Выходит, вот с такими парнями и столкнула меня судьба.

Глава 4

Это все вспомнилось мне из прошлой жизни, хотя довольно туманно. Я честно напряг память — и не смог вспомнить, а были среди моих однокурсников парни с рабфака?.. Ребята постарше были, да, после армии и тому подобное. Но точно их анамнез я уже вспомнить не мог.

От таких причуд времени и памяти я даже немного загрустил. Экие фортеля выкидывает жизнь! Захочешь — не придумаешь. Вот как такое может быть? И что такое время? Выходит, оно устроено намного интересней и сложней, чем это видится из рядовой человеческой жизни…

— Осторожно! — Витькин голос выдернул меня из философских дебрей. Я вздрогнул и очнулся.

Чуть ли не перед самым моим носом продребезжал двухцветный чешский трамвай «Татра». Вагоны эти могли быть в разной цветовой гамме, в данном случае он был сверху и снизу бежевый, посередине — красный. Я проследил взглядом — трамвай бодро катил под уклон среди березово-рябинового перелеска, и я понял, что огромная территория политеха со всеми опытными производствами, находится на окраине города, в промзоне. Там, куда удалялся вагон, видны были какие-то скучные бетонные заборы, крыши складских строений и тому подобная проза жизни.

— Базилевс! Ну ты че? — торопил меня спутник. Я встряхнулся:

— Да нет, ничего. Засмотрелся.

— Потом смотреть будешь! Пошли, народ ждет.

«Татра» угромыхала вправо, а мы пошли налево, к трамвайному кольцу, где в очередь отправки на маршруты стояли несколько вагонов, и чешских, и рижских, более ископаемого вида, настоящие динозавры отечественного машиностроения. В центре кольца образовалась даже не клумба, а что-то вроде скверика с жидкими осинками, березками и елочками, массы трудящихся стихийно протоптали в нем дорожки по основным направлениям: к остановкам и гастроному, находившемуся в угловом четырехэтажном доме. Туда и направили стопы мы с Виктором.

Когда вышли из скверика, я снова вздрогнул, теперь уже без всякой грусти. Просто от культурного шока.

Эпоха продолжала бить по глазам. У разгрузочной площадки гастронома стояло то, что горожанин двадцать первого века, наверное, счел бы галлюцинацией. А именно… живая лошадь!

Да-да, самая настоящая гнедая лошадка, то есть обычного темно-коричневого цвета, хомутом и оглоблями впряженная в самую настоящую деревянную телегу, правда, на автомобильных колесах — скорее всего, от ГАЗ-51 или ГАЗ-53. Стояла себе смирно, лишь помахивая хвостом и головой, видимо, отгоняя мух. А сумрачный небритый мужик в кепке, рукавицах, сером халате и чудовищных кирзовых сапогах разгружал сие транспортное средство: на телеге стояли плетеные из алюминиевых полос шестигранные контейнеры причудливого вида, наполненные поллитровыми молочными «тетрапаками», пирамидками, когда-то изобретенными в Швеции и распространившимися в середине прошлого столетия по миру, включая СССР, а потом практически вышедшими из употребления. Суровый владелец кирзачей в поте лица перетаскивал эти контейнеры в глубь подсобки.

Не успел я отойти от этого зрелища, как двустворчатая расхлябанная дверь из того же алюминия и стекла напомнила мне о том, что цветные металлы здесь еще не сдают в пункты приема. В 90-е годы такая входная группа и нескольких дней не простояла, нашлись бы предприимчивые люди, отправившие ее в металлолом. Да и те корзины с молочными пакетами пошли бы туда же без вопросов… Впрочем, эта мысль порхнула так, тенью, гораздо большие эмоции я испытал, войдя в гастроном и вдохнув такой знакомый и казалось бы навек позабытый запах советского продуктового магазина: грубоватый и какой-то реальный, что ли, природный, его невозможно описать, уж слишком много в нем компонентов, но и спутать ни с чем не спутаешь.

Первый же отдел «Соки-воды», на который натыкался посетитель в этом магазине, должен был культурно ублажать советского гражданина прохладительными напитками, включая молочные коктейли. Для приготовления последних имелся стационарный миксер «Воронеж», аппарат, которым можно было при желании убить слона. Вкуснейшие смеси из молока, мороженого и фруктовых сиропов он с адским воем готовил в гигантских стаканах из нержавейки, а разноцветные соки размещались в еще более огромных стеклянных конусах, сужающихся вниз и расположенных по три штуки на вертикально вращающихся стержнях. Соки в данном случае были: неизменный томатный (самый дешевый), яблочный и абрикосовый с мякотью. К томатному соку обязательно прилагалась соль в граненом стакане и чайная ложечка в таком же стакане с мутной водой. Покупатель мог по вкусу добавить соль в свой сок, размешать, а ложечку вернуть в стакан с водой — гигиена. Ну, можно было здесь также купить на вынос минеральную воду «Боржоми» или «Ессентуки» в темно-зеленых бутылках, а то и лимонад: «Буратино», «Дюшес» и «Тархун»… За стойкой отдела ловко управлялась приземистая тетенька средних лет в теоретически белом, а на самом деле сомнительной чистоты халате и такой же шапочке: она успевала и коктейли готовить, и соки наливать, и мыть стаканы в нажимном полуавтоматическом омывателе… Не ленилась, короче говоря.

— Айда в вино-водочный! — с чрезвычайно серьезным видом зашептал Витька, но я сказал:

— Сейчас, погоди.

И сделал вид, что заинтересовался «Боржоми», а на самом деле мне было интересно все, я ведь сюда прибыл фактически на машине времени. И многое открывал для себя заново, по второму разу. Ведь это все было в моем детстве! Только годы унесли. А теперь меня самого принесло сюда…

Помещение гастронома имело Г-образную форму. Короткая линия Г была справа, и там помещался кафетерий, который вносил ощутимый вклад в то самое настоящее, живое амбре. Прежде всего, там находился котлообразный кофейный аппарат емкостью литров тридцать-сорок, блестевший никелированной поверхностью: он-то и издавал особо наваристый дух. Ну, кто хотел чаю, конечно, мог выпить и его, но этот напиток обретался в скучном банальном эмалированном чайнике… А насчет перекусить — кафетерий предлагал посетителям бутерброды с сыром и докторской колбасой, пончики, а также пирожные: бисквиты с кремом, заварные (эклеры и круглые) и «картошку».

Господи! Кто не застал 70-е и начало 80-х годов в СССР, тому невозможно объяснить, какими сверхъестественно вкусными были и те пончики, и эклеры с «картошкой»!.. В текущем столетии даже отдаленно похожего ничего нет. Почему? Черт его знает. То есть, какое-то объяснение этому, разумеется, должно быть. Но у меня его нет. И вряд ли я его найду. И надо ли?..

— Ну пошли, пошли, — уже недовольно забормотал Витька, я кивнул, и мы пошли влево, по длинной линии Г.

Вино-водочный отдел располагался в самом дальнем углу. Миновав отделы: молочный, колбасный, бакалеи, консервов, кондитерский и хлебный, мы наконец-то добрались до вожделенного спиртного.

Отличия от прочих секций магазина здесь сразу бросались в глаза: во-первых, контингент покупателей, во-вторых, продавцов. Вернее, продавца в единственном числе. Продавец здесь был мужчина: крупный плотный дядька с явным южным оттенком — не то украинец, не то молдаванин, и держался он необычайно солидно, а затрапезный контингент, тоже исключительно мужского пола, тоскливо суетился, пересчитывал на ладонях копейки, бросал жадные взгляды на полки, а выражение некоторых лиц было такое, словно они ожидали чуда, вдруг способного превратить шестьдесят копеек в рубль тридцать… В какой-то мере надежду на чудо стоит признать оправданной — в нашем с Виктором лице. Сразу несколько пар заплывших глаз так и вскинулись на нас, на нескольких опухших рожах забродила надежда… Сзади и справа от меня вдруг засипел тусклый голос:

— Слышь, пацаны, не выручите? Войдите в положение, трубы горят!..

Вопрос между прочим напомнил мне, что я еще не знаю, сколько у меня денег. Своих, в смысле, помимо общественных. Полез по карманам, в правом нагрудном обнаружил четыре красненьких десятки с портретом Ленина — «червонцы», как тогда говорили, плюс к ним одну синюю пятерку. Это не считая мелочи. В карманах брюк болтались несколько разнокалиберных монеток, от одной копейки до двадцати, «двугривенного».

Голос при виде такого богатства задудел сильнее, сменив «пацанов» на «мужиков»:

— Помогите, мужики! Выручите, а то совсем худо!

— Это не наши деньги! — строго прошипел Виктор. — Складчина. Не можем, извини, земляк!.. — и подтолкнул меня: — Ну давай, чего застыл? Три бутылки «Русской».

Водка была представлена двумя сортами: «Русская» по цене пять тридцать и «Столичная» — эта стоила шесть двадцать. Ну, была еще «Посольская», с винтовой крышечкой, но она не в счет, другая категория, не по карману.

— Может, Столичную? — спросил я.

— Не-не-не! — горячо запричитал Витек. — Русская лучше! Ты чо?! Давай бери.

Чем «Русская» лучше, кроме цены, я выяснять не стал, беспрекословно заплатил пятнадцать девяносто, а монетку в десять копеек, «гривенник», сунул назойливому просителю.

— Ты чо?! — снова взвыл Витька. — Твои деньги, что ли?!

— Добавлю, — сказал я. — Идем закуску брать.

Водку мы погрузили в жуткого вида брезентовую сумку, оказавшуюся у запасливого Виктора под рукой. В хлебном взяли две буханки по шестнадцать копеек, перешли к консервам, тут возникли некоторые дебаты. Виктор, как я уже понял, парень крепко прижимистый, скуповатый, горячо ратовал за консервы «Завтрак туриста» — своеобразные игры советской пищевой промышленности в пределах ГОСТа. Содержимое «Завтрака» представляло собой не чисто мясной или рыбный продукт, как в случае с обычными консервами, а мясо-крупяную или мясо-овощную смесь, проще говоря, разнообразные каши (гречневая, перловая), либо так называемые «ленивые голубцы», сочетание фарша с капустой. Стоили такие банки заметно подешевле говяжьих или свиных аналогов, а иной раз вместо мясного компонента в них шел рыбный, это еще снижало стоимость. Но качество мясо- или рыбопродуктов в ЗТ не отступало от ГОСТа, что в сочетании с ценой обуславливало прочную популярность этого продукта в широких массах.