Трофим Иваныч еще раз кивнул и принялся за объяснения:

— Не буду касаться технических деталей, — сказал он, — это материя скучная. И совершенно секретная. Итак, решено создать базу на одной из планет звезды, которая находится на расстоянии ста сорока девяти световых лет от Земли, в созвездии Лебедя. Это двойная звезда, то есть система из двух светил. Выбранная нами планета вращается вокруг главной звезды, масса которой чуть больше солнечной, а спектр — переходный от оранжевого к красному. Извините, астрономии не знаю, говорю своими словами. Еще одна звезда — сине-голубой гигант. Поэтому на той планете сначала бывает «красный» рассвет, после чего восходит голубое светило — такой вот суточный цикл, в двадцать восемь часов. Ну, пока очень трудно сказать что-либо о самой планете. Все, что нам известно, умещается в пару фраз — планета землеподобна, у нее кислородная атмосфера. На ней можно жить! Остальное покажут исследования, проведенные на месте… У меня все.

— Благодарю вас, — церемонно сказал генерал-полковник. — Ну а теперь прошу всех занять места в автобусе. Мы проедем на место и пронаблюдаем сброс вашего хозяйства, товарищ Кузьмичев.

Полковник встал и коротко поклонился. Честь имею!

* * *

Автобус прокатился по улице Ленина, нырнул под задравшийся шлагбаум и прибавил скорости на шоссе.

— Дед, — разнесся по автобусу звонкий детский голос, — а ты мне подалок пливезес-с?

Кузьмичев улыбнулся и перегнулся через спинку сиденья, за которым изящно выгибалась лебединая шейка Аллочки.

— Это чей такой младший научный сотрудник? — спросил он девушку.

Девушка улыбнулась, блеснув зубками, и приблизила к полковнику свою головку.

— Это профессорский внук, Шурик, — объяснила она. — Трофим Иваныч всех уверяет, что «Александр Сергеич» прославит советскую физику. Весь в деда!

— Как это Лядов его пропустил? — хмыкнул Кузьмичев.

— Исключительно по малолетству! Шурику еще пяти нет.

Георгий послушал громкий шепот «деда Трофима», убеждавший внучка разговаривать потише, улыбнулся и стал любоваться сразу двумя видами — Аллочкой впереди и лесными пейзажами, достойными кисти Шишкина, стелившимися за окном.

В меру худенькую девушку украшали весьма заметные выпуклости грудей, высоких и тугих вприглядку. Лес же был темен и непроницаем, как будущее.

— Подъезжаем! — обернулась к нему Алла.

Кузьмичев улыбнулся и подумал: а не приударить ли за этой симпатяшечкой?..

Автобус свернул с шоссе и закачался на грунтовке.

Лес приблизился махом, окружил со всех сторон, зашуршал по кузову метелками трав, распустил еловые лапы. И вдруг чащоба поредела, разошлась, словно занавес, открывая просторную равнину с редкими, хилыми деревцами вразброс.

А потом впереди возникло и стало расти совсем уж ни с чем не сравнимое сооружение — огромные сверкающие на солнце кольца, открытые в небо параболоидом, глубокой чашей. Ее поддерживали, выстроившись по кругу, решетчатые вышки.

— Это она! — возбужденно сказала Алла. — Гиперканальная станция!

— А Д-установка где? — проявил информированность Георгий.

— А это и есть Д-установка, это как бы синоним ГКС. Там, внизу, под кольцами Д-камер, восемь инверторов поля, их отсюда не видно просто. Я сюда как в будущее езжу! Вы только представьте — сто сорок девять светолет! По Эйнштейну не получалось, что «перепрыгнуть барьер» — это возможно, но Трофим Иваныч терпеть не может поклоняться «святому Альберту» и создал совершенно новое исчисление — репагулярное. А уж сколько мороки было, чтобы этот репагулюм одолеть технически… О-о!

Чем ближе подъезжал автобус, тем выше в небо вырывалась станция. Выполненные из красноватого металла, ее кольца были усеяны лючками, решетками радиаторов, отводами кабелей и толстых пучков разноцветных проводов, и еще чем-то, совершенно непонятным, но для науки важным. В полосатой тени установки прятались восемь конусов величиной с двухэтажный дом, выкрашенных масляной краской.

Автобус по наклонному пандусу спустился в бункер.

— Приехали! — бодро сказал Трофим Иванович.

Все вышли. Те, кто уже присутствовал на запусках, сразу поспешили к перископам, новички же не знали лучшего способа, чем топтаться на месте.

— Кузьмич! — позвал Марк. — Идите сюда.

Кузьмичев подошел и глянул в предложенные окуляры перископа. Видно было хорошо — вся громада гиперканальной станции умещалась в поле зрения, захватывая клок неба.

— Сейчас… — прошептал Виштальский.

— Готовность два! — прозвучало в репродукторе.

— Внимание! — громко сказал Воронин, и полковник удивился — такая властность и твердость прозвучали в голосе профессора.

— Энерговоды — полная мощность!

— Есть полная мощность! — откликнулись операторы за пультами.

— Готовность один!

— Есть готовность один! Энерговоды на цикле.

— Первый базовый — пуск! Второй базовый — пуск! Первый резервный — готовность ноль.

Что-то неуловимо изменилось снаружи.

Кузьмичев пригляделся — будто марево заструилось по спирали, восходя потоком горячего воздуха над гигантским кольчатым параболоидом. Голубые светящиеся колонны соединили зеленоватые конусы и нижнее кольцо. Мощное басистое гудение опало на лес.

— Первый резервный — пуск! Третий базовый — пуск!

— Инверсия поля!

— «Антеи» на подлете. Обратный отсчет!

— Девять. Восемь. Семь. Шесть. Пять. Четыре. Три. Два. Один.

— Пробой!

Что-то сдвинулось в мире. По ушам ударило безмолвие, а в глубинах Д-установки заплясали лиловые сполохи.

— Выход на режим… Канал пробит! Пошел!

Заткав раствор параболоида сполохами да переливами, замерцало устье гиперпространственного канала. Поверить было невозможно, что за всей этой цветомузыкой крылись плотные слои чужой атмосферы, неведомый простор иной планеты.

Это в голове не укладывалось, и даже математику не сразу давалась картина происходящего. Но это было.

Показался первый Ан-22 «Антей». Створки его люков раскрылись, и с трапа-рампы слетела БМД [Боевая машина десанта.]. Она была похожа на серийные образцы внешне, но внутри была полностью переделана «под проект» — ее, к примеру, герметизировали и даже оборудовали регенератором кислорода.

Маленький парашют выдернул основной, побольше, и вот распустился белоснежный купол, вытягиваясь почти горизонтально — парашют позади, бронетранспортер — впереди. Потом БМД перевесила и медленным маятником покатилась вниз, занимая законное место. Все это время груз падал, одновременно скользя по инерции вперед. Так, под углом, БМД и вошла в устье канала.

Рассудок ждал грохота столкновения, но и боевая машина, и парашют просто канули и пропали, прорывая ткань мироздания за тридевять звезд от Земли.

А самолеты наплывали и наплывали, грузы сыпались и сыпались — ЗРК «Волхов», БМД, две «Шилки» с целыми «букетами» парашютов, платформа, загруженная бочками с соляром.

— Внимание! — заговорил репродуктор. — Осталось сорок секунд. Тридцать пять секунд. Тридцать секунд. Закончить сброс!

— Сейчас тоже будет интересно, — оживился Марк.

Кузьмичев пригнулся к окулярам.

— Сейчас устье схлопнется!

Ослепительная сиреневая вспышка высветила луговину, и полость внутри параболоида заполнили темные струи то ли воздуха, то ли материализовавшейся тьмы.

Станция заколебалась и оплыла, а из Д-камер ударили радужные столбы пламени. Загрохотало. Стены бункера шатнулись, и все стихло.

И тут же с ясного неба повалил снег, у земли обращаясь в дождь. Капли падали, шипели на раскаленном грунте и парком возвращались в небо.

— Здолово-о… — выдохнул «Александр Сергеевич», впечатленно тараща глазята.

— Да уж… — проговорил Георгий.

— Товарищи! — провозгласил Луценко. — Просьба не покидать убежища! Снаружи плюс сто!

Собравшиеся походили, пообщались, полня бункер шумным многоголосьем. Говорили все сразу:

— Дорого, дорого нам эти запуски обходятся… Одного бериллия сколько! Пять тонн рениевых контактов…

— Ну, оно ж не пропадает. Выколотим и — на переплавку!

— Все равно… Энергонакопители летят, половину менять приходится…

— А что ж вы хотите! Такая конденсация энергии. Гигаватты!

— А делать стационар — еще дороже. Придется заодно и электростанцию строить мощностью с Братскую ГЭС.

— Нет, это задание на завтра и послезавтра…

Марк подергал Кузьмичева за рукав.

— Пошли, — сказал он, — подостыло уже.

Они вышли на обширную луговину. Пахло увядшей травой и хвоей.

Было непривычно без обширной тени гиперканальной станции — там, где вился гигантский параболоид, торчали только мачты, искривленные и перекрученные.

— Мачты раскаляются докрасна, — вполголоса сказал Виштальский, — а потом их корежит…

Они прошли дальше, и ботинки полковника застучали по стекловидному шлаку, покрывшему добрый гектар.

— Осторожно! — предупредил Марк. — Это только сверху снежком остудило, а внутри все полужидкое, как пюре.

От остекленевших масс тянуло жаром. Кузьмичев нагнулся и протянул ладони — печет…

Из переплавленной почвы выглядывали кольца параболоида, вернее, застывшие ручьи вскипевшего сплава. «Выколотим — и на переплавку!» — вспомнил Георгий. Да, долго придется выколачивать…