Валерий Большаков
Диверсант № 1. Наш человек Судоплатов
Пролог
Подмосковье, сентябрь 1996 года
По улице дачного поселка брел старик. Двигался он медленно, с усилием, тяжело опираясь на трость. Невысокий и коренастый дед был совсем седым, только брови оставались густыми и черными.
Его лицо с правильными чертами выглядело маской, в прорези которой смотрели внимательные карие глаза, но мягкая улыбка, сопровождавшая иной раз мысли старика, избавляла от подобной иллюзии.
Одет он был в простой серый костюм. К вечеру стало задувать, и старик накинул на плечи куртку. В нем еще чувствовалась былая армейская выправка, хотя в мундире деда никогда не видели — служба у него была такая, полагалось ходить в гражданском. Он носил звание генерал-лейтенанта МВД.
Старик с беспокойством глянул в сторону леса — там, над пильчатой стеной ельника, клубились тучи. Оттуда тянуло сыростью.
«Кажется, дождь собирается! Кажется, дождь собирается!» — крутилась в голове фразочка из мультика. А он зонтик не взял…
Генерал-лейтенант вздохнул. В пронзительно-синих сумерках блеснули зарницы.
Если гром и гремел, то его отголоски затерялись в тревожном шуме деревьев. Порыв ветра донес до старика ворох опавших листьев, взметнул их, закружил — и уронил бессильно. Генерал-лейтенант неуверенно остановился. Может, вернуться на вокзал? Еще две или три электрички на Москву должны быть, он успевает. Старик покачал головой. Опять на неудобные диванчики в зале ожидания? Хватит с него…
Когда в «Крестах» ему делали пункцию, доказывая вменяемость, то умудрились повредить позвоночник. С тех самых пор ему больно сидеть. Лучше уж пройтись, до дачи совсем немного осталось. Генерал-лейтенант хмыкнул — ох и живуч человек…
В следующем году ему стукнет девяносто. Позади годы и годы борьбы, смертельной опасности, потерь и побед.
Операция «Утка», операция «Монастырь», операция «Березина»… А как отряд «Митя» жару немцам давал! Нет, есть что вспомнить… Но здоровье свое он потерял не на войне, не в подвалах гестапо, а в камере-одиночке Владимирского централа. Это там он ослеп на один глаз и заработал три инфаркта. Пострадать не от врагов, а от своих — вот что всего обидней! В тот роковой год, когда похоронили Сталина, он был в самом расцвете сил. Сколько пользы мог принести молодой, по сути, генерал-лейтенант! А его заклеймили «пособником Берии» — и в тюрьму. Когда он вышел на волю, жизнь прошла…
Старик выпрямился, глаза его блеснули. Все так, да только сломать его у них не вышло. Таких, как он, легче убить. «Пособник»…
Да, на Сталине и Берии много крови, вот только они построили сверхдержаву, а что создали Хрущев с Маленковым, кроме спецдач, спецбуфетов, спецклиник и прочих радостей номенклатурного парадиза? Наивные «шестидесятники» рукоплескали Никите за ХХ съезд за разоблачение «культа личности», старательно не замечая того, как государство скатывается к убожеству. Существовал или не существовал культ — это спорный вопрос, но личность — была!..Каких-то тридцать лет минуло, а все, что было нажито непосильным трудом советского народа, уже развалили, растащили, раздарили, разворовали… И распался СССР.
Теперь полупьяный президент России отчитывается перед «вашингтонским обкомом», сколько стратегических бомбардировщиков порублено в лом, сколько заводов остановлено, продано за бесценок, разграблено, сколько тысяч ученых выехало за рубеж на ПМЖ… Иногда так горько бывает, нестерпимо просто, что плакать хочется.
Не дождетесь.
Последний раз у него слезы текли на похоронах жены. Уж восемь лет он один, без своей «генеральши»… Мысли описали круг и снова, как заевшая пластинка, вернулись к болезненным темам, что саднили душу и не давали покоя.
…«Перестройка» здорово напомнила генерал-лейтенанту события 1917-го, когда слабый и болтливый Керенский упустил из рук власть, а большевики, не будь дураки, подхватили ее. Так и Горбачев, напутствуемый Яковлевым и прочими либералами, растерял все позиции — сдал Западу Восточную Европу со всем, что там было понастроено, не вытребовав даже символической компенсации — отдал «безвозмездно, то есть даром»! (Господи, одни мультики на уме…)
Утратил «Меченый» всякий контроль над государством и допустил грозное крушение Советского Союза, президентом которого и года не побыл… Вряд ли путч ГКЧП, затеянный Ельциным, вытягивает на уровень Великого Октября, и уж точно не стоит сравнивать Бориса Николаевича с Владимиром Ильичом, но беда не в этом.
Если продолжать аналогию с первыми годами Советской власти, то ныне повторяются 20-е, с их разрухой, с разгулом криминала и прочими радостями неустроенной жизни. Вопрос: придет ли на смену продажным политикам человек настоящий и жесткий, могущий постоять за страну? Как тогда, после Ленина? Появится ли новый Сталин или хотя бы де Голль местного разлива? Ответа генерал-лейтенант не ведал.
Он вздрогнул, ощутив на лице холодную каплю дождя, навалился на трость, сжимая набалдашник, прибавил шагу. Вот и дача завиднелась…
Молния ударила под ноги, оглушая, застя поселок и лес ослепительным сиреневым сполохом. И упала тьма.
Глава 1
Пересадка
СССР, Москва, 15 мая 1941 года
В сознание он пришел от испуганного женского крика:
— Товарищ Судоплатов, что с вами? Вам плохо? Товарищ Судоплатов!
Старик хотел откликнуться, успокоить невидимую девушку шуткой — мол, в его возрасте хорошо не бывает, — но, открыв глаза, не смог сдержать изумления. Он вовсе не лежал на дачной улице, пораженный молнией и мокрый от дождя.
Генерал-лейтенант ощутил себя стоявшим на ногах, ну, разве что привалившимся боком к стене, а перед ним тянулся длинный коридор, отлично ему знакомый — немного сумрачный, хотя и пафосный коридор седьмого этажа знаменитого здания на площади Дзержинского.
Он очень ясно помнил и эту ковровую дорожку, и ряд дверей, и эту девушку — Аню Камаеву, слушательницу ШОН, Школы особого назначения в Балашихе. В «органы» ее направили по комсомольской путевке…
— Все хорошо, Анечка, — слабо улыбнулся старик, — заработался что-то…
Камаева сразу заулыбалась.
— А я смотрю, побледнели вдруг, да к стенке вас ка-ак поведет!
— Пронесло… Спасибо, что не бросили старика.
Аня засмеялась, отмахиваясь:
— Скажете тоже! Вам до старости еще — о-го-го, сколько!
Продолжая улыбаться, генерал-лейтенант двинулся по коридору. Ах, какой замечательный сон! Только во сне можно ощутить себя здоровым и полным сил. Не тащиться вдоль стенки, боясь упасть и не подняться без посторонней помощи, а уверенно шагать, не испытывая никаких, даже малейших, болей. И смотреть вокруг обоими целыми и зоркими глазами.
Счастье!
Навстречу браво прошагал Коля Мельников, улыбнулся дружески, а впереди мелькнула сутулая фигура Серова, зама Меркулова. Генерал-лейтенант сжал зубы. Это Иван Серов повсюду ходил за Хрущевым да подтирал за ним кровь. Сколько за Никитой трупов, никто точно не скажет — верный Ванюша постарался, обрубил все концы. И это они оба, Ванька с Никиткой, засадили его «на зону» — первый из зависти, а второй — со страху. Хрущева старик презирал, а вот Серова… Убил бы с удовольствием.
Отворив дверь 755-го кабинета — своего! — генерал-лейтенант переступил порог и приблизился к зеркалу.
На него смотрел он сам, Павел Судоплатов, только моложе на полвека. Взгляд метнулся к отрывному календарю, висевшему на стене.
15 мая 1941 года.
Павел Анатольевич с трудом сглотнул. Сердце глухо бухало, гоняя кровь. Ну, и пусть себе гоняет — миокарду еще долго не будет грозить инфаркт… Павел оскалился, просто ради того, чтобы полюбоваться ровными белыми зубами — в тюрьме их «съела» цинга.
Судоплатов до рези в глазах всматривался во все углы кабинета, но никаких странностей, размытости и несуразиц, обычных для сновидения или бреда, не обнаруживал — обстановка выглядела именно такой, какой была тогда. Окружающее виделось четко, как в реале. Он не помнил, что где лежит, но память, оказывается, все держала цепко и услужливо подсказывала: вот тут записная книжка с номерами телефонов, а вот в этом ящике — табельный пистолет.
Павел медленно присел на стул — нигде не резануло, не отдалось тупой болью по бедному хребту. Он с силой ударил по столу ладонью, просто, чтобы ощутить боль. Надавил на глаз, и все, виденное им, послушно раздвоилось. Ну, признайся же себе, признайся! Ведь ты все понял сразу, еще когда услыхал голос Аннушки! Что, боишься поверить? А чего тебе бояться, старый ты хрыч? Разочарования? Тебе без малого девяносто, какой тут может быть страх? Это в двадцать или даже в сорок можно мечтать о будущем, а у старцев просто нет времени для исполнения желаний — оно у них кончается.
А вот его мечта, похоже, сбылась. Наверное, потому, что мечтал он о прошлом. Если все, с ним случившееся, происходит взаправду, то ему даден небывалый, драгоценнейший шанс! Шанс проделать «работу над ошибками», исправив огрехи не только в своей жизни. Скольких друзей и товарищей он сумеет уберечь от гибели! А какие тайные операции затеять!
Решено.
Если Бог или Мировой Разум вернули его сознание, его душу в сорок первый, «подселив» в собственный организм, еще не отягощенный болячками, то он «оправдает высокое доверие». Может, это тот самый Гомеостазис Мироздания сработал? Неведомый человечеству закон природы исправил несправедливость, а Павел Анатольевич Судоплатов — всего лишь «сила противодействия»?
