— Но это же мелочь для нашего светила, — возразил Костя. — Я конечно же не специалист, но…

— Об этом знают далеко не все, — впервые Алексей Владимирович позволил себе перебить собеседника, — но есть теория, которая совсем недавно была подтверждена рядом фактов. Так вот, оказывается, наша звезда на самом деле не очень-то устойчива, и произойдет что-то типа попадания легкой искорки в большой воздушный шар, наполненный водородом. Одним словом, более чем вероятно, что неизбежным следствием станет вспышка сверхновой, которая окажется убийственной для всей галактики. Все бы ничего, но и та в свою очередь является одним из важнейших стратегических пунктов разумного Космоса, так что если Хаосу удастся его захватить, то процесс обязательно пойдет по нарастающей. Короче говоря, это станет его окончательной победой.

Константин призадумался, не замечая пристального взгляда своего попутчика. Да уж, сведения, которые сообщил Алексей Владимирович, не вдохновляли. Разве только его собеседник утрирует, изрядно сгустив краски.

— И что, иные варианты не допускаются? — уточнил он.

— Отчего же, — пожал плечами Алексей Владимирович. — Вполне. Только вот со взрывом Земли, а потом и Солнышка, почти гарантия. Там как раз ничего изменить нельзя. Отправить человека в прошлое, чтобы он каким-то образом внес изменения в историю, и то легче.

— Теоретически, — сразу уточнил Орешкин, — ведь путешествия такого рода невозможны.

— Это вы про убийство собственного прапрадедушки, — догадался Алексей Владимирович и презрительно отмахнулся. — Примитив. Поверьте, что куда сложнее, существуй такие путешествия, была бы иная проблема — найти добровольца.

Ну уж тут Константин решительно не согласился, принявшись горячо убеждать, что с этим вопросов бы не возникло. Только в среде ученых-историков подобных энтузиастов отыскались бы десятки, если не сотни.

Алексей Владимирович некоторое время молча слушал своего собеседника, время от времени, как обычно, слегка кивая породистой головой, но потом лениво заметил:

— Это лишь так кажется. А вот представьте себе, что я являюсь, ну, скажем, представителем космического разума, который материализовался здесь всего на несколько суток с целью пригласить одного из жителей этой планеты для участия в неком загадочном эксперименте, связанном с путешествием в прошлое. И вот я говорю вам, что вы нам подходите. Итак, хотите принять участие?

Орешкин уже открыл рот, чтобы выпалить «Да», но Алексей Владимирович с добродушной улыбкой протянул руку, положив ее на Костину ладонь, и заметил:

— Только ответ попрошу дать по-настоящему серьезный и взвешенный, будто это все на самом деле.

Орешкин уверенно кивнул, мол, а как же иначе, но согласия, как собирался, дать не успел — все слова застряли у него в горле, так и не выйдя наружу, ибо у него возникло странное чувство.

С одной стороны, он прекрасно понимал, что к сказанному следует отнестись пусть не как к шутке, но как к чисто теоретическому варианту, а с другой…

На миг он внезапно увидел в зрачках своего попутчика всю Вселенную: сверкание звезд и хитросплетение полей, вихри межзвездного газа и покой вакуума, неисчислимое мерцание звезд в ее центре и страшные черные дыры, которые пронизывали ее тут и там.

А еще он увидел такое, чего при всем желании никогда и никому не смог бы поведать, потому что и сам постиг из увиденной феерии едва ли одну десятую, не более.

И тут у него создалось впечатление, что говорил его попутчик всерьез и предложение сделал не в шутку.

Бред, конечно, просто помутнение рассудка, но Костя отчего-то призадумался.

Ну кто такой Орешкин, чтобы лезть в герои человечества?

Да никто.

Не знаток восточных единоборств, не спортсмен. Если не считать мальчишеского увлечения фехтованием, возникшего после прочтения «Трех мушкетеров», которое, кстати, он забросил после нескольких месяцев, он не занимался всерьез ни с одним видом оружия.

Словом, тем суперменам, которые сплошь и рядом в бесчисленных фантастических книгах одолевают кучу злодеев и спасают прекрасных принцесс, он в подметки не годился.

Кроме того, что касается головы, то бишь ума, то он не стратег войны и не гений политики. В психологии опять же плохо разбирается, да и вообще…

Даже знание истории и то… Да, когда-то он всерьез нацеливался на аспирантуру и даже ухитрился накатать ряд статей, то есть плюс имеется. Однако и он, положа руку на сердце, слабенький.

Во-первых, все это было давным-давно.

Во-вторых, смотря в какую страну и в какое время отправиться. Одно дело, если это окажется Русь, и совсем иное, если…

Поерзав в нерешительности на своей полке и попутно прихлопнув назойливого комара, Константин неуверенно обратился к Алексею Владимировичу:

— А мог бы я в этом случае задать хотя бы несколько вопросов? Ну, например, зачем вообще понадобился этот эксперимент?

— Я же сказал, спасти планету, — мягко улыбнулся тот. — Знаете, как-то на днях имел довольно-таки долгую беседу со своим школьным однокашником, который сейчас довольно-таки крупный историк, так вот он высказал одну любопытную мысль. Мол, если бы можно было спасти ряд людей, которым в дальнейшем было бы суждено изменить ключевые моменты истории, то и все развитие мировой цивилизации пошло бы иначе… — Алексей Владимирович неопределенно поболтал рукой в воздухе, после чего, лукаво улыбаясь, осведомился: — Так как, поехали бы в прошлое?

Воцарилась тишина.

— А кого именно спасти, ваш товарищ не говорил? — не выдержал Константин.

— Что-то говорил, но я, признаться, не запомнил, — сокрушенно повинился Алексей Владимирович. — Знаете, с детства на имена и фамилии память не ахти. Впрочем, это и не существенно, ведь это только теория, хотя даже тут вы мне не дали положительного ответа, что и требовалось доказать.

— Но как-то это… — смешался Костя. — В конце концов, вы, как представитель, сам бы все сделали куда лучше, чем любой землянин.

— Возможно, — согласился попутчик. — Но давайте предположим, что ни мне, ни кому бы то ни было по этическим мотивам нельзя вмешиваться в процесс развития разумной жизни, где бы она ни возникла.

— Поди туда, не знаю куда, чтоб спасти того, не знаю кого, — прокомментировал Орешкин. — Проще самому космическому разуму… — Но сразу спохватился: — Ах да, принципы. — И, не удержавшись, съязвил: — Какой-то этот разум в вашем представлении чересчур бездушный. Хотя, конечно, куда проще чужими руками.

— Вы что-то путаете, уважаемый Константин Николаевич, — не остался в долгу специалист по космосу. — Смею заметить, что принцип и состоит в том, чтобы все осуществлялось не чужими руками, но самих землян.

— По-моему, когда речь идет о существовании цивилизации, принципы можно было бы ненадолго отодвинуть в сторону, — сердито проворчал Костя.

— И снова ошибка, милейший, — возразил Алексей Владимирович. — Это ж не табуретка и не стул, чтоб сегодня его поставить в одно место, завтра для удобства в другое, послезавтра в третье. Эдак даже стул быстро расшатается, и придется его вообще выкинуть из дома, а что уж говорить о принципе.

Константин почесал в затылке. Вообще-то все правильно, крыть нечем. Но и молчать не стал, заметив, что добро по своей сути, к сожалению, чересчур пассивно.

— Это верно, — подтвердил его сосед по купе. — Но причина и состоит в принципах, ибо главный из них как раз заключается в том, чтобы не навредить. Отсюда непреложное правило — наблюдать, но не вмешиваться.

— А зло меж тем времени не теряет.

— И снова по той же самой причине, — подхватил Алексей Владимирович. — Оно ведь не имеет принципов, потому и деятельно, ибо ничем не стеснено. Да и его наблюдатели, к сожалению, не только наблюдают. Но все равно принцип даже в этом случае нарушать никто не будет. — И улыбнулся. — Помнится, в одной из книг так и сказано: «Дело помощи утопающим — дело рук самих утопающих».

— Мне всегда казалось, что в «Двенадцати стульях» это выражение использовалось несколько в ином смысле, чтобы показать…

— Не стоит продолжать, — перебил Алексей Владимирович. — Я помню. Однако, на мой взгляд, оно имеет и еще один, так сказать, более глубинный смысл, который куда мудрее — пока утопающий сам не захочет спастись, его спасать ни к чему. Другое дело — подсказать, в чем заключается спасение. Это можно и нужно, но выручать себя из беды все равно должен он сам. Возможно, это звучит жестко…

— Скорее уж жестоко, — проворчал Константин.

— Пусть так, — не стал спорить Алексей Владимирович. — Но речь не о том. Вы, кстати, никогда не задумывались, почему всякие там инопланетяне, сидящие в НЛО, упорно не желают вступать в контакт с человечеством, предпочитая только наблюдение?

Орешкин недоуменно пожал плечами, поинтересовавшись:

— А эти самые НЛО вообще, на ваш взгляд, существуют?

Сам он в глубине души считал, что на девяносто процентов все летающие тарелки либо высосаны из пальца прохиндеями-журналистами, либо пригрезились людям с неустойчивой психикой, которые лишь по счастливой случайности еще не угодили в дурдом.

Правда, оставались еще десять процентов, но их Костя относил к естественным природным явлениям, объяснить которые современная наука не в состоянии.

— Есть, — кивнул его сосед по купе. — Поверьте мне как специалисту.

Он не стал договаривать, пояснять, аргументировать, но Орешкин вдруг с удивлением обнаружил — ему вполне хватает и этого голословного утверждения, чтобы поверить. Ему, скептику и Фоме неверующему, которому всегда требовались доказательства в виде непреложных фактов, как ни странно, сейчас хватило короткого ответа «есть».

Просто чудно.

— Так вот, на контакт они не идут, потому что… не с кем идти, — продолжил Алексей Владимирович. — Увы, но до всего надо дорасти, а земная цивилизация, к сожалению, напоминает буйного, да вдобавок еще и умственно отсталого карапуза, который научился лишь драться, не думая о последствиях, а также строить и изобретать нечто, толком не понимая зачем. Мало того, так он еще и продолжает гадить куда ни попадя.

Слова были суровыми, но увы — и тут спорить не имело смысла. Не станешь же вступать в дискуссию с врачом, поставившим пациенту диагноз? А уж то, что он неутешительный, извините.

Так и тут.

Конечно, сравнение было, мягко говоря, несколько грубоватым, но по большому счету верным.

«И впрямь, драться да гадить — вот и все, что мы освоили на самом высоком уровне, — с грустью подумал Костя, — а остальное… Увы, но со святыми в этом мире всегда был изрядный дефицит, а уж сейчас…»

— Нет возражений, — недовольно проворчал он, но, не желая оставаться в долгу, заметил: — А что ж наблюдатели-то все это время помалкивали? Могли бы, как мудрые воспитатели, вмешаться, да не тогда, когда уже поздно, а куда раньше. — И саркастически усмехнулся. — Ах да, забыл про принципы.

— Нет, на сей раз они как раз ни при чем, — неожиданно возразил Алексей Владимирович и смущенно замялся. — Тут, знаете ли, все объясняется несколько проще.

А дальше он изложил еще одну версию, на сей раз о знаменитом Стоунхендже, который на самом деле есть не что иное, как огромный передатчик, выдающий всю информацию о Земле в космос, а кроме того, еще и поддерживающий Солнце в устойчивом положении.

В качестве доказательства он привел в пример, что тот был совсем не случайно установлен именно таким образом, что его северо-восточный вход смотрел точно на восход солнца в день летнего солнцестояния.

Сигнал же к звезде посылался с помощью «лунок Обри» [Л у н к и О б р и — 56 углублений, расположенных по кругу и выкопанных прямо за внутренним валом внутри Стоунхенджа. Названы по имени антиквара, обнаружившего их в 1666 г.], в которых первоначально были установлены своего рода антенны… Но тут в ход пошли математические формулы, и Константин мало что понял — не силен ни в физике, ни в математике.

В ответ на резонные возражения Константина, что масштабы Стоунхенджа и Солнца несопоставимы, Алексей Владимирович привел в пример гигантский компьютер, который может выйти из строя по причине неисправности маленького микрочипа.

Изящно выкрутился он и относительно сбора передаваемой информации.

Дескать, сам мегалит был предназначен только для передачи сведений, поступающих к нему от точно таких же сооружений, разве что несколько меньших размеров, которые раскиданы в мире аж в двухстах местах по определенной схеме.

Более того, согласно его утверждению, после того как один из ученых, занимающихся этой проблемой, выстроил математическую модель их размещения, согласно ей впоследствии удалось найти в местах, которые он указал, порядка шести или семи останков микроСтоунхенджей, тоже разрушенных. Кстати, один из них совсем рядом, то есть не просто в России, но на Мещере.

На резонное возражение Орешкина о том, что устройство, стабилизирующее звезду, логичнее всего было бы разместить на самой звезде, его соседу по купе тоже было что ответить.

Мол, нельзя было устанавливать объект на Солнце. Во-первых, проблематично, а во-вторых, куда больше возни. Дескать, тут имело место правило рычага — чем больше плечо, тем меньше усилий.

Можно было бы разместить его и дальше, например на Марсе, тогда понадобилось бы еще меньше трудов, зато на Земле этот объект мог не только подавать сигнал, но и заодно сообщать всю нужную информацию сразу и о Солнце, и о Земле.

Потому сейчас звезда и стала неустойчивой, что Стоунхендж вышел из строя.

— Что-то у вас тут не сходится насчет космического разума и высокого предназначения Стоунхенджа. Уж больно вид у этого сооружения, как бы это сказать… — Константин замялся, подбирая нужное словцо, но его сосед по купе успел раньше.

— Корявый и неказистый? — подхватил он.

— А еще громоздкий, — проворчал Константин.

— Так это обычная мимикрия, — пожал плечами Алексей Владимирович. — Куда проще подстроиться под соответствующую эпоху. Было бы другое время, использовали бы иные материалы. Громоздкий же именно потому, чтобы его невозможно было развалить. Во всяком случае, имеющимися у людей на тот исторический период подручными средствами.

— А просто взять и починить его не судьба? — язвительно осведомился Константин. — Неужто запчасти кончились? Да и принципы для этого вроде как нарушать не надо. Или на этот счет есть еще один, особый?

Алексей Владимирович терпеливо снес издевку, заверив, что очень даже судьба и никакие принципы тому не помеха, но время безвозвратно упущено, ибо поломка произошла сравнительно недавно — по космическим меркам, разумеется, — и как раз за это время развитие цивилизации даже не пошло вперед семимильными шагами, а скорее, полетело.

— Ну хоть тут мы лидеры во Вселенной, — усмехнулся Орешкин.

— Не мы, — поправил сосед по купе. — Помните, что я говорил о пассивном Добре и активном Зле? Поверьте, что далеко не случайно в Библии одно из имен дьявола именно Люцифер.

— Лучезарный, — кивнул Константин.

— Именно, — подтвердил Алексей Владимирович. — Он знал, чем можно соблазнить человека, да и прием этот давно испытан им. Если кратко, то он заключается в одном слове: «Давать». Причем сразу, щедрой рукой, не откладывая на потом, когда человек будет готов к правильному использованию получаемых подарков.

— Да-а, соблазн велик, — согласился Костя, представив сиюминутное исполнение собственных желаний.

— Велик, — подтвердил Алексей Владимирович. — Вот только когда света слишком много, то неизбежно наступает слепота, а вслед за ней неизбежное тыкание из угла в угол и, в качестве финала, тупик. Правда, и в этом тупике есть еще одна забава — поиграться с красной кнопкой, каковую человеческие пальцы уже нащупали на стене, но еще не нажали. Пока не нажали, — уточнил он.

Костя вздохнул и заметил:

— Скорее всего, сейчас этот разум если бы и стал выбирать, то где-нибудь на Западе, в Штатах или, на худой конец, в Китае, а уж никак не в России, которая в нынешнем тысяча девятьсот девяносто восьмом году если и флагман, то среди стран третьего мира.

— Что ж вы так непатриотичны? А вот мне думается иначе, — возразил его седовласый собеседник. — Вы сами-то никогда не задумывались, что, пожалуй, на всей планете не найдется другой такой нации, у которой столь ярко выражены доброта, самопожертвование, умение понять и простить, любовь и понимание — в крайнем случае, попытки к такому пониманию — всего живого. А еще стремление и умение идти до конца, даже если дело заведомо проигрышное, но сам человек уверен в собственной правоте. Все это складывается воедино и образовывает духовное здоровье нации. Заметьте — не внешнее физическое или, скажем, материальное процветание, а именно духовное.

— Какое уж там здоровье, — грустно усмехнулся Костя. — Особенно в наше время.

— Да, на вас и впрямь за последние годы свалилось слишком много испытаний, но кое-что осталось, — заверил его Алексей Владимирович, добавив: — И это кое-что все равно до сих пор изрядно превышает аналогичные качества жителей любой другой страны. А уж потенциально вы и вовсе на необозримой вышине.

— Впереди планеты всей, — недоверчиво буркнул Костя.

Слова были лестными, и в них очень хотелось верить, но в то же время они никак не укладывались в то, что происходило сейчас на бескрайних просторах его родины.

— Действительно впереди, — словно не замечая иронии в голосе собеседника, серьезно и даже как-то уважительно подтвердил Алексей Владимирович. — Что же касается испытаний, то вы, наверное, помните, что кому многое дано, с того много и спросится. Кажется, так утверждается в Библии? К тому же это вовсе не говорит о том, что вы эдакие умнички, а все остальные просто дурачки. Отнюдь нет. Просто вы много работали именно в этом направлении, вот другие и подотстали. И еще одно. Есть так называемый закон энтропии.

— Это уже, по-моему, из области физики, а я в ней не силен, — смущенно сознался Костя. — Вроде бы там идет речь о равномерном распределении теплоты в отдельно изолированных системах, нет?

— Вы совершенно правильно изложили его суть, — ободряюще кивнул его собеседник. — Добавлю лишь то, что закон этот применяется не только к теплоте и не только в физике. Увы, а может быть, наоборот, к счастью, но он прямо влияет и на развитие человеческого общества. Когда одно из деревьев в саду идет в бурный рост, начиная затенять более низкие саженцы, заботливый садовник его аккуратно подстригает. Конечно, дереву от этого больно и плохо, зато саду хорошо. Так и у нас.

— И каким же образом происходит торможение?

— Да их сколько угодно. Например, можно ввести чуждую религию, которая как никакая другая станет тормозить развитие творческих сил. Не помогло? Тогда вражеское нашествие. Ну неужели вы думаете, что хан Батый развернул своих коней назад, когда перед ним были открыты все страны Запада, включая практически не защищенную Италию, действительно по тем причинам, которые изложены в ваших учебниках и энциклопедиях? Да нет же.

— Это и впрямь загадка, — согласился Константин.

— А если принять во внимание эту гипотезу, то загадка легко разрешается. Все эти страны были беспомощны, и в первую очередь не в военном, а в духовном смысле, так что вторгаться туда не имело смысла. Кстати, аналогичных примеров можно привести сколько угодно и в другие времена. Вы ведь учитель истории. Неужели ни разу не задумывались, почему большинство завоевателей стремилось именно на Русь? А ведь у нее и богатства было не больше прочих, и война с нею из-за бескрайних просторов создавала достаточно серьезные специфические неудобства. Тем не менее чуть ли не все захватчики вопили «дранг нах остен» и лезли и лезли.