— И что с ним стало? — поинтересовался Зверев.

— Даня умер в тридцать девятом от инсульта. Его полотна тут же стали уникальными произведениями искусства. Так что картина, украденная у нас, стоит немалых денег.

— Я ведь мужу говорила, дескать, продай ты эти каракули, — заявила Зинаида Павловна. — А он мне: «Нет! Это же классика русского авангарда!» Предлагали же тебе за нее реальные деньги, а ты!..

— А кто хотел купить вашу картину? — поинтересовался Зверев.

— Некий академик Щукин, — ответил Сычев. — Я и его тоже лечил. Только не думаю, что он как-то связан с этим похищением.

— Это почему же?

— Щукин умер в сорок третьем, в блокадном Ленинграде, так что подозревать его я бы вам не советовал.

Зверев кивнул Костину, тот записал фамилию академика в блокнот.

— Щукин действительно был ценителем русского авангарда, поэтому он и предложил мне пятьдесят тысяч за картину Шапиро, когда узнал, что такая у меня имеется, — продолжил Сычев.

— Солидные деньги, — сказал Зверев, хмыкнул и полюбопытствовал: — Жалеете, что не продали?

Сычев лишь развел руками:

— Что сделано, то сделано.

В этот момент в комнату вошел Дима Евсеев, рослый крепыш лет сорока, и протянул руку Звереву.

— Здорово, Павел Васильевич! Ты чего здесь?

— И тебе не хворать! Докладывай, чего нарыл! — пожав оперативнику руку, сказал капитан.

— Соседи ничего не слышали. На крыше мы нашли веревку с узлами, по ней наш воришка в окошко и влез.

— Окно закрыто было, только форточка не заперта.

— Значит, он в форточку влез, а в такое отверстие протиснуться, это надо еще умудриться. Возможно, пацан.

— Или карлик, — добавил Горохов и ухмыльнулся.

— И такое не будем исключать. — Зверев строго посмотрел на Шуру и спросил: — А к чему он веревку крепил?

— За карниз. Узел самый обычный. Отчаянный парень, ничего не скажешь. Ведь мог навернуться. Тут все-таки четвертый этаж.

— А следы на крыше имеются? Почему я кинолога не вижу?

— Следов там полно, но в таком месте ни одна собака ничего не учует. Там все голубиным навозом загажено. — Евсеев поднес руку к носу и понюхал рукав. — Я вот весь провонял, пока по этим крышам лазил. Теперь не меньше куска мыла извести придется, чтобы одежду отстирать.

— Отмоешься, — сказал Зверев и обратился к хозяйке: — А ваша внучка… ей сколько лет?

— Семнадцать. А это вы к чему спросили?

— Да так. На кого она похожа?

— В каком смысле на кого? На мать.

— Тогда я задам вопрос по-другому! На вас она похожа или нет?

— Вы имеете в виду, какая у нее фигура? — Зинаида Павловна отвела голову в сторону и обиженно хмыкнула. — Ну да, я крупная женщина и что с того?

— А ваша внучка, она тоже крупная?

— Ну что вы, — вмешался Сычев. — Танечка у нас как воробышек. Метр с кепкой. Худенькая совсем.

— В деда она, если вы это имеете в виду, — недовольно добавила Зинаида Павловна. — Кожа да кости.

На кухне послышалось шуршание. В комнату вошел Леня Мокришин, держа что-то в руке.

— Василич, и ты уже тут? А ну, глянь-ка! Я кое-что весьма интересное обнаружил, — сказал эксперт и поднес к лицу Зверева пинцет, в котором было что-то зажато.

— Что это? — поинтересовался капитан.

— Шерсть.

— Да тут везде шерсть. Кошка у них линяет, — сказал Шура Горохов.

— Кошка у них рыжая, а эти волоски темные, — заявил Мокришин и показал находку Сычеву.

— У вас только одна кошка? — спросил Зверев.

— Одна. Мне и Манюни выше крыши, — ответила хозяйка квартиры.

— Это не кошачья шерсть, — уверенно заявил Леня.

— А чья же?

Эксперт достал из кармана лупу, еще раз внимательно рассмотрел клочок, найденный им, и проговорил:

— Пока ничего не могу сказать наверняка. Но мне кажется, что это шерсть дикого зверя. Я этот клочок на подоконнике нашел.

Шура Горохов усмехнулся и произнес:

— Вот так, гражданин Сычев. К вам в дом какая-то зверушка забралась и украла вашу бесценную картину. Может быть, это была куница.

— Тогда уж лучше ласка, — сказал Костин.

— Хорошо, пусть будет ласка. — Зверев прокашлялся и подвел итог разговора: — Ладно, хватит этой вашей лирики про зверушек! Заканчивайте тут все. Завтра представите отчет, а я пошел. У меня ведь в конце концов сегодня выходной. — Он шагнул к выходу и при этом незаметно поманил Костина за собой.

Они закурили, стоя у открытого окна на лестничной клетке.

Зверев о чем-то напряженно думал, смотрел на неутихающий дождь и вдруг резко спросил:

— Что скажешь, Венечка? Какие будут соображения?

Костин тут же вытянулся, сжал кулаки и грозно проворчал:

— Василич, ты опять?

Капитан рассмеялся и сказал:

— Нечего было на меня дуться. Если показал свой гонор, то получи наказание! Так что ты у нас снова Венечка. Говори, что думаешь. Если дельное что скажешь, буду тебя снова Вениамином называть.

Костин что-то процедил сквозь зубы и выложил свою версию:

— Я думаю, что грабитель был один. Все указывает на то, что он спустился по веревке с крыши и влез в форточку. Потом наш преступный элемент накормил кошку, чтобы она не орала, забрал картину, взобрался по веревке и ушел тем же способом, что и пришел. Этот грабитель коротышка, потому что обычный человек не влез бы в такую маленькую форточку. Скорее всего это ребенок. Однако он имеет очень хорошую физическую подготовку, раз сумел не только спуститься вниз, но и влезть обратно. Наш форточник не профессионал. Он не связан с криминалом и не имеет контактов со скупщиками краденого, поэтому не стал брать драгоценности, которые наверняка видел. Ведь если не иметь каналов сбыта, то на краденых драгоценностях легко можно погореть. Нашему воришке была нужна картина, и он ее взял, потому что скорее всего имел покупателя или же знал способ, как и где ее можно продать. Он не альпинист и не матрос, потому как не умеет вязать правильные узлы, — горделиво заявил Костин, который в прошлом был моряком и очень этим гордился.

Зверев одобрительно кивнул и спросил:

— Ну а про чулки что скажешь?

— А что чулки? Если хозяйка и впрямь ничего не напутала, то наш грабитель мог прихватить их кому-нибудь в подарок. Жене, например, или подружке.

— Это ребенок-то?

— А что? Очень даже возможно. Хорошие женские чулки в наше время достать не так уж просто, плюс стоят они недешево. Поклажа, как говорится, невелика, а вычислить тебя по ним никак не получится. Вещь все-таки не штучная, это же не запонки или кулон.

— А я вот сомневаюсь в том, что это был ребенок.

— Это почему?

— Ребенок, конечно, мог накормить кошку, но чулки, это все же перебор. Поэтому у меня есть несколько иная версия.

— Какая же? Давай уж, Василич, не темни!

— Как думаешь, зачем я спросил у хозяйки про рост ее внучки Танечки?

— И зачем же?

— Чтобы убедиться в своей правоте. Когда я узнал, что Танечка — девушка миниатюрная, моя версия практически подтвердилась.

— Погоди, Василич. — Веня приоткрыл рот. — Уж не хочешь ли ты сказать?..

— Хочу-хочу. Ты давай, домысливай, Венечка!

На этот раз Костин пропустил оскорбительное для него имя мимо ушей.

— Ну да! Как же я сразу об этом не подумал? Раз внучка Сычева — девушка маленькая, значит, и чулки, купленные Зинаидой Павловной именно для нее, были небольшие. Наш грабитель тоже невелик ростом. Получается, что он мог взять чулки для себя! Выходит, что картину украла женщина, да? — Костин замолчал, стоял, приоткрыв рот, и часто-часто моргал.

Зверев с чувством собственного превосходства коснулся Вениного подбородка и поднял его вверх, закрыл парню рот.

— Варежку закрой, а то горлышко простудишь, — заявил он.

— Вот так дела! Женщина, значит!

— Ну что ж, ты сам обо всем догадался, поэтому получил полное право вновь стать Вениамином, — снисходительно изрек Зверев, хлопнул напарника по спине и стал неторопливо спускаться по лестнице.