Валерий Иващенко

Молодые волки старого королевства

Прелестной незнакомке Эль** и музыке неистовых AC / DC — спасибо!

ПРОЛОГ

В усыпляющем завывании метели порою можно услышать все что угодно. Тут главное что? — не прислушиваться. Сам не заметит человек, как вползут в душу непонятная тоска и тревога. Потихоньку, исподволь войдет в сердце ледяная заноза, и тогда она принимается ныть, тянуть в неведомое. Человек начнет метаться, рваться куда-то беспричинно. И уходит, таких не держат. Вроде и вот он, человек. Да только то уже все видимость одна и есть. Оболочка пустая.

Проснулся он внезапно, резко, словно снизу кто ударил в занемевший от неудобной позы бок. Миг-другой Лаен еще щурился в тонкий лучик света, пытаясь сообразить — почему так холодно, неудобно и почему свет снаружи такой чисто-белый. И только тогда он пришел в себя окончательно.

Еще вчера опушка леса зияла нетронутой сыростью поздней осени. II сбившаяся в кучу группа беглецов недоуменно топталась тут, боязливо косясь в глубину чащи. Позади осталось все. Уход из уже горящего Дартхольме, выматывающее душу плавание в бурном море. И даже долгий переход в продуваемых стылым ветром дюнах, стоивший людям еще двух стариков и одной девчушки. Все это было позади. И эта горсточка выживших, испросивших и получивших защиту Перворожденных, под начавшимся к вечеру снегопадом принялась обустраиваться на ночь.

Лаен быстро высмотрел неподалеку от края леса выворотень и вполне приличную (по медвежьим, наверное, меркам) берлогу. Все выглядывал, не мелькнет ли в скоплении испуганных лиц белая, словно седая, шевелюра Вьюжинки, не придет ли она. Но молодая вдова в праздник Урожая с крепко поджатыми губами обошла парня, нарочито опустив глаза долу, когда Лаен в хороводе холодеющими от волнения руками именно ей отдал свой собственноручно сплетенный венок… Что уж теперь!

Заворочавшись, парень кое-как принялся отгребать снег. Надо же — еще чуть продлись эта внезапно налетевшая ночная вьюга, и могло бы засыпать совсем. Лаен закусил губу, стараясь отогнать от себя мысль, скольких же нынче унесла Белая Хозяйка.

С вечера прискакавшие под его защиту близняшки Славка и Реченка, одинаково до полупрозрачности худые и тонкие, тоже завозились под теплым боком. Старшая всхлипнула спросонья, поморщилась грязной мордашкой и засовалась в поисках ускользнувшего куда-то тепла. А там и старая ведьма Вольча в ногах встрепенулась, словно и не спала, заохала.

— Что?

— Утро, — хмуро отозвался Лаен, наконец-то расширив проход и осторожно выглядывая наружу.

«Белые одежды идут только мертвецам», — некстати вспомнил он, все же признавая новую красоту еще вчера серой и грязной земли. Изменилось все вокруг просто до неузнаваемости. Даже разлапистая ель по соседству, под широким укрытием которой с вечера ухоронились несколько семей, нынче выглядела кряжистым богатырем с литыми снегом плечами.

— Ага, где-то тутась. — Славка шумно засопела под рукой, выдохнула в стылый воздух струйку пара.

— Не тутась, а туточки — сколько раз тебе повторять? — Лаен беззлобно, больше для порядку, врезал по спутанной зеленой шевелюре девчонки. Вот же, еще одна зима, и войдет девка в хоровод. Глядишь, и парень какой обязательно подарит ей свой венок — Славка даром что худая, не хуже как твоя кошка по весне, но справная, ловкая, — а там все у них пойдет своим, освященным веками и богами чередом. Но до сих пор у нее что на уме, то и на языке.

Под другую руку проворной лаской вплелась старшая, Реченка — ее вспыхнувшие на солнце огнисто-рыжие лохмы соперничали яркостью со светилом. Впрочем, какая там старшая, всего-то на пяток минут… но даже такая маленькая фора давала девчонке право иногда задирать носопырку и командовать младшей.

— Ну-ка подсобили, свиристелки. — Лаен как мог стряхнул с самой большой еловой лапы снег. И как только она чуть покачнулась, освободившись от тяжести, он поднатужился и подставил плечо.

Рядом запыхтели близняшки, усердно толкая туда же, вверх. И постепенно, медленно, тяжелая, как гора, еловая лапа поднялась.

Из узкой норы в сугробе пахнуло теплом, людским духом и вонью давно не мытых тел. Подоспевшая Вольча сунулась туда, проворно отгребая снег сухими старушечьими руками.

— Агов, есть тута хто живой-то? А ну ступайте сюдой, да хутчее!

Первыми полезли наружу моргающие от света дети, кашляя и перхая от сразу перехватившего дыхание студеного воздуха. Потом несколько старших, а следом уж и старики. Так заведено исстари — себе ничто, дитятам все.

Лаен стоял под стремительно наливающейся тяжестью еловой лапой, словно тот Чарута-богатырь, что хрустальный свод подпирает, пока Весенка-мастерица заново рисует на окоеме погрызенную небесным драконом луну. И едва из-под ели задком выползла Вольча да живенько закивала — все, мол, — парень пинком неловко отшвырнул в сторону близняшек и наконец скинул с подрагивающего плеча ставшую уже непомерною тяжесть. Неловко загребая непослушными губами воздух, с темнеющим от натуги взором он повалился в сугроб.

И каким же счастьем оказалось увидеть до щемящей радости в сердце родную белобрысую шевелюру Вьюжинки, которая проворно натирала ему щеки холодной колючестью снега.

— Вставай, — снисходительно проронила молодуха, которая, словно дразнясь, уселась на молодого ведуна и приводила того в чувство. — Там есть упокойники, глянь — может, кто просто задохся?

Что ж тут не понять-то? Ежели кто не слишком ушел еще по тропе предков, того при некоторой изворотливости можно и вернуть. Это если пополам в сече не разрубили или не истек еще отмеренный небожителями предел. А кому ж в такие дела лезть-то? Кроме ученика волхва, боле и некому, не попу же. Лаен кое-как встал, отряхнул от снега чуть ноющее после непомерной тяжести тело и побрел за Вьюжинкой, незаметно ловя носом остающееся за ней тепло. До чего ж сладко на сердце иной порою…

На изрытом и слегка утоптанном снегу под кривой осиной рядком лежали три недвижных тела, над которыми еще можно попробовать, а чуть поодаль еще пятеро совсем уж безнадег. Молодой ведун покривился, сплюнул украдкой в сторонку — нашли же место!

— Переклодьте вон тудой, да головой о полуночь, — хрипло распорядился он, достав из-за пазухи оберегаемый пуще глаза мешочек с травками да кореньями и разминаючи-разогреваючи ладони.

Возле задубевшего на морозе охотника Тима, который укоризненно глядел в небеса распахнутыми в удивлении блекло-голубыми глазами с запекшимися в них почти черными прожилками, Лаен долго не задержался. Хоть и справный мужичонка был — да ничего тут уже не поделаешь. Зато за обладание душой старой Ладунки пришлось поднапрячься. Старушенция хоть и ворчливая погань, однако токмо на нее да на ведьму Вольчу в случае чего и вся надежа, опчеству без травниц никак. Словно в сомнениях, топталась душа ее на незримой тропочке, все никак не спешила туда. А и впрямь, неча там делать, работы и тут по самое некуда.

— Огнем жги! — судорожно выкрикнул Лаен, тяжело ворочаясь в обнимку с грузным и бестелесным для других демоном. Спасибо Мечеславу, что бою неоружному тот год обучил…

Близняшки, которым ведун иногда дозволял по доброте душевной присутствовать при камланьях и обрядах, уже знали свое дело. Проворно напрыгнули с боков, сыпанули щепотками трухи перетерень-гриба и тут же ткнули чадящими смолоскипами из сосновых веток.

Знатно полыхнуло — ей-же-ей! Не хужее как на ярмарке, когда пришлые заморские купцы черный порох нахваливали. А все же старый учитель Колин, что потом полег в сече под стенами Дартхольме, тогда посрамил удумавших немецкое умников — так ударил молоньей в гранит-камень, что токмо обломки чадные и разлетелись.

Травница содрогнулась, зашлась надтреснутым кашлем, но тут уже к той подоспела Вольча, такая же старая и с виду квелая. Лаен отвернулся — там уже и без него справятся — и кое-как смахнул с бровей смешанный с копотью пот.

— Хто дозвол дал в моих оберегах копаться? — для виду грозно шумнул он в сторону близняшек, светившихся в тумане расплывчатыми яркими пятнами.

Все же хмарь перед глазами постепенно развеялась, под яркими шевелюрами обнаружились разрумянившиеся на морозе неприкаянные мордашки.

— А ты нашлепай меня, ведун, — напевно проговорила Славка и с блудливой улыбочкой подставила нужное место. Впрочем, всего лишь миг спустя поворотилась и с готовностью выпятила попу и сестра.

Тьфу ты, прости мя, Весенка! Лаен отворотил глаза от девичьих прелестей. Вот же кобылки скороспелые — того гляди, до девичьего хоровода не дотерпят, начнут парней портить. С них станется… Молодой ведун мазнул совсем прояснившимся взглядом по снежно искрящейся шевелюре Вьюжинки, что уже тащила набранную на опушке охапку хвороста, и спохватился.

Все при деле, негоже и ему слишком долго дух переводить.

За тощего мальца, коего настругали Маланка с кузнецом, пришлось выложиться до самого донышка. И так мальчонка здоровьечком слаб, а тут еще ночевка под открытым небом на пороге зимы. Не раз и не два Лаен выныривал из душного ничто, жадно хватая колючий воздух занемевшими губами и припадая к выдолбленной из сушеной тыквы фляжке. Пришлось даже забросить в рот щепоть разрыв-травы и кое-как затолкать во вставшее колом горло — но в конце концов душа дитенка в тело вернулась. Отрок закашлялся, забился в корчах, и тут же за него ухватилась Вольча с оклемавшейся немного травницей.

Живые — то уже по их части… и Лаен позволил себе ненадолго окунуться в невидимый другим прочим мир, отдохнуть. Здесь вроде и проще, но чем-то и сложнее. Тоже многое решает грубая сила — да не тела, духа. Изворотливость и соображаловка тоже не последнее дело, чай. Уж как ни сильны шастающие здесь, а с человеком знающим не им тягаться. Впрочем, не все они оказывались к людям враждебными. Демоны, тем да, только дай кого схарчить. Лесные и подземные духи так, большей частью безразличны. А вот дриады или ручейники, те могут под настроение даже и подсобить малехо.

Свет резанул глаза больно, ярко. Чьи-то руки подняли молодого ведуна, отряхнули от снега. Проморгавшись, Лаен увидал кряжистого кузнеца с навеки въевшейся в лицо копотью.

— Слышь, это, благодарствую.

Неловко потоптавшись, мужик кивнул и заспешил прочь — с опушки уже раздавался козлиный тягучий голос попа, отпевавшего усопших этой ночью. Тот все быстрее и быстрее кружился, широко расставив руки и взметывая снег полами нелепо черной, линялой рясы. Словно ворон какой-то… Тоже мне, блажь новомодная! Ведун демонстративно отвернулся от той стороны, куда уже спешили, стыдливо опустив при виде его глаза, взрослые и дети. Лаен нисколько не интересовался, что там, на том конце незримой тропочки и дальше. Есть тот Белый Бог или нет его вовсе — ему самому и ближе хлопот хватает, приходится иной раз и выложиться…

В числе последних к месту службы поспешила и Вьюжинка. Спохватилась, ожгла душу парня взглядом, прижалась на миг, окатив сладким до мурашей ощущением упругого и желанного тела.

— Дерево-дом смогешь у елфов выторговать, Лаен? Ладушки, буду твоей тогда… все ведаю про тебя. Хороший ты парень — попробую я забыть Борушку своего, что в сече полег.

Она отстранилась, слабо улыбнулась и смахнула с ресниц парня снежинки. Коснулась кончиком носа его, потерлась ласково и тут же умчалась в поднявшемся за нею задорном снеговом вихре.

Лаен проводил ее смятенным взглядом, ощущая, как неохотно вновь забилось замершее было в сладкой неге сердце. Что ж, если у них с Вьюжинкой будет свой дом — да за такое можно всем демонам рога пообламывать! Не зря же он почитался Учителем одним из самых слухняных и понятливых помогальников! Ладонь ведуна привычно нащупала висящий за пазухой мешочек…

Уже не осенний, но еще не совсем чтобы зимний лес никогда не нравился Лаену. Одни духи уже затихли снулыми сгустками серой бестелесной хмари, другие еще шастали меж деревьев. В стволах еще ощущались слабые движения соков. Он выбрал толстую, неохватную сосну. Привычно выкинул в сторону ладонь, сосредоточился на ясно видимой на нетронутом снегу тени.

Та дрогнула, расплылась на миг, а затем словно обрела ДРУГУ10» таинственную, вовсе не связанную с отбрасывавшей ее рукою жизнь. А затем юркнула в дерево. И, коротко пошуровав там, погладила обнаруженный комочек жизни.

— Ой, не щекочись! — смешливо взвизгнула разбуженная дриада и выпорхнула наружу. — Чего надобно?

— Елфа позови лесового, — хмуро отозвался Лаен, споро возвратив своей тени свободу. Нельзя долго, ладонь усохнет, а то и вся рука оплечь…

— Прямо-таки самого эльфа? — усомнилась бестелесная дриада, неуверенно заиграв радужными сполохами.

Впрочем, попробовала бы она не выполнить просьбу ведуна! Просьбу пока что, а не приказ — после того она и вовсе могла струйкой дыма изойти навек… Дриада часто-часто закивала, словно получившая наказ и подзатыльник деревенская девчонка, и шустро умчалась в лес, не оставляя на первом снегу никакого следа.

В ожидании Лаен огляделся, отщипнул с соседней ели щепоть свежих, горьковато-ароматных, молодых и еще мягких иголок и вдумчиво прожевал горько-холодноватую мякоть. Дыхание освежает, да и не дозволяет зимней болести и близко подойти. Можно и лук трескать аль заморские лимон-флюкты — да от тех вонища такая потом идет, что в лес хоть не кажись! Парень нагнулся, обмахнул со старого пня снег и сел чуток передохнуть. Уж сразу двоих за одно утро взад вертать — это для молодого ведуна работа ох какая тяжелая.

Что ж, от уже пылавшего факелом Дартхольме ушли и от осадивших его кочевников и косматых орков Урук-хана тоже. Здесь земли елфовские, заповедные. А что дальше? Зима-то вот уже, зубки ледяные показыват… Хоть остроухие уберегут от зверья лютого и духов здешних по первости попридержат, но все остальное — смертные сами. А что сами? Шалашей, конечно, люд наделает, потом землянок — худо-бедно перезимовать можно. Пара охотников окромя сегодняшнего усопшего есть, немного мяса и мехов добудут. Да ведьма с травницей, уж те и коренья под снегом сыщут, и битые морозцем ягоды. Беличьи запасы на зиму разорить можно, уж на такой крайний случай дозволяется.

Но если удастся с елфом за свой дом сторговаться… Лаен поморщился, вздохнул. Проследил бездумно за заструившимся на морозе дыханием и вернулся к своим рассуждениям. И все равно — хорошо, если до весны половина доживет. А если он сам или кто из добытчиков-целителей окочурится, то и вовсе считаные люди останутся из покинувшей родные края сотни с гаком.

— Зачем ты искал меня, смертный? — Как ни ждал парень прихода Перворожденного, но таки проворонил, раззява!

Он осадил себя, встал степенно и поклонился неспешно, с достоинством.

— Поздорову тебе, лесовой воин. — Лаен без лишних слов расстелил на пне кусок чистой ветоши, которую с собой завсегда таскает каждый толковый целитель или магик, а затем выложил сверху то, с чем пришел.

Знал, знал молодой ведун, чем умилостивить сердце елфа! Бывает иногда, что молонья ударяет в чистый лед и тогда остаются порою от такого громовые слезы. Не тают они в тепле — уж сильно много в этих похожих на стекло оплавышах силы и ярости небесной. Хошь — в целительство пускай, хошь — подмогой в бою яростном, то уж как рассудит умеющий обращаться с Силами. Да, оно конечно, молоньи зимой не бьют. Но ходил Лаен этим летом в Студенец-горы — так высоко, где даже и в такую пору снег не сходит. И таки высмотрел под настом язык ледника-реки, что текла с гор, да так и застыла, примороженная когда-то студеным дыханием кого-то из Бессмертных.

Три громовые слезы принес он тогда в ладанке с гор, хотя потом Марьяна и лечила ему помороженные ухи да пальцы. Одну Лаен с поклоном преподнес своему Учителю — уж тот знат, как распорядиться таким богатством, и принял дар с достоинством. Другую отнес во дворец и под изумленными взглядами воинов и самого графа передал его дворцовому магу, чтоб тот потребил в битве против уже подступавших к городу ворогов. Баял потом хромой лучник, что когда старый магик со злющим шаманом пришлых схватился, то за щеку подарок сунул. И хоть погибли тогда оба сильномогучих, все же без узкоглазого колдуна степняки и вполовину не так сильны остались…

— Меняю на росток дом-дерева. — Лаен произнес слова хоть и бесстрастно, однако дыхание затаил.

Одно дело по весне торговать такое неслыханное диво, из которого толковый ведун или опытный чародей может вырастить целый дом, а совсем другое дело на устах уже подступающей зимы. Но едва заметный даже опытному глазу елф молчал и не спешил повести ладонью в знаке отказа. Ведь и цена оказывалась ох какой немалой — в здешних лесах таких громовых слез просто не бывает.

Под взглядом зеленых, без зрачков глаз Лаен немного стушевался. Но все же стоял с достоинством — чай, не просить пришел, а торговать. Тут все по-честному, и обе стороны на равных. Он с облегчением выдохнул, когда Перворожденный шевельнул рукой и коснулся громовой слезы тонкими пальцами. Сделка состоялась.

— Что ж, смертный… — Сладко пропевший эти слова елф помолчал немного, а затем поднял от заветного богатства струящийся весенней силою взгляд. — Другой сейчас даже за такую цену не выменял бы дом-дерево. Но есть в твоей душе такой же росток, и цена ему не меньше… кажется, ее зовут Выожинка?

Правду бают, что для любимых детей матушки-природы — елфов — горячее человеческое сердце что книга открытая! Парень отшатнулся, ощущая заколотившееся сердце и занимающийся на щеках пожар. Хучь и нечего стыдиться, а все ж боязно, когда тебя просто так читают… Остроухий давно исчез, исчезла и ветошка вместе с бережно завернутой в нее громовой слезой. А в своей ладони Лаен обнаружил чуть звенящий, переливающийся зеленью и серебром, неказистый с виду побег.

— Спасибо, Перворожденные, — все ж вы не такие твари бездушные, как про вас бают… — прошептали потрескавшиеся от натуги и мороза человеческие губы, и ведун осторожно побрел обратно.

В старых рукописях Лаен пару раз читал, как и что надлежит делать. Перво-наперво он место выбрал — на границе света и тени, да чтоб вода подземная обреталась рядом. А от тропочек, коими духи шастают, подале. Разгрести в снегу ямку и ковырнуть ножом лунку в не успевшем промерзнуть глубоко грунте было делом недолгим. Ведун сосредоточенно прижал руками рыхлую землю вокруг веточки и зажмурился.

Мягко выплеснулась из ладоней Сила, и Лаен почувствован, как теплеют под пальцами комочки земли, как радостной дрожью зазвенел и отозвался навстречу разбуженный росток. Поплыли в морозном воздухе совсем иные, нежели зимние, ароматы, а перед внутренним взором сосредоточившегося ведуна три дриады покладисто принялись водить вокруг будущего дерева-дома хоровод. Медленный, тягучий и томный, их напев поворачивал вокруг себя все окрестные земли и думы. Эх, если б еще не мешали и не лезли в уши надоедливые псалмы того попа…

— Нет бы чем полезным заняться, — прошептал Лаен, не открывая глаз, и улыбнулся.

Все, теперь от него самого ничего боле не зависело. Хоть и хрупкий с виду росток, но сила в ем огроменная — елфы в таких делах толк ведают. На деревце, потрескивающем и дрожащем от высвобождаемой силы природы, затрепетал сначала один листок, затем другой…