В кабинет вошел Луценко и с порога спросил:

— Сколько людей у этого диссидента?

— Вы имеете в виду полковника? — поднял бровь Отто Янович.

— Да, да! — раздраженно сказал комендант. — Этот солдафон меня просто бесит!

Подняв покрышку дивана, он достал початый ящик консервов — НЗ для раненых и хворых и вынул банку «Говядины тушеной».

Вскрыл ее, наколол на вилку аппетитный шматик, отломил ломоть круглого хлеба по двадцать две копейки.

Лядов покосился на Луценко — совсем не похоже было, что академик переживал из-за легенных помех. Вся база в трансе, женщины ревут, даже взрослые мужики истерику закатывали, какой-то сержантик пытался черепушку себе разворотить из «калашникова» — благо Переверзев вразумил дурака, излечил «наложением рук»…

А Луценко хоть бы хны. Или он глуп, или отбоялся…

— Так сколько? — повторил комендант свой вопрос.

— Дюжина — это точно, — протянул Отто. — Но половина людей еще не сориентировалась. Надо вести разъяснительную работу.

— Ну, так ведите!

— Я и веду…

— А где он сам?

— Кузьмичев? Убыл на охоту — людей кормить нечем.

Луценко кивнул и облизал вилку — слова Лядова он не принял на свой счет, да помполит и не думал указывать коменданту на недопустимость и предосудительность его поведения — крысятничать и лопать втихушку, когда другим есть нечего. Он и сам кормился из того же НЗ. И прикармливал Семенова. Комсорг все-таки.

…Начало резко темнеть. Небо налилось темным малахитом, с юга поползли тучи красивого лилового оттенка, под ними позаривали молнии. Ударил гром — будто вагоны катались по рельсам.

— Дождь будет… — весомо заметил Луценко.

Выгреб последний кусок, вилкой скребя по банке, и сховал оную в пакет — не тот преступник, кто нарушает закон, а тот, кто пойман.

А следы не надо оставлять! Вот и вся метода…

— Слыхал, как этот враг народа планету назвал? Воданом! В честь бога, понима-ашь… Мало мне его антисоветской деятельности, так он еще и религиозной пропагандой занялся! Надо срочно собрать партконференцию и провентилировать данный вопрос. Дадим планете имя… мнэ-э… О! Назовем ее Ленина! Хм. Нет, так похоже на оленину… Еще анекдоты сочинят идеологически незрелые… Марксия?

— Леонида, — предложил Лядов. — В честь товарища Брежнева.

Загрохотало так, что стакан с графином жалобно зазвякали.

— Ну, и грозы у них тут… — пробормотал Луценко, разжигая примус. — Где чайник?

Отто встал и подал коменданту чайник с водой. Через окна-иллюминаторы и тонкие стены (слой стали-оцинковки, слой пенопласта, слой фанеры) донеслись панические крики.

— Что еще такое… — Лядов выглянул в окно, но ничего особенного не увидел. — Пойду гляну.

— Давай… — буркнул академик, парторг и комендант, заваривая чай «Грузинский», опилки первого сорта.

Отто укрепил шлем и вышел во двор — пара мэнээсов металась у входа в периметр, на ночь «запираемый» БМД — бронемашина надежно затыкала ворота, грозя ворогу пушкой.

— Что случилось? — крикнул он.

В ответ он услышал матерщину. Потом одинокий голос проверещал:

— Потоп, вот что!

Люди выскакивали из домов и карабкались на круглые крыши. Срывались, падали, ругались. Старший планетолог Гоцман надрывался:

— Да что вы все как с ума посходили? Слушайте меня ушами — двери выдержат! Что вы бежите, как самые последние?

Лядов выскочил за периметр и резко затормозил. Если бы на его голове был не круглый шлем, а фуражка, она поднялась бы на встопорщенных волосах.

Дальние холмы скрывала сплошная стена дождя. На базу ни капли еще не упало, но сырой ветер дул в биофильтры, забивая их влагой, а в ущелье, которым заканчивалась промоина, пучилась белесая стена. Оттуда доносился низкий гул — это шла вода.

Помполит пискнул и помчался к балкам. Хлопнул дверью тамбура, махнул рукой на обязательную дезинфекцию и приник к окну, не обращая внимания на Луценко, прихлебывавшего чай из большой кружки.

— Что еще не слава богу? — проворчал комендант.

— Да так… — пожал плечами помполит. — Наводнение…

Луценко поперхнулся, а в следующее мгновение грохочущая вода заполнила все видимое пространство, поднялась до окон, заплескивая мутной пеной и скребясь в стенки несомым песком.

Балок покачнулся. Его развернуло и резко накренило. Академик не удержался, упал, съехав на заднице под стол, едва не опрокидывая бюстик Ленина.

— Что за… А-ах!

Гулкий удар сотряс балок, заскрежетали камни.

— На убыль пошла! — крикнул Лядов.

Луценко замысловато выругался. Окно выпачкало грязной пеной, но кое-что было видно — стволы деревьев с обломанными сучьями плыли, кружась и заныривая, труп какой-то животины протащило…

Выйти наружу после схода воды оказалось непросто — песка и грязи нанесло выше колес, а кое-где и двери засыпало до половины. Пришлось тем, у кого вход-выход остался свободным, откапывать соседей.

Отто сухо поблагодарил «копщиков» и прошелся по периметру. Черт-те что… Четырехугольника больше не существовало — вода растащила балки, сгребла их в три кучки, а один даже опрокинула.

— Где БМД? — крикнул Лядов.

— Откапываются! — ответили ему. — Щас причапают!

«Щас» длилось ровно час. Три БМД с наносами глины на броне и даже на башнях подъехали задом к перевернутому балку, суетливые мэнээсы зацепили тросы. Один трос сорвался, и механик-водитель, высунувшись из люка, обстоятельно указал адрес, по которому ученым рекомендовалось прибыть в кратчайшие сроки. А четвертая «бээмдэшка» буквально влетела в расположение базы, и пара солдат — «верных режиму», как любил выражаться Лядов, — закричала:

— Звери! Звери идут! Стадо! Огромные звери!

— Да что ж это такое! — зарычал помполит и бросился к проходу. Так и есть! Еще один вал клубился в устье ущелья — уже не белесый, а бурый, и не гул наплывал оттуда, а тяжкий-тяжкий топот.

— БМД в проходы! — заорал он, маша руками. — В проходы! Быстро! Сюда и сюда! Автоматчики — на броню!

Механики-водители его послушались и вывели броневики в проходы между скученными балками.

— По моей команде! — орал, надсаживаясь, Лядов. — По передним животным! Огонь!

Огромное стадо набегало из ущелья. Зверюги удивительно походили на китов-кашалотов — такие же тупые морды обрубком и пасти снизу, только не плавники торчали у зверюг, а мощные лапы. Страшные лапы — на каждой по восемь когтей. Эти когти землю драли, что твои бороны.

Две пушчонки забрызгали огнем, забил пулемет, звонко сыпля гильзами, закашляли автоматы. Снаряды и пули рвали набегавшие туши, те падали, на них натыкались бегущие и тоже получали свою долю осколков или прямых попаданий. Вскоре громадная плотина из мертвых тварей воздвиглась перед базой, преграждая путь стаду.

— Прекратить огонь!

Животные, вымешивая лапами грязь, оббежали базу двумя потоками и скрылись на другом конце промоины, где громоздились острые скалы.

Отто спрыгнул с БМД и подошел к гекатомбам, принесенным им в жертву неведомым богам. С туш текло. Противная зеленоватая слизь сочилась и собиралась в противные зеленоватые лужи. Это как же они будут вонять на солнцепеке…

Лядов обернулся и посмотрел на «верных режиму». Те стояли и, было видно, руки их тянулись чесать в затылках, да шлемы мешали.

— Чего встали, рты раззявили? — хмуро спросил помполит. — По машинам, и вперед — балки стаскивать до кучи.

«Верные» козырнули и бросились исполнять приказание.