Валерий Большаков

Викинг туманного берега

Пролог

Норэгр (Норвегия) [Название Норэгр, что означает «Северный путь», стало общим лишь после того, как конунг Харальд I Прекрасноволосый объединил под своей властью земли разных племен (после 872 года).], Сокнхейд. 10 мая 871 года


…Засов не помог — мощный удар секиры снес запоры. Угрюмый викинг плечом вышиб дверь и, пригнув голову, перешагнул порог.

Эльвёр, замерев у стенки, стиснула зубы — не дождутся от нее крика! Унимая дрожь, она вжималась спиною в покрытые резьбой бревна. Сердце у девушки колотилось, как пойманная птица, кулачки сжимались, но что она могла поделать с могучим воином, что ввалился в ее горницу?

Викинг небрежно махнул секирой, всаживая ее в стену — просто чтобы освободить себе руки. Его глыбистые плечи обтягивала старая кольчуга, а крепкая шея была шире головы. Перебитый нос сипел и клекотал, забавные рыжие косички торчали из-под шлема, а свирепые синие глазки сверлили Эльвёр, как два буравчика.

Следом в горницу протиснулась еще парочка громил, сотоварищей Хунди Рыжего, — Лейф Тихоня и Эйнар Пешеход. Эйнара не зря так прозвали — этот викинг настолько был огромен, что его ни одна лошадь удержать не могла. Поневоле пешим станешь.

— Собирайся! — властно прогудел Пешеход. — Пойдешь с нами.

— Не пойду! — отрезала девушка.

— Тогда понесем! — хохотнул Лейф.

Эльвёр побледнела.

— Это вам Косматый приказал? — выцедила она.

— Не Косматый, — назидательно сказал Эйнар, — а Прекрасноволосый. Хунди!

Рыжий сдернул с топчана плащ, шитый из бобровых шкурок, и закутал в него девушку с головой. Эльвёр попыталась брыкаться, но викинг даже и не заметил ее потуг — сгрёб и уложил себе на плечо. Затем посмотрел на Пешехода, и тот махнул мечом в сторону гавани:

— На корабль!

Сопя, Хунди двинулся к выходу, и в этот самый момент в горницу влетели два молодца-дренга [Дренг — молодой воин, «добывающий богатство и славу» в дружине ярла или конунга.]. Увидев непотребное, они бросились на Рыжего, выхватывая скрамасаксы [Скрамасакс (или просто сакс) — короткий (около полуметра в длину) меч с односторонней заточкой. Носился в ножнах на бедре, навершие рукояти часто выполнялось в виде головы ворона.] в локоть длиной. И лишь перескочив порог, заметили еще двоих, да поздно — Эйнар молниеносным ударом почти срубил голову одному из молодцев, а другой только и успел что вздрогнуть — обратным движением клинка Пешеход чиркнул ему по горлу, и рубиновая струя плеснула на «ковер» — расстеленную шкуру медведя.

— Уходим, — скомандовал Эйнар.

Хунди шагнул к дверям, выдернув из стены свою секиру. Викинги покинули горницу, и лишь два мертвых в лужах липкой крови тела остывали на полу, свидетельствуя о преступлении.

Глухо, задушенно донесся голос Эльвёр:

— Эваранди! Эваранди-и!

Глава 1. Константин Плющ. Зачет

Россия, Владивосток. 22 января 2015 года


Кончились новогодние каникулы, кончилась зимняя сессия в политехе. Константин Плющ с чувством глубокого удовлетворения сунул зачетку в карман куртки и застегнул замок. Свободен!

Еще пара недель каникул — и снова в бой. «Учись, студент!»

Улыбаясь, Костя спустился на Светланскую и пошагал в сторону центра. Даже не пошагал — побрел. Ленивой походкой беззаботного школяра, за которым нет долгов и «энок» [«Энка» (жарг.) — отметка «н», что означает «не был».].

На свободу с чистой совестью!

Плющ шел и рассеянно улыбался. В детстве, не столь уж и далеком, он, помнится, буйно радовался окончанию четверти. Ныне радости нет — есть тихое и спокойное довольство. Производное от того, что ты скидываешь напряг, выходишь из жесткого режима, слезаешь с учебной карусели. У тебя вдруг появляется свободное время — и легкая растерянность. А куда ж девать эти часы и дни?

Не сказать что Костя был зубрилой и образцово-показательным студиозусом. Нормальный парень, он кое-что смекал в компьютерах, починял «железо», мудрил в программах, и ему, как спецу, недоставало лишь диплома.

Ничего. Еще годик — и вожделенные «корочки» окажутся там, где нынче лежит зачетная книжка.

А еще у него была тайна. Случалось так, что Костю просто распирало от желания поделиться секретом, но он ни разу за эти месяцы не выдал его. Никому.

Никто с него не брал расписку о неразглашении, Хранитель Романус даже словом не обмолвился на этот счет. Плющ сам разумел, что болтать — лишнее.

…Где-то, неведомо где, среди чужих пространств и времен, находится Интермондиум — междумирье. Туда выходят дебри Гондваны, в другой стороне плещет Силурийское море, а за горами, откуда спускается акведук, бывает виден пустынный берег, освещенный колоссальным красным Солнцем, — это Земля через миллиард лет.

А акведук, сработанный рабами Рима, ведет к удивительному городу-крепости, где средневековые дома-фахверки перемежаются эллинскими храмами-периптерами, античными инсулами и прочими памятниками архитектуры, в которых живут, отдыхают, молятся, работают Хранители и Регуляторы.

Хранители следят за тем, чтобы колесо истории не вильнуло в сторону от проложенной колеи, а уж если вызревает опасность «макроскопического воздействия», грозящего изменением реальности, в прошлое отправляются Регуляторы. Их задача — предотвратить сползание к «альтернативке», удержать баланс между грядущим и былым.

Добить Эрнста Рёма, если тот вдруг выживет, отговорить Александра Македонского от завоевания Индии…

Когда Костя сам стал Регулятором, то получил задание — помешать сопернику Харальда Косматого стать конунгом «всея Норвегии».

У него это вышло. У него и у Роскви.

Плющ улыбнулся. Это такой обычай у Регуляторов — зваться на языке той эпохи, в которую угодили. Роскви — так на язык викингов можно перевести имя Валерий.

Валерка Бородин. Дембельнулся из ВДВ, женился, а в прошлое отправился за «бонусами». Ничего, нагреб «бонусов» — хватило и на квартиру, и на машину. Еще и тур в Таиланд купил — свозил свою Верку в Паттайю. В Уссурийске снег по колено, а Вера на пляже млеет…

А Константин переводится, как Эваранди.

Плющ вздохнул. Разве такое поведаешь кому? Да если и сболтнешь ненароком, что тогда? Покрутят пальцем у виска и скажут: доучился!

Правда, на Новый год Костя малость успокоился. Он вдруг ощутил себя скупым рыцарем, владеющим несметным сокровищем — и получающим от того массу удовольствия.

Каково это — держать у себя на полке рукописи из Александрийской библиотеки? Или целехонькую статую Афродиты, изваянную Лисиппом? Никому не известное полотно Леонардо? Сидишь себе в гордом одиночестве и любуешься…

Плющ запрокинул голову — там, высоко над улицей, над домами завис пролет Золотого моста. В его тени было сумрачно и зябко.

Сразу вспомнились арки акведука, пересекавшего цитадель Интермондиума, изливавшего влагу горных источников в целый каскад фонтанов, откуда хозяйки черпали воду.

Вздохнув, Костя пошагал дальше. Его слегка мучила раздвоенность желаний: он очень хотел вернуться в Интермондиум, пройтись по Главной улице — и вернуться к Башне, которую все называли Терминалом. Вернуться, отворить тяжелую дверь портала, обитую позеленевшей бронзой, — и выйти на сумасшедший простор Стьернсванфьорда.

Там, между скалистых круч и лесистых склонов, синеет извилистая лента залива, и белые косы водопадов окунаются в него, а орлы нарезают круги ниже обрыва, где стоишь ты, цепенея, задыхаясь от ужаса и восторга…

Вернуться, наведаться в Сокнхейд, проведать Эльвёр…

Плющ снова вздохнул, теперь уже уныло. Эта девушка прелестна и проста, она прозрачна, как льдинка. Эльвёр любит его, и он, наверное, тоже. Вот только…

Как им быть? Ему переселяться в тамошнюю Норвегию, которой, по сути, еще нет? Государство только собирается, сшивается, как из лоскутьев, из земель ранрикиев, ругов, эгдов, гренов, хордов и прочих квенов.

И что там делать программисту? Безусловно, историческое фехтование — великое дело и реконструкция — это просто замечательно. Но нельзя же всю жизнь прожить в прошлом, в ту пору, когда еще и Средневековьем не пахло (зато помоями, навозом и прочими амбре полудикого быта несло основательно)!

Тянуть срок в полутемных, душных «покоях» — сложенном из камня, дерева и торфа «длинном доме», где даже трубы нет, а посередине горит очаг? Чего для?

И какому делу посвятить лет пятьдесят, отпущенных ему на житие с бытием? В походы ходить? Грабить саксов, франков, тянуть все, что плохо лежит, и кровь пускать хозяевам, кои писаются при одном лишь упоминании о норманнах, страшных людях с севера?

Ничего не скажешь, достойный выбор!

Помнится, он все ныл, взыскуя лихого «махалова» мечами — чтоб все по-настоящему, с кровью и костями, а не по правилам феста [Фест — фестиваль, сбор исторических реконструкторов, где обычно устраиваются бои и пр.].

И была ему сбыча мечт — намахался вдосталь, нарубался, наслушался мокрого хруста, нанюхался.

Кошмары неделю снились, потом обвык. Успокоился.

Угомонился, все понял про себя и обрел некую цельность.

Но жить в ту эпоху… Нет уж, спасибочки.

И что тогда? Эльвёр сюда перетянуть? В XXI век? В чужой, непонятный, пугающий мир? А будет ли девушка счастлива среди машин, компов, Интернета и прочих прелестей цивилизации?