— Это еще зачем? — напрягся Михаил.
— Да шучу я, — улыбнулся полковник. — У тебя такое лицо, словно собрался «бежать до канадской границы». Но в каждой шутке, знаешь ли, майор… Ладно, забудь. Задачу уяснил? Готовься к поездке, оформляй визу.
— Избавиться от меня хотите, товарищ полковник?
— Ты прямо рассекретил меня, — всплеснул руками Рылеев. — Сплю и вижу, как от тебя избавиться. Еще что?
— Мои люди, которые сейчас в Омске…
— Забудь про своих людей. Они уже взрослые. Лично проконтролирую, чтобы не шалили. Не стоит создавать толпу там, где должно быть тихо.
— То есть я еду один?
— Тебя это смущает? Что с немецким языком?
— Как у всех — ничего. — Михаил смутился.
— Так ли? — Полковник прищурился, в глазах ирония.
— Ну, хорошо, со словарем, — допустил Кольцов. Вздохнул, опуская глаза. — Ладно, без словаря. Спасибо моим родителям, обучавшимся на факультете иностранных языков. За своего не сойду, но объясниться смогу. Акцент, правда… вологодский.
— Окающий, что ли? — не понял полковник и оскалился. — В общем, не морочь мне голову. Всех вас насквозь вижу. Ну, все, майор, шутки в сторону. Поезжай. Связываться со мной будешь из посольства, там у ребят защищенная линия.
Другая страна — пусть и «продолжение» Советского Союза, другой воздух, другие люди. Знакомые портреты на зданиях — Маркс, Энгельс, Ленин, огромные буквы белым по красному — с тем же смыслом, но по-немецки. Портреты Хонеккера, Леонида Ильича — последние в траурной рамке, первые — еще нет. Скорбели и здесь, как иначе? — Скончался лидер международного коммунистического движения. Похороны прошли, траур формально снят, но большого веселья на улицах не отмечалось. Возможно, его никогда тут не было. Веселились, как и везде, — по особым указаниям руководителей стран. Да и погода не способствовала веселью — снега не было, но дули переменчивые ветры, ползли тучи, столбик термометра показывал десять градусов тепла. Просто праздник в сравнении с заледенелым Омском.
На территории аэропорта Шёнефельд развевались флаги СССР и ГДР — красно-желто-черные полотнища с гербом ГДР посередине. Золотистый циркуль, наложенный на золотистый молот, означали единение рабочего класса с трудовой интеллигенцией. А обрамление из колосьев — примкнувших к ним аграриев. Завершились таможенные процедуры, офицер на контроле учтиво отдал честь, Михаил вышел из здания. Люди пробегали мимо в основном с опущенными головами. Толстяк, пыхтя, тащил тяжелые чемоданы. Одевались люди примерно так же, как в Союзе, — принципиальной разницы не было. Наглядной агитации — с избытком. Любил же Леонид Ильич целоваться с Хонеккером, что за страсть такая противоестественная…
Он стоял у здания аэровокзала, не мог избавиться от внутреннего напряжения. Словно наблюдали за ним. Высаживались люди из туристического автобуса, направлялись в зону регистрации. Судя по лицам, вьетнамцы. Какие-то неулыбчивые, усталые, пришибленные. Поездка явно не заладилась. Кто же знал, что Леонид Ильич решит скончаться, испортив жизнь такому количеству людей. С развлечениями в дни траура было несколько напряжно. «А есть тут вообще развлечения?» — возникла недоуменная мысль.
Майор усмехнулся — к бордюру подкатила «Волга»! Правда, не черная, а какая-то серо-бурая. Видимо, местный колорит. Отворилась дверь, вышла эффектная блондинка лет тридцати с небольшим, одетая в темный брючный костюм. Подошла, постукивая каблучками. У нее были большие светлые глаза, волосы собраны и заколоты на затылке. «Симпатичная», — машинально отметил Кольцов. Но в глазах присутствовал холодок, и лицо было того типа, на котором не хотелось бы задерживать взгляд.
— Комрад Кольцов? — спросила по-немецки дама. Очевидно, для приличия — знала, кого встречала.
Мужчина с женщиной обменялись рукопожатием. Кожа изящной женской руки источала прохладу. Она напомнила Барбару из «Семнадцати мгновений весны» — той великолепно шел эсэсовский мундир. Этой красотке бы тоже пошел.
— Марта Киршнер, — представилась особа. — Мне поручено вас встретить и сопроводить в гостиницу. В дальнейшем будем работать вместе.
«Это вряд ли», — подумал Михаил, любезно улыбнувшись. Впрочем, кто поручится? Будущее — категория туманная.
— Вы знаете немецкий язык?
— Немного, фрау Марта. Спасибо, что встретили. — Немецкий в его исполнении был так себе. Язык он знал, но акцент выдавал в нем русского.
— Отлично. — Марта улыбнулась. — Пойдемте, давайте свой чемодан.
— Я справлюсь, фрау Марта, это маленький чемодан…
На этот раз он контролировал процесс сбора в дорогу. Настя, впечатленная тем, что он едет не в Биробиджан, а за границу, особо не трудилась, собирая его в дорогу, но все же бросила в чемодан несколько чистых рубашек. «Я на пару дней, — уверял Кольцов. — Гляну, как там люди живут, — и обратно».
С водительского сиденья вылез лысоватый мужчина в невзрачной куртке, открыл багажник. Помог загрузить чемодан, протянул руку, назвавшись Уве Хогартом. Справляться о месте работы, видимо, не стоило. Министерство государственной безопасности ГДР — Штази. Встречающие не отличались говорливостью. Марта предложила гостю сесть сзади, сама уселась рядом с водителем. Михаил ловил в зеркале изучающий взгляд. На выезде с территории аэропорта образовался затор. Уве включил сирену — она издала несколько пронзительных трелей. Водители ползущих машин судорожно выкручивали баранки, освобождая проезд. Ссориться со Штази было не принято. Происходящее воспринималось обыденно — «Волга» проползла по коридору, свернула на шоссе и понеслась по хорошо укатанной дороге. Восточный Берлин был застроен в основном современными зданиями. В апреле — мае 45-го здесь шли наиболее ожесточенные бои, восстанавливать после них было нечего. Тянулись кварталы высоток — издали они смотрелись впечатляюще, вблизи представали серыми и облезлыми. Город был просторным — большие площади, широкие тротуары, фонари через каждые пятьдесят метров. Отдельные строения возводились по индивидуальным проектам, имели оригинальные фасады. Но все остальное — типовое, как в СССР. Машин на улицах было немного, заторы не наблюдались даже у светофоров. Западных моделей практически не видно. Чешские «Шкоды» и «Татры», советские «Жигули», восточногерманские «Трабанты» — простые, в чем-то даже забавные. Ехали долго, менялись кварталы, высотные дома заслоняли обзор. Михаил проводил глазами симпатичный сквер напротив универмага, полицейских в темной форме и фуражках. Потеплело на душе — на лавочке сидели и курили парни в темно-зеленом парадном обмундировании с буквами «СА» на погонах — военнослужащие Группы советских войск в Германии. Краткосрочные увольнения были нормой. Парни увлеченно болтали, перемигивались с местными девчонками. Одевался народ без лоска — пижонство, как и в СССР, здесь не приветствовали. Простучала по эстакаде городская электричка — вагоны тряслись, дребезжали. С общественным транспортом проблем в Берлине не было — той же электричкой можно было добраться в любой конец города (за исключением Западного Берлина), не говоря уж про метро.
Мелькали алые транспаранты, лица основателей самой передовой идеологии. Еще один универмаг с «чешуйчатым» фасадом. «Что вам привезти из Германии?» — пытал перед отъездом Кольцов жену. Настя равнодушно пожимала плечами: да хоть чего, хоть черта в ступе. «Валюше привези подарок. Говорят, там куклы забавные. Она, конечно, выросла, но с куклами пока играет». Интересно, будет время ходить по универмагам? И как в этой части света обстоят дела с дефицитом?
Рабочие в синих комбинезонах снимали с фасада портрет Леонида Ильича в траурной рамке. Траур закончился, начиналась неизвестность. Для ГДР пока ничего не изменилось — народ и партия под чутким руководством Первого секретаря ЦК СЕПГ Эриха Хонеккера продолжали строить социализм. Первому лицу в стране было всего лишь семьдесят. Для современной плеяды политиков — просто мальчишка.
Городу не было конца. Ближе к центру возникали здания классического типа. Они чередовались с современными постройками — сущая эклектика. Тянулись в небо шпили старых католических соборов, несуразные башни, отгроханные в последние десятилетия. Дома-«книжки», напоминающие знаменитые высотки на улице Горького в Москве. Михаил снова перехватил в зеркале задумчивый взгляд Марты. Молодая женщина не смутилась, но отвела глаза. Мелькнула станция метро — из дверей выходили пассажиры, прибывшие к месту назначения. Уве пропустил дребезжащий трамвай, свернул на узкую улочку. В разрывах зданий проплыла знаменитая берлинская телевышка — шар со шпилем, зависший в поднебесье.
— Почти прибыли, товарищ. — Уве обернулся, изобразил дружелюбную улыбку. Он остановился у крыльца «свечки» — видимо, ведомственной гостиницы.
— Пойдемте, провожу вас до номера, — сказала Марта, выходя из машины. Она не менялась в лице, зорко посмотрела по сторонам — работали профессиональные навыки.
Уве остался в машине, кивнул на прощание. На крыльце произошла заминка, из здания выходили двое — в темной форме военного образца, но без знаков различия. Мельком глянули на прибывшего иностранца, с интересом уставились на Марту. Работница Штази не снимала маску холодной учтивости. В холле было безлюдно и как-то неуютно из-за голых стен. Заниматься украшательством немцы не любили. Процесс регистрации нового жильца не затянулся. Женщина-администратор ознакомилась с документами, внесла в реестр нового постояльца и выдала ключи от номера. Она работала как робот и все же позволила себе быстрый заинтересованный взгляд на Михаила.
Узкая клеть лифта подняла пассажиров на десятый этаж. Все было непривычно, дискомфортно — особенно находиться рядом с молодой женщиной, источающей холодок. Марта не шевелилась, смотрела в стену, а когда лифт дернулся и раскрылась дверь, первой вышла наружу.
Конец ознакомительного фрагмента
