Валерий Пылаев

Горчаков. Статский советник

Глава 1

— Знаешь, почему мы носим эти знаки на одежде?

— Черные черепа? Они… они страшные.

— Может быть. Это особый знак. Его использовали…

— Давно? Еще до войны?

Снова знакомый сон — и снова с продолжением. Девчонка с глазами цвета летнего неба, тяжелые шаги внизу, чудовище с трехпалой металлической лапой, короткая схватка, боль… и пустота.

Только на сей раз и этим все не закончилось. Я не мог открыть глаза, не мог пошевелиться, не мог даже вдохнуть — да и вдыхать было уже нечем. Изломанное мертвое тело осталось где-то там, так далеко, что не получалось и представить. Однако сам я еще… нет, не жил — но пока еще существовал. Без памяти, без мыслей. Без времени. Просто ждал. Может, целую тысячу лет, плавая крохотной искрой посреди бесконечного и темного ничто.

Пока не зазвучали голоса.

— Он?.. Меня порой удивляет твой выбор, — негромко проговорил первый. — Ни знаний, ни нужного опыта… Нет даже настоящей силы. Той, без которой совершить великое непросто. Почти невозможно.

— Позвольте не согласиться. — Второй голос явно принадлежал женщине. — Вы ведь сами говорили, что сила порой не значит ничего. Знания могут принести лишь небольшую пользу. А опыт… разве его недостаточно? Разве он мало повидал за свою жизнь, разве мало сделал?

— Ему совсем немного лет.

— Тридцать семь. Не так уж и немного для человека из его мира. А некоторые годы стоят десятка.

Спасенная мною девчонка явно хотела что-то доказать… Определено это была она — я узнал голос. Просто теперь он звучал чуть ниже, глубже и как-то волнующе, будто его обладательница каким-то образом успела повзрослеть за эти…

Сколько лет? Десять? Двадцать? Тысячу?

Но и второй, ее собеседник, тоже показался мне смутно знакомым. Старик; судя по скрипучему голосу — совсем древний. Уже повидавший всякое, и оттого особенно недоверчивый и даже упрямый.

— Что это меняет? — вздохнул он. — То, что его ожидает, потребует куда большего. Нам предстоит создать великого среди великих, ты потратила столько времени — а нашла…

— Обычного человека? — Девчонка-женщина едва слышно усмехнулась. — Может, и так. Но в нем есть душа, такая же, как у нас с вами. И ее свет не погас даже там, где всегда темно. А это стоит не меньше дутой славы и тонкого ума тех, кого мы приводили сюда раньше. К тому же он видел то, чего не видели они, и знает цену всему.

— Неужели ты веришь?..

— Да. Порой великое порождает малое, а малое — становится великим, — отозвалась девчонка. — И там, где не справились другие, он преуспеет.

— А может, и нет! — Старикашка явно был не восторге от происходящего. — Наши силы на исходе. И если не получится на этот раз — мы уже не сможем повторить подобное… Нет, слишком рискованно. Отпусти его. Он заслужил покой.

Что?.. Нет уж, я так не договаривался. Какие-то премудрые сущности обсуждали мою судьбу, собирались решать что-то — и даже не удосужились поинтересоваться моим мнением!

— Эй! — заорал я изо всех сил. — Вообще-то я еще здесь!

Но высшие силы молчали. То ли не услышали, то ли посчитали недостойным ни ответа, ни даже самого моего присутствия на великом совете. Поэтому и вышвырнули из небытия обратно.

Прямо в мою комнату в Елизаветине.

Почти полминуты я ворочался на мокрой от пота простыне и пыхтел, пытаясь осилить целебное плетение. И лишь потом кое-как сполз с кровати, умылся и решил, что ложиться обратно в половине пятого утра нет никакого смысла. Конечно, я мог бы урвать еще полтора, а то и два часа сна, однако даже возвращаться в постель уже не хотелось — ничего хорошего меня там не ожидало.

Сны, почти успевшие забыться, снова вернулись — и теперь стали куда продолжительнее и красочнее, а пробуждение — куда неприятнее. Будто неведомая сила таким образом пыталась напомнить мне что-то важное, ничуть не стесняясь в средствах.

Но толку было немного.

В общем, с того самого дня, как началась война, спал я отвратительно, и утро приносило лишь сомнительное облегчение. Я не соврал Багратиону: работы у нас точно прибавилось — и еще вопрос, у кого больше. Третье отделение до сих пор разгребало ворох июньских дел, а на нас с дедом свалилось перевооружение целой армии, которая стремительно пополнялась новобранцами. Конечно, Павел еще не объявлял масштабной мобилизации, но резервы наращивались ударными темпами… и уж точно не зря.

Вести из Привислинских губерний добирались до Елизаветина куда раньше тех, о которых говорили по радио или в телевизионных выпусках. Впрочем, радоваться было нечему: войска рейха за какие-то пару дней, буквально с наскока взяли приграничные Ченстохов и Калиш и продвинулись дальше. Лодзь пала уже позже, в июле, и застряли немцы только под самой Варшавой. Видимо, нашелся все-таки толковый генерал, способный если не отбросить германскую военную машину обратно к границе, то хотя бы удержать столицу.

Впрочем, даже это не помешало немцам пройти южнее, и временно возглавивший рейх канцлер Каприви уже вовсю облизывался на Люблин. В общем, дела шли не то чтобы плохо — но куда хуже, чем хотелось бы. Кто-то или в разведке, или повыше, в самом Зимнем, крупно просчитался. Тревожные вести приходили едва ли не с весны, а никаких действий местные власти за Вислой, похоже, так и не предприняли. Немцы собрали у самой границы бронированный кулак и врезали так, что оправиться у императорской армии не получалось до сих пор.

Но здесь, в Петербурге, почти ничего не изменилось — разве что разговоры в салонах высшего света, где я не появлялся целый месяц. Столица жила привычной жизнью и о войне узнавала только по телевизору или из газет. Вроде той, что ждала меня на столике в гостиной.

Однако ни времени, ни желания читать не было. Утро уже настало — а значит, пришло время залить в себя чего-нибудь бодрящего и снова стать наследником и фактически главой княжеского рода Горчаковых.

Со всеми вытекающими.

Я не стал беспокоить Арину Степановну, сам сварил себе кофе и, зевая, вышел во двор. Усадьба спала — только вдалеке у забора прогуливался охранник с собакой. Еще двоих я разглядел в караулке у ворот, но на самом деле их было значительно больше: после того, что в желтых газетах называли «июньской казнью», в столице стало куда спокойнее, однако дед с Андреем Георгиевичем так и не отказались от «усиленных мер». Наверняка пара человек круглосуточно дежурили еще на самом съезде с шоссе в Елизаветино.

И тем удивительнее мне было вдруг услышать раздавшееся в тишине неровное рычание мотора. А когда через несколько мгновений вдалеке за воротами показались фары, я и вовсе замер, не донеся до рта кружку с кофе. Машину узнал без труда даже в утреннем полумраке: на древнем «назике» шестьдесят седьмой модели во всем Петербурге ездил, пожалуй, только Судаев.

Толковый, опытный и до тошноты аккуратный во всем, что касалось оружия, конструктор относился к собственному транспортному средству не только безалаберно, но еще и без малейшего уважения: ругался, пинал колесо, однако менять на что-нибудь поновее почему-то не желал. И машина отвечала взаимностью: выкрашенная в серый цвет развалюха выглядела чуть ли не ровесницей владельца, каждый раз заводилась с немыслимым усилием, плевалась сизым дымом — и все же по какой-то неизвестной мне причине еще ездила. Так что в ее способности добраться до Елизаветина я ничуть не сомневался.

Оставался только вопрос — зачем?

Впрочем, искать здесь — да еще в такое время — Судаев мог только меня. И едва ли пожаловал без уважительной причины… он вообще не слишком-то любил покидать свою святая святых на оружейном заводе. Видимо, стряслось что-то из ряда вон выходящее — осталось выяснить, хорошее или все-таки плохое.

Я вздохнул, поправил рубашку и направился к воротам — делать было, в общем, больше нечего. А без моего личного присутствия разгоравшийся на въезде в усадьбу спор определенно грозил перерасти в драку. Охранник — рослый парень в форме — уже успел выйти за забор и теперь сурово нависал над выбравшимся из машины Судаевым. Тот был вдвое старше и смотрелся куда менее внушительно, но я прекрасно помнил, что́ оружейник вытворял со своими железками на заводе безо всякого Дара. В жилистых руках скрывалась такая силища, что я, в случае чего, и сам бы поостерегся лезть на рожон.

— А я вам говорю — их сиятельства еще спят! — Охранник сердито стукнул о землю прикладом винтовки. — Не велено!

— Да мне на твое не велено… — огрызнулся Судаев. — Зови, кому сказано!

— Доброго утра, милостивые судари. — Я на всякий случай подал голос еще издалека. — Что у вас тут стряслось?

— Да вот, ваше сиятельство…

Охранник растерялся — явно не ожидал увидеть меня у ворот, да еще и в такую рань. А вот Судаева пронять оказалось куда сложнее: он просто смолк, сложил руки на груди и терпеливо дожидался, пока я выйду за ворота.

— Не предполагал, что могу встретить вас здесь в такой час, Алексей Иванович, — шагнул я Судаеву навстречу. — Но, видимо, у вас была особая причина приехать из города лично… Что-то случилось?

— Нет. Пока еще нет, к счастью, — отозвался оружейник. — Но я хотел бы побеседовать с вами… с глазу на глаз. Если, конечно, это возможно.