участвовало в судьбе соседнего, ведь у каждой ветви свое направление роста. И только им, садовникам, дано право править его крону на предмет ампутации подсохшей ботвы и селекции всякой дикой поросли.
Даже Драконы, или как их там, в Мертвой звезде, корабле-улье — не кара и не воздаяние, а вполне закономерный процесс смены биоценоза в отдельно взятом пространстве. Во многих, кстати, мирах — благополучно произошедший. Рептилии, Млекопитающие, насекомые — схема отработана, подвинься, венец эволюции. Венок к твоему надгробию.
Ибо не встречается в Природе ни Добра, ни Зла, бывают лишь разные обстоятельства и точки зрения. Плюс — Безграничное и отдельно вселенское равнодушие. Зато все, в кого ни ткни, — чистенькие.
Богдан кивнул — все правильно:
— Знаешь, кем оказался для Драконов тот, кто убил матку? Считай, уничтоживший весь их род?
— Любить сильнее его точно стали.
— И ненавидеть тоже. Кем был — тем и остался. Недоразумением. Драконы — очень разумные твари. Их режешь, а они поют в мозги, что ничего изменить уже нельзя.
Вот только людям от этого не легче…
Венедис выругалась. Яростно, видно — тема царапала ее за живое.
— Мы не Драконы! Гибель одного мира никак не скажется на Безграничном. И это правда. Но! Тогда и спасение мира не окажет на него никакого влияния. Кто может запретить мне пытаться? Скажи, — девушка посмотрела в глаза Убийце, — ты ведь сожалеешь об убитых сегодня?
Богдан не отвел взгляд:
— Нет.
Девушка опешила — ожидала другого ответа.
— Но ты говорил…
Убийца поднялся. Покрутил в руке все еще дымящуюся трубку и бросил ее в костер. Развернулся спиной к огню, словно хотел что-то рассмотреть в темноте. Помолчал таким молчанием, какое не стоило прерывать — в ожидании Истории.
— Однажды… давно, далеко отсюда на юге, я со своим отрядом перешел пустыню, чтобы уничтожить очередного Принца. Дракон устроил свое логово в одной из гигантских древних пирамид. Кто их построил еще на заре человечества и зачем — неизвестно, было время, их использовали как гробницы, но видоки, пришедшие со мной, говорили, что в коридорах удивительным образом резонируют мысли. Их же, Драконов, притягивает ко всяким неоднозначным местам — этот вон, Последний, искал способ полететь к звездам, а тот, в пирамиде, — докричаться. Мы их так и находили…
А вокруг пирамид простирался город. Огромный, что по тем, что по нынешним временам. Варвары, пришедшие с севера, недоумевали — как можно прокормить этакую уйму народа, собравшегося в одном месте? Оказалось — можно. На берегах протекающей через город реки были устроены фермы — ежегодные половодья обогащали землю питательным илом, а погодные условия позволяли получать несколько урожаев в год. В пустыне поддерживались в исправном состоянии пятивековой давности ветряные станции, от них по хорошо экранированным, чтобы не нарушать информационные потоки, кабелям электричество подавалось к орошающим поля насосам. В городе расцветали ремесла и алхимия, мистика и геометрия.
Отряд пробрался в город не по реке, а со стороны пустыни, ночью, под сложным мороком, напущенном ведунами, — незамеченный. Варвары устроили резню в прилегающем к пирамидам храме, ворвались в логово, убили Дракона и ушли через барханы к морю. За ними, конечно, снарядили погоню, но настичь отряд удалось только на берегу, и то — в горном ущелье трехтысячное войско преследователей задержал один-единственный человек. Но с пулеметом.
Если кто-нибудь знает, что это такое.
Варвары успели погрузиться на корабли, а раненый пулеметчик затерялся среди скал. Вроде бы тело видели на камнях под обрывом, пока его не забрали волны. Но даже если он тогда и не погиб, остаться в живых в тех бесплодных землях было невозможно…
— Но я выжил. Прошло чуть больше года, и я снова оказался в том городе. Ветряки уже не работали, земля вдоль реки растрескалась, город вымер. Я не мог поверить, но за какие-то четырнадцать месяцев один из самых процветающих известных мне городов полностью поглотила пустыня. Все — мастерские, лаборатории, храмы. Как от нейтронной бомбы: вспышка — и ни-ко-го. Или, может быть, год назад мы видели только мираж…
Богдан опять помолчал, он как будто сожалел, что выбросил трубку.
— После меня всегда остается пустыня. В одном месте попытка возродить техногенную культуру закончилась травлей видоков. В другом — закон, предписывающий проверять в магистратуре уровень ментальных помех в радиоэлектронных устройствах, перерос в охоту на механистов. Даже у Драконов, чужих, — и то получалось лучше.
Убийца развернулся, и разрази Старьевщика гром, если в глазах этого сомнительного героя не блестела влага.
— Мне не жалко тех немногих, про которых ты спрашивала, девочка. Они капля в море. Я просто не хочу больше ни в чем участвовать. Умываю руки.
Вик искоса глянул на Венедис — если она все еще собирается заполучить Богдана в помощники, то сейчас — самое время. Сейчас, как никогда, убийца готов слушать — он раскрылся. Сам же Старьевщик под прозаическим поводом, что пора бы отлить, ушел искать выброшенный кристалл. На всякий случай — Вик теперь знал, кто виноват в смерти Учителя. И тысяч других механистов.
Пусть будет.
А Венди направилась к Убийце. Приблизилась вплотную и опустилась на колени. Что ж, история Богдана была грустной и величественной — как раз для женских ушей. Кажись, поплыла дамочка не слабее рассказчика.
— Их всех еще можно попробовать спасти. Прошу тебя.
Богдан присел на корточки:
— Кого — всех?
— Убитых сегодня. И раньше.
— Миллионы. Миллиарды?
— Всех.
— И как?
— Отпустить.
Убийца провел ладонью по волосам:
— И для этого снова надо убивать? Твоего правильного Дракона? Ты ведь даже не знаешь, где его искать…
— Есть места, в которых можно получать ответы.
Горькая ухмылка.
— У воронки от мегатонного взрыва? Возле обшарпанного парогенератора?
Девушка улыбнулась. Вику, уже вернувшемуся с найденным контейнером, показалось — призывно.
— Не обязательно там. Здесь. Тут умирали почти что боги. Такие жертвы истончат мембрану реальности даже в очень инертном мире.
В капонире с продавленной крышей никогда не построят храма. Но, возможно, какой-нибудь отшельник набредет на странное место и останется в нем надолго. Кем он станет — целителем или порчельником, — зависит от иронии вероятностей. Слишком много здесь будет всего намешано — и любви, и ненависти.
— Чем я могу тебе помочь? Отгонять демонов?
Венедис достала из сумки несколько пузырьков, Вик узнал их — гинкго билоба, замешанное на разной гадости, и всякий неперевариваемый винегрет от Сергея Рокина. Кому и как девушка собирается задавать вопросы, если, со слов алхимика, часть компонентов зелья проветривают память, а другие — почти что яды?
— Богдан, ты будешь спрашивать.
— А мне уж показалось — придется глотать эту парфюмерию, — улыбнулся Убийца.
Зная, из чего это сделано, Старьевщик бы тоже отказался.
— Это для меня. — Венди расставила склянки в определенном порядке и начала инструктировать Вика: — Возьмешь мою руку и будешь выливать содержимое в рот после каждых ста двадцати ударов пульса. Ну, плюс-минус десять. После вот этого состава пульс замедлится раз в десять, заметишь. Тогда — после двенадцати. Только ничего не перепутай. Пожалуйста. В конце удары прекратятся совсем — могут быть судороги. Это нормально. Если через час я не вернусь — можешь попробовать реанимацию. Дыхание рот в рот и непрямой массаж сердца. Иногда помогает.
Насчет реанимации Вик не прочь был бы предложить потренироваться, но Венедис выглядела слишком серьезной.
— Пускай бы он тогда и спрашивал, — кивнул Убийца на Вика.
Девушка разложила на земле одеяло и улеглась на спину. Механист опустился рядом на колени и взял в ладонь ее запястье.
— Вы оба можете вопрошать. Просто, — Венди посмотрела на Богдана, — мне кажется, из вас двоих только ты понимаешь, что такое «молиться».
После этого она выпила первый пузырек, сморщилась.
— Э! — позвал Убийца. — А че спрашивать-то?
— Тебе виднее… — Голос Венди приобрел тягуче-мечтательную интонацию. — …Помнишь, мы говорили о твоей цене… и о близких сердцу богах…
Язык уже еле ворочался, глаза закатились. Вик к тому времени уже досчитал до двадцати.
Минут пятнадцать не происходило ничего.
Вик, за неимением других авторитетов, поминал Палыча. Вспоминалось как-то легко — без грусти, сожаления и даже без ненависти к его убийцам. Только хорошее. Но без ответной реакции — ну какой из Дрея бог?
Килим посапывал, свернувшись калачиком, но у него сон стал нервный, он что-то быстро шептал на вогульском и то и дело шумно ворочался. Короче — отвлекал.
Богдан, наоборот, сидел неподвижно, смотрел в одну точку, но ни молящимся, ни камлающим не выглядел — сидел и раздумывал о чем-то своем, убийственном.
Казалось, что так безрезультатно и продлится весь отведенный на процедуру час.
А потом Убийца выдохнул, ни к кому не обращаясь:
— Хорошо…
И поднялся с решительным видом, навис над Венедис, вытащил из-за пазухи нож. Вик предусмотрительно напрягся.
— Приди адская, земная и небесная… Владычица широких дорог и перекрестков… Дарующая разум и ввергающая в безумие… Убивающая и дающая жизнь… Смерть и мать… Древняя и вечно молодая…
Богдан задрал рукав и полоснул себя по венам — глубоко, наискосок, как это делают те, кто решил отречься от жизни. Густая темная кровь сразу залила ладонь и тягучими каплями начала срываться вниз. Убийца отстраненно посмотрел, словно это не его рука и не его жизнь вытекает из сосудов, сложил пальцы пригоршней — она наполнилась кровью почти мгновенно, — брызнул в стороны по широкой дуге.
— Приди, Геката, под сучий вой и возрадуйся — льется кровь!
Где-то в тайге и вроде бы недалеко от капонира один за другим начали подтявкивать волки. Вику стало жутковато.
Венедис открыла глаза.
Ничего в ней не изменилось — та же статутная княгиня, те же карие глаза и выбившиеся на лоб пряди волос. Может быть — чуть заострились черты лица. Как будто стала на десять-пятнадцать лет старше. Или это пламя костра и мрак перебрасываются тенями?
Но Убийца разглядел в этой игре тьмы и света что-то свое. Попятился. Зацепился за мертвого полубога-ищейку, потерял равновесие, кувыркнулся назад и остался лежать на спине, опираясь локтями. Девушка приблизилась и протянула руку — вставай.
Ладони Богдана были испачканы кровью и грязью — Венди не побрезговала.
Нежно провела тонкими пальцами по его вискам — Убийца не отстранился.
— Бедный Цербер… Я… совсем забыла тебя…
Все-таки это была не Венедис. Движения, жесты, слова — они ей не принадлежали. Эту женщину, Гекату, знал только Убийца.
— Не называй меня собачьей кличкой.
Женщина опустила голову:
— Прости… я уже не помню твоего настоящего имени.
Богдан вымученно усмехнулся:
— Боги забывают собственные имена, что говорить про имена своих возлюбленных?
— Ты все еще…
— Нет, — не дал договорить Убийца. — Нет. Не думаю. Любить тебя слишком больно. Я просто хочу покоя.
Геката подняла взгляд, посмотрела в глаза, покачала головой:
— Тебе не обмануть… свое назначение.
Вдруг показалось, что Богдан схватит женщину за горло.
— В чем оно? Я ведь уже давно и все, что мог, сделал!
Разве богиню можно испугать яростью простого исполнителя ее воли?
— Наверное, нет — не все.
— Что еще? Единственное, что у меня получается, — это убивать. Снова? Кого, Многоликая? Их? — Богдан пнул лежащее под ногами тело ищейки-вождя.
— Сыновей Ветра?.. — Геката наклонилась и плавным движением закрыла глаза мертвецу.
Обычно веки уже окоченевшему трупу опустить невозможно. Но у этого они сомкнулись так легко, словно он сам их зажмурил.
— …Эол будет грустить. Не знаю.
— Тогда, может быть, этого неудавшегося космонавта — Последнего таракана?
— Несчастное создание… даже я не знала бы, что делать с его Смертью.
— Тогда что?
— Твой мир мне не подвластен. Еще с тех пор. Может быть, ты единственный, кто может здесь что-то решать. Слушай себя… сокровенное или, наоборот, безосновательное.
Убийца запрокинул голову, такое ощущение — сейчас завоет в унисон волкам, только не на Луну. Сглотнул, нервно дернув кадыком.
— Видишь — там?
Вик, например, мог не смотреть — эта звезда в последнее время и так слишком часто мозолила глаза. Ничего удивительного, что сейчас сквозь небольшой пролом в кровле просвечивала именно она.
Находящаяся в теле Венедис женщина тоже не посмотрела — умела видеть, не вертя головой.
— Она не упала…
— Все так же — на геостационарной орбите.
Гостья закатила глаза, будто впадая в транс. Сделала несколько круговых движений головой.
— Вертится… кружится… как удавка вокруг шеи. Давит. Нечем дышать. Порви ее!
Богдан не отрывал взгляд с точки на небе.
— Я убивал людей, драконов, богов — я не умею убивать звезды.
Геката не ответила, поэтому он продолжил:
— Если бы это было возможно, я сбил бы ее еще тогда, до спуска челнока.
Женщина опять промолчала.
— Появись у меня возможность попасть внутрь…
— Ты сам владеешь отгадками. Спроси своих людей, Церб… — Она запнулась. — Твои люди знают те ответы, которые забыл ты сам.
— Это не мои люди, Многоликая. Мои люди, мои друзья умирают так же, как и враги. Поэтому я отказался и от тех и…
— Спроси их! — прервала Геката. — Спроси у того, кто носит мой знак! Узнай о его желаниях. Ответы — рядом, но люди всегда тревожат богов. Ничего не меняется.
— Не меняется! — ощерился Убийца. — И боги, как раньше, говорят ни о чем!
Женщина смягчилась и стала больше похожа на настоящую Венди, ту — с ямочками на щеках.
— Боги… они ведь просто боги… отражения людских мыслей… Ты ведь никогда не требовал многого от богов, да? Бог… дан?
— Ну, слава, хм, богу…
— Нам надо прощаться, мой Ключник, ты совсем истечешь.
Убийца посмотрел на запястья — кровь теперь не хлестала, как раньше, а вытекала понемногу ритмичными толчками. Судя по масляно блестящей луже, в которой стояли и Богдан и Геката, крови в организме Убийцы оставалось самую малость. Бледной синевой кожи мужчина уже соперничал с трупами ищеек.
— Только так я могу видеть тебя — у непреодолимой границы забвения. Ничего со мной не случится. Когда напор совсем ослабнет, раны затянет и все восстановится. Твои подарки, Смерть, бесценны и тягостны.
— И все-таки, Богдан, возвращение к жизни займет некоторое время. Здесь, на морозе. Много времени и боли. Не шути лишний раз с моими дарами. — Геката взяла запястье Убийцы и накрыла его своей ладонью. — Пожалей тогда эту девочку, ведь пока она в вызванной ею самой коме, я могу видеть тебя. Плоть — это глина, мягкая и податливая, но душу не стоит выпускать из нее надолго.
Богиня сняла ладонь с руки Убийцы. Вик со своего места не видел, но полагал, что на запястье не осталось и шрамов.
— А теперь, — Геката обратилась к механисту, — поддержи это тело, ибо я покидаю его.
Богдан взялся было помочь, но богиня покачала головой — сам на ногах еле стоишь.
Волки взвыли, казалось, прямо на заваленной снегом крыше.
Реанимировать девушку не пришлось — Геката ушла аккуратно и вежливо, придержав створки сознания.
Механист, повинуясь извечной привычке лечить все хвори одним лекарством, сунул в руки Венедис фляжку со спиртом. И княгиня, не поперхнувшись, приложилась к ней от души. Потом, когда успокоилась дрожь в плечах, спросила:
— Та, которая была, — кто она?
— Так эта… Геката, — отчитался Старьевщик. Венди только что не хлопнула себя по лбу — ну конечно!
— Она же везде, Вик! Как я могла не заметить! Вот! — Девушка полезла в рюкзак и снова вытащила колоду.
Четыре карты уже имели конкретно потертый вид.
— Конечно-конечно, — попытался успокоить механист, но Венедис не реагировала.