— Говорят, таких красивых закатов нет больше нигде, — тихо добавила Тина.

— Это верно. Я был в Руане, в Цейте, но нигде не видел такой красоты, как здесь, в Корисе.

— Да я не про это, — махнула ресницами Тина. — Я не про Джанезию, а вообще. Отец часто летает в разные места по службе, он рассказывал, что таких закатов, как у нас, больше не встречается нигде, даже на Земле.

— Он бывал на Земле? — заинтересованно спросил Макс.

— Дважды, — пожала плечами Тина. — Но там скучно. И нет такого океана, только горы и леса.

— Ну несколько океанов там все-таки есть, — Макс напряг память, стараясь освежить полученные на занятиях по космологии знания, — только размером поменьше. А закат в горах — это тоже, наверное, красиво. Представляешь: упирающиеся прямо в небо вершины, а далеко внизу — красные кроны деревьев…

— На Земле деревья зеленые, — перебила его Тина. — Там хлорофилл.

— Что?

— У них хлорофилл, у нас — ретинол. Ну, знаешь, как бы тебе объяснить? В общем, все зависит от спектра звезды. Растения так устроены, что поглощают наиболее насыщенную энергией часть спектра и отражают все остальное. Например, земной хлорофилл впитывает в основном синий и красный цвет, но отражает зеленый, а тут, на Джанезии, все наоборот, растительность использует для фотосинтеза зеленую часть спектра, а отражает красную и фиолетовую… Я тебя запутала, да?

— Нет, что ты… — тряхнул головой Макс, досадуя на себя за то, что, наверное, выглядит сейчас в ее глазах глупо и нелепо. — Хлорофилл, ретинол… Все понятно.

— А вид у тебя растерянный! — хохотнула Тина. — Я на биофизический документы подала. Вчера еще. Так что есть повод блеснуть знаниями…

— А я набрал проходной балл в Нордландскую летную академию.

— Ух ты! Будешь учиться на пилота? — Кажется, впервые за этот вечер в глазах Тины блеснули искорки неподдельного интереса.

— На навигатора, — неохотно уточнил Макс, вновь ругая себя за то, что вообще поднял эту тему. — Знаешь, это ведь гораздо увлекательнее… ну и сложнее тоже. Астрофизика, математика, расчеты… В общем, скучать будет некогда.

— Да, заодно и другие миры посмотришь. Это ведь так здорово! Потом будешь всем рассказывать, где побывал…

— А можно я буду рассказывать об этом тебе?

Макс приблизился к девушке вплотную, так, что почувствовал исходящее от ее тела тепло. Сделав последний глоток, он поставил опустевший бокал на балюстраду. Тина обернулась ему навстречу, но не отстранилась, позволяя положить руку себе на талию. Макс осторожно провел пальцами по бархатистой поверхности платья, ощутив едва заметную линию трусиков под мягкой податливой тканью. Он нежно привлек девушку к себе, чувствуя, как пульс бешено бьется в висках, а низ живота наливается приятной тяжестью…

— Ого, привет!

Кто-то грубо толкнул его в плечо, так, что он едва не опрокинул Тину на жесткие деревянные перила. Девушка болезненно поморщилась. Обернувшись, Макс увидел перед собой ухмыляющуюся физиономию Рунни Зильдера.

— А я вот думаю, с кем бы мне это… — покачиваясь на нетвердых ногах, изрек Рунни, демонстрируя заткнутую за ремень брюк полупустую бутылку джина. Судя по всему, он был уже изрядно пьян. — Будешь?

— Не буду. Рунни, отвали.

— Да ла-а-адно, — протянул тот, пытаясь сфокусировать мутный взгляд на недовольном лице Макса. — Не хочешь выпить со старым другом? Ну ты па…по…подумай хорошенько. Для чего еще нужны эти? Как их, черт? Друзья? О, а кто это тут у нас?

«Только не это», — подумал про себя Макс, чувствуя, как у него непроизвольно сжимаются кулаки. Остановить разгулявшегося однокашника будет не так-то просто, а вечеринку тот испортит как пить дать.

— Привет, красотка! Давай выпьем? — Рунни сделал несколько неуверенных шагов по направлению к Тине. — Ну давай, не ломайся!

— Не хочу.

— Ну и дурра, — подвел неутешительный итог тот, громко икнул, после чего по-хозяйски положил растопыренную ладонь ей на грудь. — Зато сиськи у тебя классные!..

Макс совершенно не мог вспомнить потом, когда он успел скинуть стеснявший движения пиджак, как ударил зарвавшегося приятеля по лицу, от чего тот кулем рухнул на пол, по-прежнему сжимая в руках драгоценный флакон с пойлом, как бросился на него, продолжая наносить удар за ударом, пока резкий окрик не вывел его из кровавого забытья.

— Пр-р-рекратить!

Гремевшая под крышей бунгало музыка оборвалась, захлебнувшись высоким аккордом. Макс с трудом поднялся на ноги, оглядывая себя. Несколько пуговиц на рубашке были оторваны, а новые брюки оказались безнадежно испачканы. На полу, совсем рядом с валявшимся в пыли скомканным пиджаком, схаркивая кровь, возился поверженный Рунни, над которым склонился невесть откуда взявшийся полицейский. Второй полицейский, облаченный в темно-синюю форму капрала, светил в лицо Макса ярким ручным фонарем. Вокруг уже собралась изрядная толпа, среди которой Макс, жмурясь от нестерпимо яркого света, разглядел Тину.

— Ай-ди, пожалуйста, и побыстрее, — произнес капрал.

Охлопав себя по карманам, Макс кивнул в сторону валявшегося на полу пиджака:

— Там.

— Это ваше? — уточнил второй служитель закона, поднимая с пола то, что еще недавно являлось частью праздничного костюма, а теперь больше напоминало своим видом забытую в кладовке старую половую тряпку.

— Да, — кивнул Макс, отметив про себя, что Рунни уже поднялся на ноги и теперь стоит чуть поодаль, недобро косясь в его сторону.

— Ваша фамилия Вольтберг? — спросил капрал, вставляя извлеченную его товарищем из кармана пиджака карту в электронный верификатор.

— Да.

— Потрудитесь назвать свое полное имя и дату рождения…

— Эй, погляди-ка! — внезапно подал голос его напарник. Полицейский держал в руках пиджак Макса таким образом, чтобы окружающим была хорошо видна спрятанная во внутреннем кармане полупустая бутылка джина «Марти Голд».

— Сэм Вольтберг, — вежливо обратился к Максу капрал, — вы в курсе, что алкоголь относится к категории сильнодействующих наркотических веществ, хранение, продажа и употребление которых законодательно запрещены на всей территории фактории?

— Тут примерно на полтора года коррекционной изоляции потянет, — с довольным видом добавил второй полисмен, встряхнув пиджак таким образом, что бутылка издала громкий булькающий звук. Макс растерянно молчал.

— Вам придется проехать с нами, сэм Вольтберг, — заявил капрал и спрятал его ай-ди в карман кителя, после чего обернулся к пытавшемуся затеряться в притихшей толпе Рунни: — И вам, молодой человек, тоже.

Глава 2

— Имя?

Голова разламывалась так, словно где-то внутри черепной коробки работал отбойный молоток, пульс неистово грохотал в висках. Нужно открыть глаза. Светлое пятно — кажется, чье-то лицо — приблизилось и заполнило собою все окружающее пространство, что-то приподняло веки, вспыхнуло и погасло ослепительное облако света. В голень вонзилась острая игла.

— Зрачки асимметричны, рефлексы снижены. Назовите ваше имя, пожалуйста.

— Ник… Никита… Фадеев.

— Очень хорошо.

Картинка медленно прояснилась. Серый, тускло светящийся лайт-панелями потолок. Внимательный взгляд незнакомого человека. Лицо смуглое, восточного типа. Китаец или японец? Звук «р» выговаривает четко, значит, скорее всего, не японец. Черт, до чего же мерзко кружится голова…

— Как вы себя чувствуете?

Вместо ответа Ник с трудом перевалился на бок, и его шумно вывернуло остатками скудного обеда прямо на накрахмаленный белый халат.

— Очень хорошо, — невозмутимо повторил обладатель восточного лица и обратился к кому-то невидимому, скрывавшемуся за его спиной: — Мышечный тонус восстановится минут через двадцать. Я могу ввести стимулятор, но это даст лишнюю нагрузку на сердце.

— Спасибо, доктор Пак, не нужно. Вы нам очень помогли.

А вот обладатель этого раздражающего эйдолионского выговора, кажется, был Нику хорошо знаком. Предчувствия не обманули его: едва доктор отступил на несколько шагов, как в поле зрения возникла памятная щекастая физиономия.

— Здравствуйте еще раз, обожаемый, — с тревогой глядя на Ника, будто опасаясь, что того снова вырвет, произнес коротышка. — Еще раз прошу прощения, что нам пришлось познакомиться при столь неприятных обстоятельствах… Вы можете называть меня Эмилем.

Ник промолчал, ожидая дальнейшего развития событий. Если честно, ему не хотелось называть этого плешивого толстяка вообще никак. Больше всего на свете он желал сейчас, чтобы его оставили в покое.

— Полагаю, вам было бы интересно узнать, где вы сейчас находитесь, — предположил коротышка.

Ник отвернулся, попытавшись изобразить на лице полное безразличие. Безусловно, он был бы рад определиться со своим местоположением, но в его нынешнем состоянии данный вопрос стоял в очереди далеко не на первом месте. Комната продолжала плавно вращаться перед глазами, хотя уже и в менее быстром темпе, тело словно поднималось и опускалось на невидимых волнах, что могло быть как остаточным явлением действия нейроизлучателя, так и следствием сниженной гравитации. Головокружение вызывало новые приступы тошноты, и Ник поспешил закрыть глаза, но так стало только хуже. Не дождавшись ответа, толстяк продолжил:

— Как бы то ни было, вы в полной безопасности. И, думаю, это нам больше не понадобится…

Какая-то неведомая тяжесть, сковывавшая до сего момента движения Ника, в мгновение ока исчезла. Не поднимая век, он осторожно коснулся запястья: пальцы наткнулись на гладкую пластиковую поверхность широкого браслета, плотно охватывавшего кожу, на другой руке обнаружилось в точности такое же украшение. Вот, значит, как. Силовые наручники. Коротышка отключил поле, но кольца не снял, а значит, в любой миг он может снова нажать на кнопку, и чертовы браслеты притянутся друг к другу с силой, которую не в состоянии разорвать даже стотонный портовый погрузчик. Либо гуманно ослабит напряженность, и Ник сможет, например, почесаться, а вот поднять руки — уже нет. Удивительное открытие. Знать бы, что оно означает.

— Отдыхайте. Мы побеседуем позже.

Послышались удаляющиеся шаги, затем все стихло. Ушел? Ник решил не открывать глаза, дожидаясь, пока окончательно пройдут головокружение и боль в висках. На всякий случай он провел ладонью по ткани брюк: под действием парализатора организм плохо контролирует собственные рефлексы, и он вполне мог оконфузиться, даже не заметив этого. Но, кажется, на сей раз обошлось.

Мысли плыли лениво, неторопливо, словно облака по небу в знойный безветренный день. Итак, его похитили, как ни глупо это звучит. Непростая задача, учитывая, что инцидент произошел на орбите: корабль, даже небольшой грузовик, просто так не спрячешь — с него идет телеметрия, бортовой компьютер отсылает данные в центр управления трафиком, пилот должен вести радиообмен со службой диспетчерского контроля. Если метка неожиданно исчезнет с радаров слежения, это неизбежно вызовет переполох. Следовательно, корабль цел, и его отбуксировали либо к грузовому терминалу, либо к одной из ремонтных верфей, болтающихся на орбитах вокруг Джанезии в изобилии. Вот только как они объяснят таинственное исчезновение экипажа…

Другой немаловажный вопрос — зачем загадочные «они» вообще затеяли все это представление? Завладеть грузом? Ну уж вряд ли. В этом рейсе Ник, как и обычно, вез пластион, который невозможно продать без соответствующих документов даже на черном рынке. Ладно, положим, файлы на партию пластиона можно и подделать, вот только извлечь из такой сделки значительную выгоду все равно не получится: затраты неизбежно превысят прибыль. Кроме того, у поставщика, получателя и перевозчика сразу же возникнет множество неудобных вопросов, которые они не преминут задать полиции. Или же подобные вопросы неизбежно возникнут у страховой компании, обязанной выплатить пострадавшим компенсацию, и в полицию обратится уже она. Кроме того, интересуй похитителей груз, они в первую очередь избавились бы от Ника, как от нежелательного свидетеля. В общем, этот вариант отпадает. Тогда напрашивается не менее странный вывод: похитителям зачем-то нужен он сам. Вот только зачем?

Потребовать за освобождение выкуп? Это даже не смешно. Его жалованье в две с половиной тысячи дариев происходило, по всей видимости, от слова «жалость». Единственная выгода в этой работе — ранний выход на пенсию да неплохая страховка. Богатых родственников у Ника, насколько он знал, тоже не имелось. Возможно, его с кем-то перепутали, тогда это очень скоро выяснится. В любом случае, остается только ждать.

Ждать пришлось недолго. Едва Ник, почувствовав себя немного лучше, поднялся на ноги и сделал несколько неуверенных шагов по крошечной, напоминавшей каюту пассажирского лайнера комнате, как ведущая в помещение дверь беззвучно исчезла под потолком, и в проеме возникла улыбающаяся высокая девица с туго стянутыми на затылке в хвост темными волосами.

— Ник Фадеев?

Как будто здесь кроме него присутствовал кто-то еще.

— Следуйте за мной, пожалуйста.

Ник бросил прощальный взгляд на узкую каморку с прочно прикрученной к стене лежанкой и шагнул вслед за своей провожатой. Задавать девушке какие-либо вопросы он посчитал излишним, поскольку весь ее внешний вид, включая тщательно отработанную безупречную походку и намертво приклеенную к лицу профессиональную улыбку, говорил о том, что обращаться к ней за информацией можно с тем же успехом, как пытаться вести философские беседы с фарфоровой куклой. А вот ее одежда кое о чем поведала Нику, вернее, не столько короткая серая юбка и плотно облегающий узкие плечи серый же форменный пиджак, сколько приколотый к его левому лацкану крошечный значок, изображавший две сомкнутые запястьями руки, удерживающие в ладонях голубую восьмиконечную звезду. Символ Международной Космической Ассоциации. Это уже становится интересным…

Миновав длинный, лишенный окон коридор, они поднялись на лифте куда-то очень высоко, преодолели обширный холл, заставленный дорогой миорской мебелью, и оказались в полукруглой приемной, отгородившейся от посетителей высокой полупрозрачной стойкой, за которую грациозно скользнула девушка.

— Сэм Фадеев здесь, — ни на мгновение не теряя своей фирменной улыбки, произнесла она в коммуникатор. Вместо ответа часть стены, расположенная слева от стойки, стремительно скользнула вверх, открывая проход в просторный, ярко освещенный зал.

— Сюда, пожалуйста.

Как и ожидалось, сбоку, за длинным лакированным столом, Ник вновь увидел плешивого коротышку, именовавшего себя Эмилем. Но самое неожиданное зрелище ожидало его в центре зала, прямо под укрепленным на стене огромным логотипом Ассоциации с мерцающей в доверчиво раскрытых человеческих ладонях голубоватой звездой.

Первые несколько секунд Ник тщетно силился понять, какое именно существо он наблюдает сейчас перед собой. Сгорбленное тщедушное тельце, восседавшее на какой-то замысловатой конструкции из причудливо выгнутых металлических трубок, венчалось шишковатой, лишенной растительности головой, обтянутой тонкой, словно сотканной из множества разноразмерных лоскутков кожей. Глаза существа, с неподдельным интересом разглядывающие замершего на пороге Ника, были блеклыми, белесыми, почти бесцветными. Нос отсутствовал, вместо него это ужасное подобие лица украшал уродливый нарост, закрытый прозрачной маской, под которой угадывалось несколько уходящих в безгубый рот гофрированных трубок. Трубки тянулись к укрепленным в нижней части конструкции кислородным баллонам и емкостям, напоминавшим издалека герметичные жидкостные контейнеры. Судя по всему, существо не могло дышать самостоятельно, доверив эту важную функцию установленным где-то в недрах своего насеста электронным приборам.

Как ни старался, Ник не мог отнести это странное создание ни к одной из известных ему разумных рас, пока, наконец, подобно потоку ледяной воды на него не нахлынуло озарение. Он с ужасом понял, что представшее перед ним существо — человек. Человек, почти полностью лишенный нижней части туловища, человек, чье тело когда-то до неузнаваемости изуродовал либо огонь, либо какая-то адская кислота, человек, по воле рокового случая навечно прикованный к самоходной инвалидной коляске, оснащенной автономной системой жизнеобеспечения.

— Проходи, — послышался откуда-то тихий, абсолютно лишенный интонаций голос. Присмотревшись, Ник разглядел на виске несчастного крошечную пуговку имплант-гарнитуры, соединенной, по всей видимости, с речевым синтезатором. Сделав несколько неуверенных шагов, он, повинуясь жесту тонкой, покрытой бурыми пятнами и уродливыми ожогами руки, опустился в приготовленное специально для него кресло.

— Рад видеть тебя, Ник. Меня зовут Алан. Алан Долтон.


Это случилось ровно девяносто шесть лет назад. На заре той самой эпохи, когда человечество, едва покинув собственную колыбель, только пыталось освоиться в бескрайней, незнакомой и оттого пугающей Вселенной. Немногочисленные пилотируемые корабли и автоматические станции все еще робко изучали Солнечную систему, путешествуя от планете к планете и с каждой крупицей собранной информации убеждая людей, от которых напрямую зависели бюджеты аэрокосмической отрасли, в том, что им не удастся обнаружить здесь хоть что-то, способное принести в ближайшей перспективе даже минимальную прибыль или решить накопившиеся за последние сотни лет проблемы населения Земли. А долгосрочные вложения в фундаментальную науку финансовые воротилы уже давно считали нерентабельными.

Последним бастионом земных ученых являлась исследовательская станция «Констелейшн», которую до сих пор не распилили на металлолом лишь постольку, поскольку местные физики занимались перспективным и важным для своих соотечественников делом — искали принципиально новые источники энергии. Уже порядком истощившая собственные запасы углеводородов Земля с нетерпением ждала от них открытий, однако прорывов все не было и не было. Финансисты уже начали поговаривать о необходимости сворачивать научную программу, когда произошло событие, навсегда изменившее судьбу человечества, повернув ход истории в иное, совершенно непредвиденное русло.

Станция «Констелейшн» мерцала тусклой серебристой искрой, застыв в пространстве в полутора миллионах километров от Земли. Здесь, в безвоздушной пустоте, где голубая планета практически полностью закрывала собою светило, минимизируя влияние на чувствительные приборы солнечного ветра, ученые проводили свои эксперименты с антиматерией. Под действием мощного магнитного поля они разгоняли и сталкивали между собой элементарные частицы в огромном ускорителе, опоясывающем станцию гигантским кольцом.

В ходе одного из исследований перед физиками стояла амбициозная задача: в поисках дешевого источника энергии они пытались изменить фундаментальные свойства частиц, экспериментируя с величиной заряда электрона и надеясь научиться таким образом управлять параметрами химических связей в веществе. Однако закончились эти опыты совсем не так, как того ожидали ученые. В течение короткого времени после первого запуска собранной ими экспериментальной установки приборы зафиксировали скачкообразный всплеск жесткого электромагнитного излучения, а затем угловатые конструкции станции потонули в ослепительной вспышке, подобной сиянию тысячи далеких звезд. Целый сегмент ускорителя попросту растворился в пространстве, а на его месте возникло из ниоткуда облако раскаленного газа, начиненное, словно шрапнелью, разномастными каменными обломками. Только усиленная противометеоритная защита чудом спасла жилые и приборные модули от полного и необратимого разрушения.