— Я и не очень-то планировала возвращаться. Хотела комнату снимать.

— И то верно! Сколько ж тебе с ним мучиться, так и жизнь твоя пролетит. Ты такой веселой была раньше, на весь курс — главная заводила. Помнишь, как в КВН играли? Ты ж три года бессменным капитаном была. Всю команду за собой тянула. Варианты комнат-то уже смотрела?

— Нет, только сегодня решила съехать. Завтра суббота — планировала потратить выходной на поиск подходящей жилплощади. А теперь и не знаю… За ним уход нужен будет.

— Социальная служба помощницу пришлет. А тебе свою судьбу устраивать надо.

— Наташа, он мой отец. И он болен. У него просто не хватает силы воли. И мы ведь действительно не можем его трудности до конца понять — ведь сами никогда не были зависимыми.

— Вот только не надо его слова повторять. Слушать тошно. У тебя, значит, есть сила воли каждое утро в 05:30 вставать, на пробежку выходить и к 08:00 на работу свеженькой являться, а у него силы воли нет. Воспитывать ее надо — силу воли-то, сама по себе она с неба не падает. Да я уверена, случись с тобой такая напасть, ты бы не то что с алкогольной — с наркотической зависимостью справиться бы смогла.

— Это вряд ли. И это просто слова.

— Вовсе не слова. А делом этим у нас новые жильцы с первого этажа, кажется, занимаются.

— В смысле?

— В смысле, наркотой торгуют!

— Ты что? Так сообщить надо куда следует.

— Ну уверенности пока нет. Но как только — сразу сообщим.

Подруги проговорили до самого утра. Зимний рассвет пришел поздно, в пелене туч и снега, и Настя отправилась домой. Спускаясь в лифте на первый этаж, она услышала громкие возмущенные голоса:

— Ну дай одну! Только одну! Я заплачу, ты ж меня знаешь!

— Слушай, Кудрявый, я тебе уже говорил: сперва деньги, потом кайф. В долг не даю, понял? Деньги неси.

Захлопнулась дверь. Лифт стал медленно открываться. На этот дребезжащий звук обернулся молодой, ужасно худой парень с совершенно безумными глазами. Его взгляд замер на Настиной сумочке: «Деньги!» Она отшатнулась назад в лифт и прикрыла лицо. Сверкнуло лезвие ножа.

Глава 2

У кого-то жизнь идет по плану, у кого-то — как получится.

— Светлая душа. Опять насильственная смерть. Так рано.

— Темный все сильнее становится в этом мире. Он уже может уводить за грань тех, кому суждена была долгая жизнь.

Это про меня? Мне была суждена долгая жизнь? БЫЛА? Но как же так… Я хочу жить! Что происходит?

— Ты умерла в своем мире. Когда-нибудь ты возродишься снова. А сейчас твоя память угаснет…

НЕТ! Не хочу! Ведь должна была еще жить, по вашим же словам! Почему какой-то Темный меняет, как хочет, мою судьбу? Где справедливость, высшие силы, я вас спрашиваю? Верните мне жизнь!

— Это невозможно. В своем мире ты уже умерла.

Готова жить в чужом мире! Кто в другой мир? Я! В новое тело? Я! Жить в песчаном карьере? Я! Кажется, это истерика.

— Мы поняли тебя. Чтобы тебе иметь возможность возродиться в другом мире, мы должны отпустить тебя из этого. Но мы не можем обещать тебе другого мира. Если ни один из них не притянет тебя, ты исчезнешь навсегда.

А какие критерии отбора? В какой мир есть шанс попасть?

— В подобный твоему — шансов нет. Скорее — в один из умирающих миров, ты достаточно светлая, чтоб дать толчок к его возрождению. Он примет тебя, а ты поможешь ему — в этом будет высшая справедливость.

Если критерий отбора — высшая справедливость, то грех не согласиться.

— Ты приняла решение добровольно.

Сознание залил золотой дождь. Настю кружило в нем и словно несло по длинному туннелю. Сквозь золотистую пелену со всех сторон были видны вспыхивающие и гаснущие радужные пятна. Одно пятно застыло, стало приближаться и расти, расти, расти…

Настя очнулась от того, что ее больно хлестали по щекам. При попытке что-то возмущенно сказать из горла хлынула вода. Она зашлась кашлем, стараясь втянуть в горящие огнем легкие так необходимый им воздух.

— Очнулась! В себя пришла, сердечная! Жить будет ваша доченька, Еолофей Баевич!

— Все равно ты, Пелька, конюха за лекарем пошли. Да не за простым. Пусть он к Авару Лютену скачет.

— Так поедет ли к нам Лютен, господин?

— А то! Моя дочь — невеста самого Северина Таиса.

Вокруг нового Настиного тела засуетились. Подняли, понесли, на мягкую поверхность в каком-то доме положили. Служанки сняли мокрое платье и запихнули бывшую Анастасию Николаевну в большую лохань с горячей водой. Только тут ее временно оставили в покое и позволили оглядеться. Вокруг нее были люди. Самые обычные женщины, видимо, служанки. Во всяком случае, ни клыков, ни необычных глаз, ни хвостов у них не наблюдалось. Настя порадовалась, что понимает местный язык. Он хоть и звучал несколько непривычно для ее слуха, но проблем с осознанием смысла речи не было. Она попробовала тихонько повторить несколько слов на местном диалекте, и у нее получилось.

— Вы что-то сказали, мисс? — повернулась к ней бойкая молодая служаночка.

— Нет. Что со мной случилось?

— Ой, а вы не помните?

Настя отрицательно покачала головой. Служанка присела на край ванны и заговорщицки прошептала:

— Ой, не стоит мне напоминать вам об этом, раз забыли, да другие-то молчать все равно не станут. Утопнуть вы хотели, сердечная наша. Батюшка теперь с вас до самой свадьбы глаз не спустит, следить будет. Уж больно много ему денег за вас род Таисов заплатил.

— И че треплешь! Тебе-то откуда знать? — тоже шепотом прошипела вторая служанка постарше.

— А вот знаю! Я когда в библиотеке прибиралась, потайная дверь из нее в кабинет хозяина приоткрыта была — он как раз монеты золотые пересчитывал после ухода лорда Марона Таиса — батюшки жениха вашего. И жуть много этих монет-то было!

— Я совсем ничего не помню! Помогите мне хоть что-то вспомнить, девушки, миленькие, пожалуйста! Век благодарить буду! — попытала счастья Настя. Больше знаешь — меньше вопросов и подозрений вызываешь.

Ее слова произвели несколько странное впечатление. Девушки виновато переглянулись, дружно вздохнули, одна даже слезинку смахнула.

— Да какой уж там век, — пробормотала та, что старше.

Молодая пихнула ее локтем, и говорившая замолчала. Ой, темна вода в этом омуте!

— Да что вам рассказать-то? Про жениха вашего ничего и не ведаем, не по нашему положению о таких важных господах ведать, — затараторила молоденькая.

— Про семью мою расскажите, про родителей. Кто они, чем на жизнь зарабатывают.

— Неужто и этого не помните? — ахнула служанка. Настя качнула головой, и та продолжила: — Батюшка ваш купец известный, лавку скобяных товаров в столице держит, Еолофеем Баевичем его зовут. Матушка ваша померла, вас родивши, до десяти лет отец вас один воспитывал. А опосля вторично женился на мачехе, стало быть, вашей, Айене Марвек. В смысле, в замужестве она теперь Марвек. Ну и вы Марвек. Это-то хоть помните? — Настя еще раз качнула головой. — Да неужто и имени своего не помните?! Мисс Наиля Марвек вас зовут!

Анастасия даже спасибо сказать не успела — в комнату завалился невысокий круглый пожилой уже мужчина с заметными залысинами и полуседой.

— Ну, дочь, не ожидал от тебя! Ты чего это удумала? Семью подвести и обесчестить? Как бы я Таисам в глаза смотрел, коли померла бы?

Да, родительской любви тут, видно, и в помине нет. Что ж так не везет с родителями? Матери в обоих мирах умерли, отцам на меня плевать с высокой колокольни, был бы только прок какой от дочери.

— Наилечка память потеряла, Еолофей Баевич! Даже имени своего не помнит. И вас не помнит. Ничего вообще не помнит.

— Было бы еще что помнить! На меня вот сейчас посмотрела — запомнила, а событий в ее жизни и не было никаких. Росла, играла, как все дети. Теперь вот выросла, замуж пойдет. А здоровье ее Лютен проверит, может, и память поправит.

— Неужто сам Авар Лютен приехать соизволит? — удивилась молоденькая.

— Почему нет? Ему все равно послезавтра на помолвку приезжать бы пришлось, а так погостит у нас на пару дней дольше.

Батюшка покинул комнату.

— А кто такой Авар Лютен? — поинтересовалась Настя.

— Это очень известный лекарь-маг! — похвасталась эрудицией говорливая молодка.

Такая служанка — просто находка для попаданки. Тут Настя окончательно осознала ее слова.

— Как маг? Тут что, маги есть?

— Где тут-то? У нас в доме нет, само собой. А так имеются, конечно. Куда ж они денутся? — удивилась девица, поднимая хозяйскую дочь из воды и ловко заворачивая ее в большое полотенце. — Вы ложитесь, мисс. Отдохнуть вам надо. Завтра ведь жених со своим батюшкой пожалуют. Знакомиться будете. — И, наклонившись, зашептала: — Про сегодняшнее дело-то не говорите им ничего, и батюшка ваш уже молчать всем повелел. Лекарю-то сказано, что случайно вы на берегу оступились.

Анастасия Николаевна Орлова была наряжена служанками в тонкую батистовую сорочку, уложена под пуховое одеяло и оставлена почивать. Свечи на столике у кровати по ее просьбе не погасили.

«Наконец-то все ушли! Где тут зеркало виднелось? Ну, здравствуй, новая Настя. Хорошо, что в женское тело попала. А то могла бы, как в голливудском фильме «Подмена» или в нашем «Любовь-морковь», в теле другого пола очутиться. Теперь, похоже, мне снова семнадцать. Личико довольно миленькое: в форме сердечка, с большими голубыми наивными глазками под тонкими темными бровками. Губки пухленькие, бантиком. Волосы белокурые, крупными локонами до талии спускаются. Ну прямо девочка-куколка, не обремененная интеллектом. Фигура еще не до конца женские очертания приобрела. Что ж ты в воду прыгнула? Чего такого мне не рассказали? Судя по словам «батюшки» и служанок, ничего значительного в моей жизни не происходило, любимого человека не было. Ну замуж по расчету выдают. Так что за беда? В нашем мире полно таких браков, и ничего, живут. Кто-то даже счастливо. Я-то точно только из-за денег нос от супруга воротить не буду. Сама же вчера о муже, семье и детях мечтала. Раз он такой важный господин, как говорят, то вряд ли глуп. И отец его еще жив — стало быть, есть надежда, что жених не так уж и стар. Стерпится — слюбится. Основа счастливого брака — уважение. Вот и начнем с него. Надо бы завтра с утра в библиотеку попасть, хоть что-то об этом мире почитать, чтоб за неграмотную не приняли. Кажется, все попаданки с библиотеки начинают».