Все помолчали.

— Ну ладно, — вздохнул Кузьмичев. — Пора трогаться. А то потом не успеем вторую ходку сделать… Оставайся, Наташа, мы пока доедем — выспаться успеешь!

— Ага! Я потом ночью не засну…

— Заснешь, заснешь! — уверил ее Переверзев. — Тебе надо отдохнуть, а то кто же нам такой вкусный борщ варить будет?

— Кто о чем, — съязвила Наташа, — а Шурик о своем желудке беспокоится!

Похохатывая, десантники вышли.

— По машинам! — скомандовал Кузьмичев.

Командирская БМД, ворча двигателем, вывернула на осыпь и поднялась к лесу. По ее следам въехали остальные. Переезд начался.

* * *

На плосковерхой Базовой горе нашлось подходящее местечко — под высоченной скалой, как бы на приступке. Балки поставили в круг, и полковник повел БМД обратно в промоину — надо было захватить оставшиеся грузы, что лежали в бочках и ящиках, да служебные балки. Горючего сжигалось уйма, но куда денешься?

Вернулись они часам к пяти. Затянули волокуши внутрь квадрата из балков, и Кузьмичев с удивлением заметил что-то новенькое — на шестах была растянута маскировочная сеть, а под нею рядами стояли стулья и трибуна. На стульях сидел народ, а с трибуны толкал речь сам Луценко.

— Товарищи! — говорил он. — На нас возложена большая ответственность. И оказано большое доверие. И никто пока не отменял главной задачи — создания инопланетной базы для оказания превентивного удара по проклятым империалистам! Да, возникли трудности, но когда это коммунисты отступали перед трудностями? Вы что-то хотите сказать, товарищ комсорг?

Комсорг подскочил с места и бойко заговорил:

— Мы предлагаем назвать эту планету Леонидой, в честь дорогого товарища Леонида Ильича Брежнева! Образовать Леонидянскую АССР и просить Совет Министров СССР и Политбюро ЦК КПСС включить ее в состав РСФСР!

— Запишите в протокол! — важно велел Луценко.

Кузьмичев сбавил шаг.

На него оглядывались Переверзев со своими «голубыми беретами» сидел в последнем ряду и откровенно развлекался. Углядев командира, он кивнул ему и подмигнул.

— Это что еще за малохудожественная самодеятельность? — лениво спросил Георгий, выходя к трибуне. — У вас что, комендант, работы нет? Так я вам ее найду.

— Народ, — внушительно сказал Луценко, — проводит общее собрание. Это важно!

Полковник взял со стола президиума, где восседали Лядов и председатель месткома Арнаутов, листок с повесткой дня.

— «Отчет о проделанной работе»… — прочел он, усмехаясь. — Вы о какой работе толкуете, комендант? Когда это вы трудились? На Земле дурью маялись, языком болтали, а теперь и здесь хотите говорильню развести? Не выйдет.

— А что вы имеете против докладчика? — напыжился Арнаутов.

— Ничего, — хладнокровно сказал Кузьмичев. — Гнать его надо со всех постов. Вы что делать-то умеете, Луценко? У вас же ни ума, ни фантазии, и руки из жопы растут! Кому вы здесь нужны? И что тут, на вашей подтирке, написано? «План мероприятий»! Каких мероприятий? — возвысил он голос. — «Всемерно увеличить, повысить эффективность, обеспечить рост»? Нам дело нужно! Конкретное! Вам, руководство долбаное, не профсоюзные конференции разводить надо, а о зиме думать. Зима катит в глаза! Вот что важно! А вы базу к зиме подготовили? Утеплили стены балков? Заготовили дрова? А печки ставить вы когда думаете? А припасы на зиму копить? А шубы шить, унты, шапки, штаны меховые? Варежки вязать, свитера, шапочки, шарфики? Вы чем, вообще, думаете, «ум, честь и совесть нашей эпохи»? Почему я должен за вас все делать? Почему я должен людей кормить?

— А им зачем? — крикнул с места Переверзев. — Они же весь НЗ заграбастали и жрут тушенку втроем — комендант, помполит и комсорг!

— Клевета! — заревел Луценко.

— Ха! — Переверзев встал и громыхнул грязной авоськой с пустыми консервными банками. — А это что? Эй вы, «проклятые расхитители социалистической собственности»! Вот они — баночки! Их ваш холуй — извините, комсорг! — лично прикопал. Видать, в благодарность за то, что к кормушке допустили!

— Ах вы, сволочи! — закричала Алла. — Это же для больных!

Люди повскакали с мест, и уже не ропот — рев заметался под маскировочной сеткой. Слышались возгласы:

— Опять они жрать будут, а мы голодать!

— Я блокаду пережил, замерзал, хлеб с опилками ел! А эти, со Ждановым своим, икрой обжирались и у теплых печек грелись!

— Долой!

— Да сколько ж можно терпеть это издевательство?!

— Гнать их к чертовой матери!

— Раскулачить — и к стенке!

Кузьмичев спокойно вынул пистолет из кобуры и выстрелил вверх. Мгновенно упала тишина.

— Обойдемся без высшей меры, — спокойно сказал он. — Нас и так мало.

— Так эта ж свинья ничего не умеет! — раздался голос с места. — Верно вы сказали! Званий нахватал, а толку? Чего его зря кормить?

— Зря кормить мы никого не станем, — громко сказал полковник и спрятал пистолет в кобуру. — А насчет неумения… В армии бытует такая поговорка: «Не можешь — научим, не хочешь — заставим!»

Да даже и заставлять мы никого не станем. Пусть действует принцип социализма — «Неработающий — да не ест!» Вот поголодают денек — сами прибегут на работу проситься!

В толпе засмеялись — напряжение спадало.

— Запишите в протокол, — повернулся Кузьмичев к секретарю — бледной дамочке в возрасте. — Назначаются выборы коменданта базы.

— Себя, небось, прочите? — усмехнулся Лядов, дергая лицом.

Георгий глянул в злобные, ненавидящие глазки помполита и покачал головой.

— Я офицер, — сказал он, — и моя задача — оборонять базу от внешнего врага. А надо будет, — полковник усмехнулся, — и от внутреннего защитим. Я предлагаю избрать комендантом Воронина Трофима Ивановича. Кто «за», прошу поднять руки!

Собравшиеся дружно вскинули руки.

— Кто против? Воздержался?

— Против проголосовали семь человек, воздержались трое, — проблеяла секретарь. — Большинством голосов избран Воронин Трофим Иванович…

Бурные аплодисменты, переходящие в овацию. Все встают.

— Поздравляю, Трофим Иваныч, — улыбнулся Кузьмичев растерянному профессору. — Принимайте бразды правления!

— Да я… — слабо воспротивился Воронин. — Думаете, я сумею?

— Сумеете! — сказали в толпе. — Чего там!

— Ну… — профессор развел руками. — Спасибо, конечно, за доверие… Постараюсь оправдать…

Георгий обернулся к экс-коменданту, вцепившемуся в трибуну, и показал пальцами: мотай отсюда!

— Прошу, Трофим Иваныч. Скажите свое веское слово!

Воронин неуклюже занял место Луценко, прокашлялся и сказал:

— Я, вообще-то, не оратор, я только лекции читать могу. Но тут полковник все до меня сказал: пора, давно пора готовиться к зиме! Тут нам никто не поможет. Если сами не побеспокоимся, никто нас не прокормит и не обогреет до теплых дней. Вот и займемся этим прямо с утра! Тут за горой речка протекает, по ней деревья растут… ну, они не совсем деревья, и кора у них не совсем кора… Да ладно. Главное, что она уже не пульсирует, не накачивает воду — вся высохла и стала похожа на пенопласт. Или на пробку. Надо нам содрать ее пластинами и обложить балки…

— И колеса надо с балков поснимать, — предложил с места Раджабов. — Чтоб не потрескались на морозе!

— Правильно! — обрадовался Воронин. — Поснимаем и спрячем до весны. Печки выложим, а трубы выведем по месту прозрачных колпаков, что на крышах. А стволы деревьев, когда кору снимем, попилим и порубим. Ну а насчет шуб и прочего… Тут уж вы сами, товарищ полковник. Я уж и не знаю, с кого тут шкуры снимать!

В толпе засмеялись, а Наташа вскочила и закричала:

— В лесу зверь такой водится, мы его подобрахией назвали! У него шерсть густючая-густючая! Ее и настричь можно, ниток насучить и на спицах потом вязать. А можно и шубы шить или там унты. Только я не знаю как…

— Научимся, — сказал Кузьмичев. — Куда мы денемся…