Я вдруг ощутил гнетущее одиночество. Словно вернулся в полузабытое, почти нереальное будущее, где тихо старился. Где развёлся с любимой женщиной, похоронил отца, а между мной и матерью, между мной и сестрой наросла мёртвая зона отчуждения.

За месяцы, проведённые здесь и сейчас, в «светлом прошлом», я привык к старому новому бытию. Мне было приятно выполнять работу над ошибками — исправлять огрехи, сделанные в «бывшей жизни», и не допускать очередных житейских помарок.

И всё же вернуться в семьдесят пятый насовсем не получалось. Я по-прежнему ощущал себя гостем из будущего, этаким добрым оборотнем, который лишь притворяется своим — сыном, братом, одноклассником. А вот когда полюбил Инну, моё двоившееся «я» как бы слилось, прошедшее время стало для меня настоящим. Но не навсегда…

Поморщившись, я поймал себя на том, что стою у ворот «военного двора». Отсюда виднелся лишь краешек окна пятой квартиры — там горел свет, нагоняя розовые тени. Наташа была дома.

«Можно зайти в гости, девушка только обрадуется… — воровато шмыгнула юркая мыслишка. — Мне даже уговаривать её не придётся, Наташка сама начнёт ко мне приставать…»

Я вздохнул.

«Если ты сейчас пройдёшь к «военному дому», всё так и будет, — подумал кисло. — Что, хочется? Тянет, да? Вот только после ты уже никак не оправдаешься ни перед Инкой, ни перед собой…»

Раздражённо передёрнув плечами, я направил стопы домой.

Среда, 16 апреля 1975 года, день

Узбекская ССР, Наманганская область

Громадный «Ил‐76» летел почти пустой — в гулкой грузовой кабине поскрипывал рессорами маленький «УАЗ‐469», прозванный «бобиком», чистенький и ухоженный, как будто только с конвейера, а на жёстких диванчиках, тянувшихся вдоль бортов, дремали два пассажира — она и Ершов.

Марина вытянула стройные ноги, «зачехлённые» безразмерными пятнистыми шароварами, и откинулась на подрагивавшую стенку. Смежила веки, но глаза не хотели закрываться. Девушка вздохнула.

Когда в Первомайск заявился генерал-лейтенант Иванов, главноначальствующий в Управлении «С» ПГУ [Управление «С» Первого главного управления КГБ занималось нелегальной разведкой. Однако полномочия генерал-лейтенанта Б. С. Иванова были куда шире — он занимал должность первого заместителя начальника ПГУ.], она насторожилась. Если этот волчара возьмётся за поиски Миши, то надо быть начеку — у Бориса Семёныча может получиться. Но едва Марина изготовилась отвечать на действие противодействием, как её вывели из игры!

«Срочно вылетаете в Узбекистан, товарищ Исаева, — серьёзным тоном сказал Борис Семёнович. — Вы и товарищ Ершов. В Ташкенте вас будут ждать ещё двое — Умар Юсупов и Рустам Рахимов, люди проверенные. Вы — командир спецгруппы. Действовать под видом геологов, и действовать жёстко, Марина Теодоровна, как на фронте! Ершов малость партизанил в Йемене, вы — в Колумбии и Никарагуа, так что вспоминайте навыки. Надо брать «языка» — берите! Ликвидировать — ликвидируйте! Вам разрешены все прямые действия…»

Марина кивала невозмутимо, а душу разрывало надвое. Хотелось, очень хотелось снова выйти на «тропу войны», зачистить отечественную мразь! Но и тревога за Мишу не покидала — как он тут один, без «Роситы»? Переживай за него теперь…

Правда, и вся первомайская группа распалась, не она одна покинула милый городишко на Южном Буге. В старой усадьбе на улице Мичурина остались лишь трое — Славин, Верченко да Вальцев, играющий «Миху» для завзятых театралов из Лэнгли.

Немного успокаивало, что Иванов убыл в тот же день, оставив за себя Синицына. Игорь Елисеевич силён, но Миша сильнее…

— Не спишь?

— А? — Марина вырвалась из своих размышлений и опустила взгляд. Встрёпанный Ершов сидел напротив, протирая глаза.

— Не спишь, говорю?

— Выспалась, в общем-то, — сухо ответила «Росита». — Долго ещё?

Зевая, Гриша посмотрел на часы.

— Подлета-аем… Знаешь, до меня только сейчас дошло, почему именно нас перебросили на «хлопковое дело»… — Он протяжно зевнул, да с хряском, отчего смутился и забормотал: — Информация наверняка от «Михи», а круг посвящённых не должен расширяться…

— Похоже, в общем-то, — кивнула Исаева, делая вид, что ничего не заметила. — А тебя не смущает, что нам выдали «лицензию на убийство»?

— Ничуть, — серьёзно ответил Ершов. — Ты ушла когда, я насел на Елисеича. Мно-ого забавного узнал! В солнечном Узбекистане такое творится, что стыдно звать его советским!

Марина хотела ответить, но тут огромный самолёт просел, теряя высоту и спирая дыхание.

— На посадку идём… — закряхтел Григорий.

⁂

Полусекретный военный аэродром схоронился под Ташкентом, а чтоб совсем уж запутать вероятного противника, у рулёжек грелись «кукурузники».

Над единственной взлётно-посадочной полосой дрожал горячий воздух, а вдоль высокого забора буйно цвела сирень. Жара!

Едва «бобик», качая длинной штыревой антенной, скатился по рампе, к Марине вразвалочку подошло пополнение — двое смуглых парней, одетых в мешковатые штаны и балахонистые выцветшие энцефалитки. Аккуратные бородки добавляли фактурности добрым молодцам, похожим, как горошины в стручке. Только одного отличала короткая стрижка, а другой и вовсе сбрил волосы, блестя на солнце загорелым черепом.

— Салом! — жизнерадостно поздоровался бритоголовый, и Ершов метнул в него ревнивый взгляд.

— Привет! — Исаева плавно и томно заправила крупную прядь чёрных волос, выбившуюся из причёски, насмешливо стрельнула глазами в сторону Гриши и сказала шутейно: — Специально так постриглись, чтобы я вас не путала?

Добрый молодец с наголо обритой головой рассмеялся, блестя белыми зубами.

— Угадали! — весело сказал он. — Я — Рустам. Рустам Рахимов.

— Умар Юсупов, — просипел стриженый.

Девушка заломила брови домиком:

— А больше вы ничего не хотите мне сказать?

Умар приложил к сердцу пятерню, немо извиняясь, и загундосил простуженным голосом:

— Когда алеет восток, тени длиннее всего.

— К полудню они исчезают, — выдала Марина отзыв, туманно улыбаясь румяными губами.

— Но на закате протягиваются вновь! — горячо договорил бритоголовый и чуть порозовел.

— Я — Марина, а вот он — Григорий.

Исаева сунула пальцы в кожаный чехольчик от рации. Нахмурилась, похлопала себя по карманам… Над переносицей у неё сложилась сосредоточенная морщинка.

Ершов молча, унимая в себе мавра, пожал руки пополнению.

— Люди, — озабоченно воззвала Марина, — а мою рацию никто не видел?

— Растеряша! — бросил Григорий с благодушным укором.

— Так ведь только что в руках держала! — обиженно оправдываясь, сказала девушка и горестно вздохнула. — Вот что я за человек…

— Может, в самолёте оставила?

— Ты думаешь, я помню? — расстроенно повела плечом «Росита». — Может… В общем-то.

— А что за рация? — заинтересовался Рахимов.

— Да «Тюльпан»! — с досадой воскликнула Исаева и обречённо махнула рукой: — Всё, потеряла, наверное…

Спецгруппа с сочувствием смотрела на своего командира.

— Ищем! — обронил Ершов, шагая к «Ильюшину», чьи турбины ещё свиристели, перелопачивая тёплый воздух.

Пополнение рьяно взялось за поиски, пытливо хлопая дверцами «бобика» и даже заглядывая под машину. Больше всех шебутился Рахимов, а удручённая «Росита» стояла прямо посерёдке суматохи, как в глазу бури, и наблюдала за мужским хороводом.

— И что у меня за натура такая? — Гримаска, мелькнувшая на лице Марины, сменилась горьким изгибом губ. — Скажи: «Ворона!»

— Щас мы всё найдём! — суетился Рустам, но тут Григорий показался на рампе, победно взмахивая рацией с тангеткой.

— Нашёл! — крикнул он. — Эта?

— Эта, эта! — быстро закивала девушка, бережно принимая «Тюльпан», словно живой цветок. — Рахмат! Я правильно сказала?

— Правильно! — умилился Рахимов. — Ха тогри [Рахмат (узб.) — Спасибо. Ха тогри (узб.) — Да, правильно.]!

Ершов посмурнел, а Исаева, быстро блеснув на него глазами, нагнулась, чтобы туже затянуть шнурки.

— Садимся, — нетерпеливо подвёл черту Гриша и мотнул головой в сторону «бобика». — Кто поведёт?

— Давайте я, — сказал Умар с хрипотцой, косясь на девушку.

— Давай, — кивком согласился Рустам. — Покажешь хоть дорогу к базе.

— Базе? — удивлённо замерла Марина в неудобной позе.

— Да так, пара сборно-щитовых домиков в горах, — охотно пояснил Рахимов. — Раньше там обитали геологи.

Исаева понятливо кивнула, выпрямляясь.

— Едем!

⁂

За Ташкентом потянулись бескрайние зелёные поля и маки по обочинам. Даже не верилось, что на календаре середина апреля.

Правда, на перевале Камчик резко похолодало — сказывалась высота, а кое-где на безлесных склонах ещё лежали ноздреватые шапки снега. Хмурые отвесные скалы словно вздыбились, наросли, закрывая полнеба, а в шаге от дверцы обрывалась пропасть, курившаяся туманами.

— Даже стёкла запотели, — озабоченно сопел Умар, водя тряпкой по лобовому.

— Скоро потеплеет! — гарантировал Рустам.

Юсупов взялся за руль обеими руками, и Марина отмерла.

«Фу-у…»

Путь вниз, в раздолье Ферганской долины, был куда веселее.

«Уазик» бодро урчал, одолевая спуск, а по сторонам всё радовало глаз — буйное разнотравье в долинах, целые луга красных тюльпанов, весёленькие рощи орешника и арчи на склонах гор, непроходимые заросли-тугаи вдоль бурливых речушек, а строй пирамидальных тополей издали отмечал кишлаки.

Вскоре холмы разгладились в равнину, зелёную от посевов хлопчатника — ровные грядки-агаты уходили налево и направо, сливаясь в сплошные поля цвета арбузной корки. В междурядьях горбатились хлопкоробы, вороша кетменями [Кетмень — нечто среднее между мотыгой и тяпкой.] подсыхавшую почву.