Валерий Большаков
Супердиверсант Сталина. И один в поле воин
Пролог
…Вызванивая, пули сбривали хвою над самой головой Судоплатова, и он вжимался в траву за крохотным бугорком, мечтая, чтобы тот вырос в здоровенный вал, в крепкую стену, желательно бетонную…
Множественный треск винтовок покрывался гоготаньем пулеметов. Изредка прорывался сухой кашель «шмайссеров», доносились одиночные выстрелы из табельных «ТТ» и трофейных «Вальтеров».
Засада удалась, вот только немцы не сдавались, сопротивлялись отчаянно — черное воинство СС было осведомлено, что партизаны не жалуют карателей.
Высунувшись на мгновенье, Павел выстрелил и мигом откатился в сторону. Бугорок тут же зафонтанировал пылью, угодив под короткую очередь.
— Товарищ комиссар! — послышался крик.
Судоплатов обернулся. К нему подползал Кочетков, прозванный «начальником аэродрома». За ним, шевеля коробчатым «горбом» рации на спине, полз радист.
— Ну, что?
— Летят, товарищ комиссар!
— Ат-тлично! Будь на связи. И не высовывайся!
— Есть!
Воспользовавшись не шибко длинной промоиной, Павел добрался до крепкой, кряжистой сосны, вцепившейся корнями в каменистый пригорок. Отсюда открывался неплохой вид на поле боя.
Немцы подъехали на четырех грузовиках и одном штабном автобусе, пустив впереди целую свору мотоциклов. Надо полагать, чувствовали они себя в безопасности, находясь под солидной охраной, — колонну сопровождали три танка и столько же полугусеничных «Ганомагов».
Тяжелый «Т-IV» подорвался на мине, среднему «Т-III» влепила пару бронебойных партизанская артиллерия, а еще одна «тройка» продолжала буянить. Танк ворочал башней, рассылая снаряды по лесу — гулкие взрывы ломали деревья и шугали птиц.
Видимо, экипаж машины боевой здорово перетрусил, отчего малость ошалел. Вот и слал боеприпас куда попало.
Или озлобились танкисты. И решили «подбить» хоть одного партизана.
Грохнула пушка — это сработал расчет сержанта Шорина, молодого, но глазастого артиллериста. «Ганомаг», завывая мотором и лязгая гусеницами, как раз объезжал подбитую «четверку» — закопченная башня перекошена, орудие уткнулось в кусты, из люка свисает немецкий танкист, — и снаряд влепился прямо в кабину броневика. Обычный осколочно-фугасный, но хлипкая «ганомаговская» броня была ему нипочем — взрывом разворотило кабину, просадило кузов.
Пулемет, паливший оттуда почти без остановки, тут же смолк — некому стало палить.
Танковое орудие выдуло блеск огня и клубы подсвеченного дыма. Снаряд прошелестел мимо, разорвав комель сосны. Бедное дерево покосилось, застревая между стволов, а Шорин ударил бронебойным.
Калибр был так себе, но гусеницу снаряд порвал и ведущее колесо покурочил. Танк дернулся, распуская «гусянку», зарываясь катками в мягкую землю — и подворачиваясь бортом.
Туда-то и отправили партизаны-пушкари следующий подарок.
Болванка вошла в корпус «тройки», как гвоздь в трухлявое дерево. Танк замер, застыл, а в следующую секунду его угловатая башня вздыбилась на порыве бешеного пламени — рванул боекомплект.
Воздушная волна пронеслась, клоня траву, и все стихло, как будто гибель последнего танка была сигналом прекратить огонь. Затихли пулеметы. Хлопнули пару раз немецкие карабины и смолкли. Сухо, немощно, несерьезно даже, прозвучал выстрел из пистолета — то ли контрольный, то ли себе в голову.
— Зачищаем! — донесся крик Творогова.
Снова поднялась стрельба, но палили разрозненно, без горячки, деловито даже. Добивали.
— Товарищ комиссар!
— Уделали? — откликнулся Судоплатов.
— Так точно!
— Молодцы. Живо укрывайте танки! И погасите огонь — люфтваффе не должно видеть следов боя.
— Есть!
Павел выбрался к дороге и зашагал к обширному полю, чья зеленая плоскость проглядывала между молодых елочек.
Товарищ комиссар… Судоплатов усмехнулся.
«В той жизни» он получил звание комиссара госбезопасности 3-го ранга лишь в 43-м. Растешь, Павел Анатольевич!
Бойцы из 2-й Украинской партизанской дивизии белозубо щерились, попадаясь навстречу, и неумело козыряли, кидая руку то к фуражкам, то к обычным кепкам. Судоплатов улыбался и кивал в ответ.
Сколотить партизан в бригады и дивизии, усилить их разведчиками-диверсантами из 1-й и 2-й ОМСБОН [В нашей реальности первая и единственная ОМСБОН была создана осенью 1941 года.] — это было трудное, но живое, интересное дело. А уже набирают первые отряды 4-й Отдельной мотострелковой…
Значит, уже этим летом он развяжет настоящую войну в тылу врага! Все идет по плану.
— Товарищ комиссар!
Это радист догонял его неуклюжей пробежкой.
— Ась? — ворчливо, по-стариковски, отозвался Павел.
— Они уже близко!
— Понял. Переоденься!
— Есть!
Судоплатов прибавил ходу. Ворота стояли распахнутыми, бойцы споро выносили убитых немцев из дощатых сарайчиков и брезентовых палаток — это был передовой аэродром люфтваффе, и постоянных сооружений, вроде ремонтных ангаров, здесь не строили.
Зато взлетно-посадочная полоса была хороша — она тянулась вдоль просеки длиной в две тысячи метров и вся была выложена шестиугольными плитами, сколоченными из дерева.
Павел оглянулся.
— Клаус! Готовьтесь.
— Готовы, товарищ комиссар! — осклабился Рихард Клаус, «белокурая бестия» из Марксштадта, что в Саратовской области.
Клаус был упакован в немецкую форму, со всеми онерами и причиндалами гауптмана. Следом за ним перетаптывался целый взвод рядовых люфтваффе и унтер-офицеров.
Великан Приходько выдал «товарищу комиссару» серо-синий мундир оберста — был тут такой, начальствовал давеча. Медведев ликвидировал его аккуратно, одиночным в переносицу, чтобы форму не запачкать.
— Вы побачьте — усэ чистэнько та гладенько, — прогудел Приходько.
— Верю, Микола, — улыбнулся Павел.
Быстро переодевшись, он вышел на поле.
Сюда, под Ровно, командование 4-го воздушного флота люфтваффе перегоняло смешанную группу самолетов [В группе числилось 40–50 самолетов.] — эскадрилью бомбардировщиков «Юнкерс-88» и две эскадрильи «Мессершмиттов».
И бомбы завезли, и прочий боеприпас. Топливозаправщики прибыли, а когда грузовики отбуксировали к аэродрому зенитки «ахт-ахт», Судоплатов решил на штабе: «Будем брать!»
— Клаус, по местам. Начинаем!
— Летят! — донеслись крики. — Летят!
— Все по местам!
Множественный гул накатывал из-за леса на западе, и вот над пильчатой стеной ельника показались «мессеры».
Взвились зеленые ракеты: милости просим!
Немецкие истребители сделали круг над аэродромом и пошли на посадку. Вот по ВПП прокатилось первое звено.
Гудя и блистая пропеллерами, самолеты вырулили к капонирам. На снижение пошли двухмоторные бомбовозы.
«Юнкерсы» садились налегке — касались колесами дощатых панелей, пускали дымок, сворачивали, грузно покачивая крыльями — как ни ровняли поле, а мелкие впадинки да колдобинки все равно оставались.
— Все сели? — процедил Судоплатов.
— Все вроде! — бодро ответил Кочетков.
— Вроде или точно?
— Вроде точно…
Немецкие летчики спокойно брели по стриженой траве, помахивая шлемами да похохатывая. В обратном направлении, к самолетам, тронулись заправщики и грузовики с бережно уложенными бомбами. Техники из группы Клауса весело переговаривались на «хох-дойч», хотя это и был перебор — пилоты люфтваффе их просто не замечали, в упор не видели.
Группенкоммандер вытянулся перед Судоплатовым, представился майором Зеппом Шнауфером и сипло пролаял что-то о завершении перелета и службе во славу Рейха. Павел понимал его с пятого на десятое, досадуя на нехватку времени, — надо бы серьезно подтянуть языковые навыки.
— Зиг хайль!
— Зиг хайль. Битте…
Группенкоммандер отвесил короткий поклон и направился, куда ему было указано — в штаб. Приходько уже поджидал Шнауфера. Задавить майора для него не составило бы труда, но Зепп нужен был живым.
Проводив глазами группенкоммандера, Павел кивнул Лукину, потешно выглядевшему в форме немецкого унтера:
— Разоружить, раздеть, разуть…
— …И расстрелять! — понятливо заключил «унтер».
Судоплатов кивнул и коротко выдохнул. Вроде все шло штатно.
Раздалось несколько скупых очередей, донесся одинокий крик…
Несколько минут, и кадровый состав люфтваффе сократился человек на шестьдесят.
— «Маляры» где?
— Здесь, товарищ комиссар третьего ранга!
— Кресты и номера закрасить!
— Звезды малевать будем?
— Потом.
Из казармы потянулись советские летчики. Чуть ли не половина из них прибилась к партизанам, когда выходили из окружения. Не все их товарищи успели выпрыгнуть с парашютом, да и среди успевших не всем повезло — кто ногу сломал, кто бок ободрал, а кто и вовсе к немцам угодил.
Прибежал Клаус и доложил:
— Шнауфер и еще один… Йорген… э-э… Простите, товарищ комиссар, запамятовал! В общем, оба прониклись. Разговорились — еле поспеваем записывать!
— Сознательные товарищи, — усмехнулся Павел. — Рядовой состав?
— Пустили в расход.
Судоплатов кивнул и повернулся к Четверкину, буквально вчера назначенному командиром авиаполка.
Четверкин-в-небе был скор и резок, а вот Четверкин-на-земле отличался медлительностью, основательностью, спокойной плавностью движений.