— Молодец, Игорек… хвалю!

— Ну что вы, ту несложно же было догадаться, любой бы на моем месте…

— Умный, но скромный! Дерзости вот только тебе не хватает, но это мы исправим! Так что, думаю, мы сработаемся. — Зверев наконец-то снял трубку: — Здравия желаю! Слушаю вас, товарищ полковник!

* * *

В кабинете начальника псковской милиции Степана Ефимовича Корнева, помимо самого полковника, сидел довольно грузный, можно даже сказать, толстый, темноволосый мужчина в строгом костюме и в галстуке.

Зверев вошел в кабинет и тут же самым бессовестным образом спросил:

— Степан Ефимыч! Ты зачем это без моего ведома мне стажера прислал?

— Что значит «зачем»? — удивился Корнев. — Сам же говорил, что у тебя работы — по уши!

— Хм… — вспомнив, чем он сам и его подопечные занимались последние несколько часов, Зверев не нашел что возразить.

— Раз работы много, значит, тебе люди нужны! А этот Комарик — парень толковый, знаешь, какие у него характеристики! Неужели он тебе не приглянулся?

— Твой Комарик — не красная девица, чтобы мне приглянуться… В принципе, мы его тут порасспрашивали, парень вроде бы толковый…

— Ну а я что говорю!

— Ладно, будем считать, что с этим разобрались! Говори, чего звал.

Корнев представил Звереву своего грузного гостя:

— Познакомься, Павел Васильевич, это — Арсений Иванович Головин из Москвы. Ты знаешь, что у нас в городе идут съемки нового фильма об осаде Пскова?

Зверев прошел к стене и плюхнулся на свой любимый диван.

— Что-то такое слышал.

Корнев сжал кулаки, поежился и продолжил:

— Так вот, Арсений Иванович отвечает за съемку данного фильма…

— Я слышал, что фильм снимает Качинский.

— Качинский — режиссер, а я директор картины. Я работаю на «Мосфильме» и отвечаю за работу всей съемочной группы, кроме того, занимаюсь финансовыми вопросами, — тут же принялся пояснять Головин.

— А теперь кто-то отравил вашего режиссера.

— Откуда ты это знаешь? — тут же поинтересовался Корнев.

— Газеты надо читать!

— Не ври! В газетах писали про фильм, но не про Качинского!

Зверев отмахнулся:

— Ну не писали, а я вот, тем не менее, про это знаю! Так что там с Качинским? Надеюсь, жив?

Корнев походил на вскипевший самовар, а Головин тяжело вдохнул, достал из кармана носовой платок и вытер им вспотевший лоб.

— Всеволод Михайлович в местной больнице. Он без сознания. Врачи борются за его жизнь, но боюсь, что дело плохо.

— И вы полагаете, что это покушение?

— Разумеется! Кто-то решил помешать съемкам. А ведь о скорейшем завершении и показе фильма настаивает сам Верховный. — Головин при этом поежился. — Так что, возможно, это диверсия.

— Все ясно. Что еще?

— Фильм уже практически снят, хотя мы до сих пор еще не определились с названием. Сюда мы прибыли, чтобы отснять основную часть батальных сцен, используя в качестве декораций местный кремль, чтобы придать киноленте, так сказать, более натуральный вид. Это грандиозный проект, в котором задействованы статисты из местных, в Псков доставлены несколько сот специально изготовленных костюмов, оружие и доспехи того времени. Также сюда прибыли часть съемочной группы и несколько актеров. Но это лишь малая часть творческой группы, основная масса должна была прибыть позже, а тут такое…

— А те, кто уже прибыл, их сколько?

— Что касается творческой группы, то если считать меня и Качинского, то нас восемь.

— А актеры?

— Пока что здесь, как я уже сказал, лишь несколько человек. Если не ошибаюсь, то всего их семь.

— И где же вы все остановились?

— Всех нас поселили в общежитии, в котором, как выяснилось, когда-то был монастырь. Это место находится в непосредственной близости от крепостных стен, где должна была проводиться съемка. Видимо, именно поэтому ваше городское начальство отвело это общежитие для нашего проживания.

— Вы кого-то подозреваете?

— Что вы, боже упаси!

— Я уже отдал приказ выписать ордера, сейчас наша дежурная группа обыскивает комнаты, в которых проживают актеры и съемочная группа, — слегка успокоившись, сообщил Корнев.

— И что же они ищут?

— Яд, разумеется.

Зверев снова покачал головой:

— Ну что ж, посмотрим, что дадут эти поиски. Итак, товарищ из «Мосфильма», что же вы хотите от меня?

Головин запыхтел и быстро-быстро заговорил:

— Если Качинский не придет в себя, мне придется уехать в Москву искать ему замену. По решению руководства киностудии прибытие в Псков остальной части творческой группы и актеров пока приостановлено. Те же, кто уже прибыл, находятся в шоковом состоянии, а это может сорвать съемки. Для того чтобы хорошо играть, актерам нужно погружаться в роль, а как они это сделают, если будут бояться, что их жизни что-то угрожает. Мне сказали, что вы — лучший сыщик в этом городе. Прошу вас в самые кратчайшие сроки разобраться в этом деле, и если Качинского действительно хотели убить, то нужно в кратчайшие сроки найти злоумышленника и обеспечить всем нам нормальные условия работы.

Зазвонил телефон.

— Корнев у аппарата!

Спустя несколько секунд полковник положил трубку на рычаг и, переведя взгляд на Зверева, сухо процедил:

— Только что позвонили из областной больницы. Час назад, не приходя в сознание, режиссер Всеволод Качинский скончался.

Глава вторая

Получив распоряжение Корнева подключиться к расследованию, Зверев спустился на первый этаж, вошел в отдел и увидел, что после его ухода к начальнику псковской милиции обстановка в отделе не изменилась. Евсеев с Гороховым начали очередную партию, причем на доске уже не хватало десятка фигур. Веня опять листал устав, а вновь прибывший стажер молча взирал на то, как Шура методично идет к неминуемому проигрышу, и явно скучал, не решаясь больше вмешиваться со своими советами.

Шурка Горохов сидел, ссутулившись, и был явно настроен на реванш. Он то и дело чесал затылок, яростно двигал ферзя и не особо успешно разменивал пешки. Евсеев молча оборонялся, казался спокойным, но Зверев тут же понял, что это неспроста. Любому мало-мальски опытному шахматисту было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что Евсеев готовит не в меру горячему сопернику ловушку.

— Финита ля комедия, братцы! Пришло время поработать, — рыкнул Зверев.

— Что? — не отрывая взгляда от доски, прогнусавил Шура.

Подойдя к шахматистам, Зверев двинул черного коня назад и тем самым помог Шуре избежать неизбежной «вилки».

— Ты что, самоубийца? Куда же ты лезешь?

— Василич! — взревел Евсеев. — Ну кто тебя просил, он же уже почти попался!

— Кто попался? Я? — Шура еще сильнее пригнулся к столу и стал чесать затылок. — Подожди… Так я же…

Зверев взял в руки белого ферзя и тюкнул им Шуре в темечко.

— Говорю же, убрали цацки — и слушаем!

Все тут же уставились на майора.

— Итак, худшие предположения сбылись — несколько часов назад в городской больнице скончался режиссер Качинский! Все указывает на злой умысел, и нам поручено найти его отравителя!

— А его точно… того? — все еще таращась на шахматную доску, поинтересовался Горохов.

Зверев снова тюкнул Шуру по голове.

— Точно того или не того, я не знаю! Но если ты не оторвешься от своих шахмат, я тебя…

Шура тут же вскочил.

— Конечно-конечно! Какие уж тут шахматы, товарищ майор, я вас внимательно слушаю…

Спустя пару минут кабинет опустел. Веня в сопровождении стажера поехал в областную больницу поговорить с персоналом. Евсееву с Гороховым в сопровождении нескольких оперов из угро и кинолога Гены Логвина предстояло, уладив все процессуальные вопросы, провести в общежитии, где разместились московские гости, масштабный обыск.

Когда Горохов предположил, что деятели кино наверняка будут препятствовать обыску, Зверев посоветовал Шуре соврать, что, по имеющимся у следствия данным, не исключены повторные случаи отравления.

— Говори всем, что рицин — очень страшный яд! Так что помощь следствию — в их же интересах, — подытожил майор.

Сам же Зверев, учитывая его сегодняшнее состояние, и, как это у него обычно было принято, сильно утруждать себя не стал. Единственное, что он все-таки сделал, — это увел Головина в допросную и заставил толстяка написать список всех его коллег и подробно описать наиболее значимые события последних дней, которые могли быть полезны следствию.

После строгого внушения Зверев оставил Головина в одиночестве, а сам направился в столовую авторемонтного завода. Похлебав кислых щей и выдув три стакана компота с абрикосами, Зверев явился в дежурную часть и с молчаливого согласия дежурного по управлению старшего лейтенанта Лысенко прикорнул на диванчике в комнате отдыха дежурной смены. Там он проспал добрых три часа, после чего ему заметно полегчало.

Проснувшись, слегка опечаленный тем, что во время сна сильно помял брюки, Павел Васильевич умылся и вернулся к себе в отдел. Там его уже ждали.

— Василич, где ты ходишь? Мы уже целых полчаса тебя дожидаемся, — воскликнул Костин.

Зверев посмотрел на часы и устроился за столом: