Валерий Большаков

И залпы башенных орудий…

Пролог

Меня дико раздражает людская привычка придавать вселенский масштаб своим мелким дрязгам и заварушкам. Так и хочется заорать: «Человечество! Чего ты пыжишься?!»

Да ты хоть раз в жизни на небо в телескоп глядело? Ну и что? Не проняло? Не дошло до тебя?

В Галактике, дорогое человечество, сто миллиардов звезд! И у каждой второй целый выводок планет! Ты подсчитало, сколько на них копошится всяких цивилизаций? А сколько таких же, как ты, гуманоидных и не слишком гуманоидных рас колотят себя в грудь руками, лапами и псевдоподиями, до колик доводя космос утверждениями о собственной божественной избранности и великом предназначении? Устал я от тебя, человечество…

Вот кончилась война с себумами. И что? Слышали уже, как ее назвали? Первая Галактическая война! Тьфу! Меня это просто бесит! Ну какая она к черту Галактическая?! Ну порезвились мы маленько в десятке звездных систем. Ну наследили в радиусе ста пятидесяти светолет. И что с того? Да девяносто девять процентов разумных во всем Млечном Пути даже знать не знали о наших разборках и ведать не ведали о том, что деется в нашем спиральном рукаве, на галактическом отшибе! Хотите иметь понятие об истинном масштабе той войны? Так вот, больше всего она была похожа на драку в одной из бесчисленных подворотен колоссального мегаполиса.

Только не сочтите меня циником, оплевывающим славу героев! Хотите честно? Я преклоняюсь перед их подвигами. Наши показали тогда себумам, что значит задевать землян! Просто не люблю я, когда мои однопланетники придают своим деяниям космический размах. Нет, люди-человеки, мы пока слишком незначительны, слишком убоги, чтобы хоть как-то влиять на судьбы Галактики, и будем пребывать в убожестве своем еще тысячи лет. Скромнее надо быть, вот что.

Хм. Я ж совсем не о том речь заводил — это вы меня с мысли сбили!

Короче говоря, пока я исходил желчью, отслеживая, как хомо себя расхваливают и превозносят, у меня мелькнула мысль рассказать о самом начале той войны, первой и, дай бог, последней. Рассказать все по правде! Ну, историю вы, надеюсь, проходили. Небось и учителя своего радовали правильными ответами по теме «Положение в Солнечной системе и на Периферии в период Большого Конфликта 2224–2229 годов».

Трудно тогда, конечно, пришлось. Жена моя до сих пор вздрагивает, припоминая очереди той поры, бесплатные хлорелловые супы, Москву в развалинах, радиоактивные кратеры… Вечно энергии не хватало, зимой мерзли, летом задыхались от жары, каждый второй был болен, каждый третий маялся от ран… Ужас!

А как жилось бойцам Доброфлота — постоянно на линии атаки, на линии огня?! Вот об этом-то я и расскажу — как нам жилось. Потому что сам все это видел, испытал и прочувствовал.

Давно это было. Сейчас мне сто сорок, сто сорок первый пошел, а тогда я едва тридцатник разменял. Молодой был, здоровый. Зубастый, крепкий и жадный. До всего жадный — до работы, до женских ласк, до приключений на свою голову и задницу. Постоянно я во что-то встревал, добивался справедливости, боролся и преодолевал. Да-а… Хорошее было время довоенное. Его теперь называют в той же идиотской манере — то эпохой Нового Фронтира, то периодом галактической экспансии. Не смешили бы хоть потомков и чужих! Экспансия… Еле добрались до десятка светил, а туда же! Ну, ладно, эмоции в сторону. Садитесь поудобнее, девочки и мальчики, и слушайте, как дяди и тети давали сдачи коварным негуманоидам…

Глава 1

ЕСЛИ ЗАВТРА ВОЙНА…

Лучи лазеров-гигаваттников, бившие из черноты космоса, были неразличимы в вакууме, но оставляли в броне «Дюранго» углубления, бурлившие металлопластовым кипятком. Виктор машинально втянул голову в плечи, глазами обшаривая панорамный экран. Вот они где!

Космоистребители инсектоидов замельтешили по левому борту, выполняя фронтальный заход. Легкие машинки, одноместные корабли-истребители подчиненного класса, похожие на хлебные караваи, так и вились, плюясь когерентным огнем. — Пост УАС [УАС — управление активными средствами.]! — рявкнул интерком.

— Есть пост УАС! — браво ответил Виктор.

— Готовность!

— Есть готовность!

— Огонь!

Виктор бросил обе руки на пульт, словно музыкант за скрипко-роялем, и активировал сразу пару пакетных лазеров. Если бы дело происходило в атмосфере, то лучи красиво скрестились бы — зеленые с лиловыми. Один из истребителей-пустотников вспух крутящейся, бледно-фиолетовой сферой.

— Заполучи, фашист, гранату! — мстительно пробормотал Виктор.

А вот и целое звено закувыркалось, сгорая в сверхсолнечном пламени.

Инсектоиды мигом отозвали истребители, и те порскнули в стороны, заворачивая виражи. Теперь на «Дюранго» пер крейсер-матка. Имея на борту тысячи две истребителей, штурмовиков и десантных ботов, разумные птицы все равно не желали их терять.

Крейсер, похожий на трехлопастной наконечник копья, поперечно-полосатый от боевых палуб, величественно разворачивался, выдвигая решетчатые мачты-штанги с шаровыми излучателями антиматерии. Корабль был еще далеко, лупить с такого расстояния антипротонами — только энергию зря тратить, но Виктор не собирался дожидаться опасного сближения. Резко подавшись к левой консоли пульта, он хлопнул по кнопке-грибку, задействовав коллапсарный генератор. Чудо-оружие не подвело. «Дюранго» сотрясся, а пространство слева по борту повелось, колыхнулось, звезды заплясали, разгораясь то кроваво-красным, то мертвенно-синим светом.

Крейсер-матка так и не успел до упора выдвинуть мачты с аннигиляторами — «оружие возмездия» сработало. Корабль инсектоидов начало корежить и плющить, сминая в ком переборки и палубы. Приборы на пульте замигали в панике, показывая искривление в три тысячи риманов, пять тысяч, семь с половиной… Сам момент коллапса Виктор снова пропустил — моргнул, а крейсера-матки уже и нет. Чудовищная сила сжала звездолет чужих и уронила в черную дыру, только хлипкий джет брызнул, фонтанчиком унося гамма-излучение.

— Выход! — послышалось в наушниках.

Виктор досадливо поморщился. Пошарил рукою в воздухе и наткнулся на невидимый рычажок. Перевел его в положение «Откл.». Мир тут же начал таять, поплыл панорамный экран, начался сброс детализации. С отчетливым щелчком ушел вверх колпак биопсихомодуля. Виртуальная баталия завершилась победой.

— Враг будет разбит, — пробормотал Виктор, — победа будет за нами…

Вздохнув, он выбрался из модуля и спрыгнул на палубу. Старший офицер-инструктор стоял рядом. Смешно оттопырив нижнюю губу, он всматривался в рабочие экраны и мелко кивал.

— Середа, — сказал он, — вам зачет.

— Рады стараться, вашбродь! — буркнул Виктор.

Инструктор посмотрел на него с холодным удивлением и пожал плечами.

— Следующая тренировка ровно в шестнадцать ноль-ноль, — сухо проговорил он.

Виктор Середа вяло козырнул и направился к выходу.

В кольцевом коридоре его догнал Таппи Нупуру Замбо, австралиец-абориген, бронзовокожий кибернетист, с коротко стриженными курчавыми волосами и приплюснутым широким носом. Но улыбка его была еще шире.

— Витек, здорово! — проорал Таппи. — Как твоя хреновая жизнь?

— В полосочку, — ворчливо ответил Середа.

— А как твои успехи в боевой и политической подготовке? — жизнерадостно продолжал або.

— В клеточку… «Улей» закатал, получил зачет.

— Так радоваться надо! — воскликнул Таппи.

— Чему? — мрачно спросил Виктор.

— Что за минор, Витек?! Или ты забыл, как давеча схлопотал от «Улья»? Ух, и размазало ж тебя тогда! Ух, и рассеяло!

— Это называется, — усмехнулся Виктор, — радоваться за товарища?

— Витек, ну ты же знаешь, люблю я взрывы на аннигиляцию! А ты разлетался тогда такими рясными пи-мезончиками, такими спеленькими гамма-квантиками… Картина маслом!

Смачно чавкнув, лопнула мембрана-перепонка отсека, и в коридор выбрался Мишка Копаныгин — огромный, дочерна загорелый, косматый, с торчащими вперед, словно у кота, усами.

— Вы что, поели уже? — спросил он.

— Кто о чем, — ухмыльнулся Нупуру, — а Михайло о еде!

— А что есмь человек? — философически заметил Копаныгин и сам же ответил: — Человек есмь биохимическая машина для переработки продуктов питания в продукты жизнедеятельности. Так пойдемте же, люди, и переработаем хлеб наш насущный! — Сменив тон, Михаил добавил: — Я сегодня столько инсектоидов пустил в расход, что мне полагается двойная порция.

— А Витек «курятник» закатал! — похвастался Таппи. — И теперь его совесть мучает — птичек жалко!

— Идите вы… — процедил Середа.

— Видишь? — скорбно подчеркнул Нупуру.

— А я ни разу еще до «курятника» не добирался, — признался Копаныгин, — только с истребителями свяжусь, тут-то они меня и валят. И чем ты им перья выщипывал?

— Коллапсаром, — мрачно улыбнулся Виктор, с трудом сдерживая рвущееся наружу раздражение.

— Правильно! — оценил Копаныгин. — Самое то.

Середа внезапно успокоился.

— Что — правильно? — спросил он. — Мы на боевом корабле, а играем в дурацкие игры! «Закатал «курятник»! — передразнил Виктор австралийца. — А если бы мне такой попался в реальности, как бы я тогда с ним сладил? А? Лазерами бы лупил изо всех пакетников? А у крейсера броня из мезовещества. В пять слоев! И ему мои лазеры, что слону щекотка! А чем мне его еще взять? Аннигиляторами?

— Ну, хотя бы… — молвил Таппи неуверенно.

— Тогда почему мы в виртуалке такие могучие? Вот и бились бы тем, что есть. А то — коллапсар! Да вы хоть раз видели настоящий коллапсарный генератор? Его на Церере клепают — здоровенная такая дура, полкилометра в поперечнике. На тот коллапсар работает целый комбинат плюс пяток энергостанций. А сжимает он пока что малю-юсенькие такие платиновые кубики, и не в космосе, а в специальной камере, где-то в своем нутре. И что с него толку? Такой коллапсар физикам интересен да гравитологам разным, а нам он зачем? В утешение? Мол, и мы кой-чего могем? Если бы…

— Ты что, — нахмурился Копаныгин, — серьезно так думаешь?

— Я много чего думаю, — пробурчал Виктор.

— И выводы делаешь? — с интересом спросил Таппи. — Поделись!

— Выводы тебе? Вот тебе основной вывод: Земля абсолютно не готова к возможному вторжению пришельцев из космоса. «Если завтра война, если завтра в поход», то у нас ни кораблей нет нормальных, ни оружия стоящего, ни бойцов подготовленных!

Нупуру Замбо настолько растерялся, что даже не нашел, что ответить. Копаныгин насупился и сказал:

— Ты забыл добавить последнее: «…и ни врагов реальных!» Может, ты и прав насчет техники, и наши лоханки — полный отстой, а только с кем сражаться? Кто на нас собирается нападать? — Михаил, обычно сдержанный и добродушный, потихоньку заводился: — И чего зря чушь нести?!

Только тут он заметил, что послушать их спор остановились еще трое из кубрика 2-А, и пробурчал:

— Пошли в столовую!

Виктор пожал плечами и двинулся следом за Копаныгиным.

Малый атмосферный крейсер «Дюранго» и в самом деле был невелик — агрегатные отсеки в кормовом отделении, рубки, ходовые и боевые в носовой части и еще четыре яруса с общим атриумом. Всего на МАКе обитало шестьдесят девять человек — семидесятому члену экипажа пришлось бы ночевать в коридоре. И столовая была одна на всех — и на инженеров, и на операторов, и на офицеров, и на рядовой состав. Виктор, инженер-контролер по образованию, еще прошлой осенью сдал экзамены в Высшей школе космогации. Ему выдали диплом пилота-космогатора и повысили в звании до младшего командора. На большом корабле вроде «Доннара» или «Йомалатинтиса» дорога его вела бы в столовую офицерского сектора, но на МАКе приходилось опрощаться и демократично топать со всеми вместе — по атриуму вниз, до кают-компании второго яруса.

Копаныгин, сердито сопя, дошагал до шахты атриума и прыгнул вниз. Локальная гравиустановка мягко погасила инерцию и подпихнула Михайлу в овальный люк второго яруса.

Виктор шагнул следом, ощутив мимолетное чувство падения. «Дюранго» шел с ускорением десять метров в секунду за секунду, и этого хватило бы, чтобы переломать ноги на дне атриума. Но слава гравитехникам — эти спецы дело знали туго. Младший командор завис напротив овального проема, и будто мягчайшие пуховые подушки надавили ему в спину, заботливо вталкивая в круговой коридор второго яруса. Середа привычно оперся на ноги, вспоминая, как он корячился и падал на колени в первый месяц. Потом привык. Со временем ко всему привыкаешь…

В кают-компаний было пусто, только Петер Зенер, инженер-пилот, блестел в уголке бритым черепом, доедая вторую порцию.

— Здоров, Петро, — обронил Копаныгин.

— Здоров, Михайло, — поднял Зенер задумчивый взгляд. — Что вывело тебя из равновесия, Михайло? Что нарушило баланс между торможением и возбуждением?

— Да есть тут один… — проворчал Копаныгин, ожесточенно давя клавиши блока доставки.

Виктор промолчал. Михаил передал экспресс-обед Таппи, тот передал Середе. Потом взял себе, Копаныгин разжился третьим пищевым рационом.

По-прежнему ничего не говоря, Виктор уселся за столик и распечатал экспресс-обед. Недурственно. Жаркое сы-бао, что-то изысканно-французское из артишоков и компот.

— Да здравствует интернационал! — потер руки Таппи, не зная, за что хвататься прежде — за вилку или за палочки.

Копаныгин хлебнул компота из прозрачного стакана и сказал:

— Продолжим наш разговор. Так на чем мы остановились?

— Ты шказал му, — проговорил Таппи с набитым ртом, — што негде вжать врагов!

— Ага! И что вы на это имеете ответить, господин младший командор?

— Господин командор, — обратился Виктор к Михаилу по званию, — а вам не кажется странной одна интересная подробность наших виртуальных сражений? Мы всегда бьемся или с инсектоидами, или с орнитоидами. Почему, спрашивается? Не потому ли, что таких рас пока не обнаружено? Мы никогда не били зеленые чешуйчатые морды — как же, а вдруг рептилоиды с Эпсилон Тукана обидятся? Мы никогда не завязывали в узел черные щупальца — а вдруг себумы с Вескуса неправильно нас поймут? Видите? Я ничего плохого не скажу о кхацкхах — у них биологическая цивилизация, они там слились с природой и так далеко ушли по пути нравственного совершенствования, что с любого кхацкха можно икону писать. Но! Пока умные дяди из Бюро межпланетных отношений размазывают политкорректные сопли и шаркают ножками, хором уверяя разумные расы в нашем исключительном миролюбии, почему тем же самым заняты и военные? Или нам всем повылазило, и мы в упор не замечаем мощные боевые флоты и у себумов, и у рептилоидов? А вы видали хоть раз планетарный крейсер вескусиан? Это диск поперечником в десять километров! И какое, интересно мне знать, оружие стоит на его палубах? Это мы пускаем себумов на наши корабли, словно гордимся собственным убожеством, а вот на их планетарники нашим инспекторам хода нет!

— Короче! — оборвал его Михаил. — Ты. считаешь, что себумы могут напасть на нас?

— Я считаю, что себумы — это прямая и явная угроза. И не считаться с нею могут либо дураки, либо пацифисты.

— Да перестаньте вы! — воскликнул Таппи, дожевав кусок. — Что вы как маленькие? Особенно ты, Витек! Вот сам подумай — ну кому нужна война? Что нам с теми же себумами делить?

— Планеты. Что же еще делить в космосе? — спокойно ответил Виктор. — Вот ты представь себе: нашли мы планету земного типа, годную для колонизации. Высаживаемся. Тут же финиширует корабль себумов, выкатывается вескусианин, расплывается тушей, потрясает щупальцами и заявляет: «Это наша планета! Убирайтесь!» Твои действия?

— Мои? — переспросил Таппи. — Ну-у… Тут два варианта: либо мы убираемся, либо договариваемся и делим планету пополам.

— Молодец! — похвалил его Виктор. — Только оба твои варианта негодны. Если мы уберемся, если уступим найденную нами планету, то где гарантия, что нас таким же макаром не попрут и с остальных наших миров? Выпрут со всей Периферии, а потом заявятся на Землю и скажут: «Выметайтесь! Это тоже наша планета!» А уж договариваться… Таппи, ты почитай историю, там все расписано. Множество войн начиналось именно из-за пограничных конфликтов. Когда обе стороны желают получить все, они не удовлетворятся половиной, и даже большая часть желаемого их не устроит. Нет, Таппи, когда кто-то приходит и нагло требует отдать небесное тело, принадлежащее тебе по праву, надо этому кому-то показать кукиш или иную, адекватную фигуру из щупальца. Если же это не поможет, тогда надо отвесить наглецу ха-арошего пинка!

— Термоядерного? — усмехнулся Копаныгин. — Или аннигиляционного?

— Всеми активными средствами, — медленно проговорил Виктор. — Если землян бьют по левой ягодице, надо не правую подставлять, а открывать огонь на поражение.

— Да я согласен! — вскричал Таппи. — На все сто! Только кто ж нас лупит по ягодице? Где неприятель?!

— А тебе не страшно, Таппи? — спросил Виктор неожиданно.

— Страшно? — изумился Нупуру. — А чего мне бояться?!

— Борьбы миров! — ухмыльнулся Копаныгин. — Звездных войн!

— Миша, — серьезно проговорил Виктор, — а что ты нашел в этом смешного? Поймите вы, я не войны миров боюсь, а нашего в ней поражения! Да меня порой просто оторопь берет, до чего же мы беззащитны. И потрясающе беспечны! Чем, к примеру, занимается наша славная Объединенная Космическая Эскадра? Заметьте, не флот даже, а эскадра! Сто пятьдесят кораблей — ломье и старье. Мы мужественно отражаем атаки блудных астероидов — вон уже два или три раскокали. Мы героически спасаем туристов, потерявшихся во льдах Европы или в степях Теллуса. Мы сурово обрушиваем огонь бортовых плазменных излучателей на «глаз бури», нагревая в нем воздух, и уничтожаем ураган в зародыше. Мы браво бомбим Перешеек Коа на Авроре, за три секунды прорывая канал между Жемчужным морем и заливом Сильвер-бей. Великие небеса, чего мы только ни делаем! Одним мы пока не занимаемся — не крепим обороноспособность доминанты Земли. Хау, — поднял он руку по индейскому обычаю, — я все сказал.

Поднявшись из-за стола, Виктор покинул кают-компанию. Странно он себя чувствовал. Ему и полегчало, и одновременно стало тошно. Выговориться-то он выговорился, а толку? Перед кем он ставил вопросы? Что его друзья могут поделать? Как им повлиять на политиков, дружно орущих: «Мы за мир во всем мире!» Его предкам довелось поучаствовать в операциях по демилитаризации, они навели порядок на «проблемных» континентах Земли, установили мир и благоволение во человецех. Почет им и слава!

Сколько существует Периферия, столько же лет не случалось в колониях вооруженных конфликтов. Ура. Но что проку орать: «Миру — мир!», выйдя на галактические просторы? Человечество с его куцым опытом азартно занялось астрополитикой, наивно полагая, что уж астрополитику никак нельзя вести иными средствами…

— Хочешь мира, — усмехнулся Виктор, — готовься к войне…

Отстояв вахту, он вернулся к себе в каюту — ему, как младшему командору, полагалась отдельная каюта, то есть закуток два на полтора метра с выдвижным диваном, встроенным шкафчиком и откидным столиком. Вот за ним-то Виктор и примостился, вытягивая ноги вбок, ко входной сегментной перепонке. Минут пять он сидел, бездумно пялясь на стереофотку, прилепленную к переборке напротив. На фотке была изображена Варя Кутейщикова на лоне. Варя была голая. Она то поворачивалась лицом и приподнимала ладонями груди, всем видом выказывая истому, то поворачивалась спиною, опускалась на колени, прямо в травку-муравку, и прогибала спинку, выпячивая роскошную попу. Потом Варя вставала, потягивалась, и весь цикл начинался сначала.