Дом на участке в пятнадцать соток считался дачей, а отнюдь не загородной виллой. Рослый дощатый забор окружал территорию. Второй этаж большого дома, в принципе, просматривался, но для этого требовалось отойти и хорошенько подпрыгнуть.

Округа еще спала. Бледный свет растекался по пространству. Водитель пристроил машину за деревьями на левой стороне, пассажиры покинули салон. Здесь даже дышалось иначе, чем в Москве: свежий воздух насыщали ароматы трав и хвои. Закружилась голова. Сотрудники потянулись к забору. От «Жигулей», припрятанных за кустами, отделилась фигура, заспешила наперерез. Молодое лицо с налетом щетины. Служба работала сутками, на личную гигиену времени не было.

— Здравия желаю, товарищ майор. Никитин моя фамилия… — голос сотрудника подрагивал от волнения, — старший лейтенант Никитин Олег Петрович, подчиняюсь майору Шилову…

— Излагай, Олег Петрович, что у тебя тут случилось.

Обычная практика: разрабатывали фигурантов сотрудники одного управления, наблюдение вели другие (специально обученные). И нередко такая практика давала сбои, вызывала неразбериху.

— Все штатно было, товарищ майор… Довел объект до дома, расположился в кустах. Он слежку не заметил, можете поверить, не первый день работаю. К Лавровским никто не приходил. Жена приехала еще до нас. Слышал, как говорили, но суть разговора не уловил. Музыка играла, потом мясо жарили. Женщина спросила, не хочет ли муж искупаться, тот ответил, что еще не выжил из ума. Она посмеялась. Оба ушли, тихо стало. Я в машине сидел, окно было открыто, слышимость отличная… Долго сидел. Вышел, прошелся туда-сюда, снова сел. Кто-то дом покинул — дверь хлопнула. Свет во дворе загорелся — там лампочка бассейн освещает. Слышу — плеск, плавает кто-то. Но никаких разговоров, тишина, видимо, Лариса Владимировна одна вышла освежиться перед сном… Потом прекратила плескаться, я решил, что ушла. Свет остался, но мало ли…

— В котором часу это было?

— Около одиннадцати, — без запинки отчитался старший лейтенант. — Без двух или без трех минут — я как раз на часы посмотрел. Всю ночь просидел в машине. К утру неуютно как-то стало, сделал кружок. Вдоль забора погулял, щель нашел. Не стал бы тревогу поднимать, товарищ майор, но сами посмотрите…

— Показывай, Олег Петрович, свой глазок.

Щель находилась в метре от калитки и не превышала трех миллиметров. Странное чувство возникло: подглядываем, как подростки за голой бабой.

Просматривался узкий фрагмент здания, угол крыльца, часть бассейна, выложенного кафельной плиткой. Свет действительно горел — лампа под навесом освещала не только вход в дом, но и часть бассейна. На воде что-то лежало. Михаил всматривался, напрягал глаза. Похоже на тело с разведенными конечностями. Точно не фуфайка.

На звонок никто не отозвался. Позвонили еще. В урезанной картинке ничего не менялось.

«Сразу надо было брать, — мелькнула тоскливая мысль. — Но на каком основании? Волна могла пойти — объект ведь не в пельменной работал…»

— Вскрывайте.

Замок поддался через полминуты. Повозились со щеколдой, но и она сдалась. Водитель остался в машине, получив указание связаться с управлением. Сотрудники просочились на территорию, рассеялись. Двое обогнули бассейн, прошли через беседку и флигель, примыкающий к боковой ограде. Остальные прямо — мимо стриженых кустов, по дорожке, устланной тротуарной плиткой.

Особняк молчал. Силуэты собравшихся у бассейна бледно очерчивались в полумраке. Непроизвольно потянулись к оружию.

— Мать честная, — пробормотал Никитин, — ну, я так и знал…

В средней части бассейна лицом вниз лежала женщина в закрытом черном купальнике. Конечности были разбросаны в стороны.

Зрители угрюмо молчали. Неясное чувство подсказывало, что спешить уже некуда. У покойницы была неплохая фигура, хотя могла быть и лучше. Наверное, и была — лет пятнадцать назад.

— Майская ночь и утопленница, — недоверчиво прошептал Вадик Москвин. — А она… точно мертвая?

— Нет, притворяется, — огрызнулся Вишневский, с усилием отводя глаза. К женскому полу Григорий относился положительно, но предпочитал живых.

— Нервы как? — Михаил повернулся к Швецу.

— Нормальные, рабочие, — Алексей пожал плечами.

— Тогда неси багор — вон лежит, подцепи тело и переверни.

С поставленной задачей справились. Багор служил для уборки мусора из бассейна. Тело подтянули в четыре руки — Никитин помогал — перевернули. Явные признаки насильственной смерти отсутствовали, за исключением подозрительной сини на шее. Глаза покойницы были открыты, плавали в воде черные, как смоль, волосы — явно крашеные. Ей было далеко за сорок, но спортивную форму дама не растеряла. Приятное лицо исказила судорога.

«Ну все, — тоскливо подумал Михаил, — пошла жара в баню…»

Лариса Владимировна Лавровская работала в Агентстве печати «Новости» одним из заместителей директора и попутно возглавляла отдел, славящий достижения сельских тружеников. Ларису Владимировну ценили, она имела заслуги, пользовалась влиянием в партийных кругах. Посвящал ли ее муж в свои дела — вопрос интересный.

— Эх, незадача… — посетовал Швец. — Ладно, назад не отмотаешь…

— Ей не холодно было? — прошептал Вадик Москвин, отрывая взгляд от тела.

Григорий опустился на корточки, потрогал воду.

— Теплая, мы так и думали. Во живут люди…

Попятился старший лейтенант Никитин, запнулся о лавочку, на которой лежал свернутый халат, плюхнулся. Ему крупно не повезло. Он не мог повлиять на ситуацию, но на роль крайнего вполне годился.

— Она не утонула, — вкрадчиво проговорил Вадик Москвин, — иначе на дно бы ушла. Ее убили, товарищ майор, задушили, как пить дать… Искупалась, из бассейна стала выходить, в этот момент напали и задушили. Потом в воду столкнули. Плавает, потому что в легких воздух остался…

— Неужели? — пробормотал Кольцов. — Спасибо за урок физики. Никитин, ты слышал крики? — Михаил повернулся к «топтуну». — Москвин прав: женщину задушили в тот момент, когда она вылезала из бассейна. Или стояла рядом с бассейном. Должна была среагировать, хотя бы крикнуть.

— Не слышал, товарищ майор, — помотал головой Никитин. — Неужели не поднял бы тревогу? Могли напасть внезапно, схватить за горло, и все.

Могло быть и так, следствие установит… Взгляд скользил по зашторенным окнам первого этажа. Эх, Борис Михайлович… На ум пришла нелепая детская считалка: «А в каморке жил Борис, председатель дохлых крыс. А его жена Лариса…»

Мертвое тело покачивалось на воде, растревоженной багром. Смешно…

В дом входили аккуратно, достав оружие. Мутный свет проникал сквозь окна, разливался по холлу. Некоторые категории советских граждан жили действительно неплохо… Гостиная — мягкая мебель, явно не из отечественного магазина, роскошный ковер на полу, вызывающий инстинктивное желание разуться. Справа кухонный гарнитур, обеденная зона. Слева — лестница на второй этаж, какие-то двери. Москвин и Швец устремились наверх. Старший лейтенант Никитин обогнул лестницу, растворился в слепой зоне. Вишневский исчез в проеме за обеденным столом.

Мелькнуло в голове: «За этим столом хоть многодетную узбекскую семью корми…»

Михаил остался один, всмотрелся в полумрак. Прошел в конец холла — мимо дивана, обитого натуральной кожей, мимо помпезного камина, законсервированного на лето, подошел к задней двери, отогнул штору. Взгляду открылся задний двор, беседка, мангал для жарки мяса, далее — высокий забор. Дверь была заперта примитивным замком — со скошенным языком на пружине. Такие открывались несложно — шилом и вязальным крючком.

Он вздрогнул, резко обернулся — из проема рядом с лестницей вывалился взволнованный Никитин.

— Товарищ майор, сюда… — голос подрагивал, ломался. Оргвыводы, похоже, напрашивались сами. И доказывай потом, что тебя поставили наблюдать, а не стеречь… Спальня (по крайней мере, хозяйская) находилась именно здесь, за коротким коридором. Кубатура — умеренная, зачем много пространства для сна? Рассеянный свет фонаря блуждал по предметам обстановки. Шторы задернуты, рябил в углу цветной телевизор. Выключить технику оказалось некому. Двуспальная постель была смята. Между кроватью и порогом, на коврике ручной работы, лежало еще одно тело. Все логично, труп принадлежал Борису Михайловичу Лавровскому, важному лицу в Министерстве среднего машиностроения.

Никитин застыл в оцепенении, дрожал фонарик. Слов не было — одни эмоции. Михаил опустился на корточки. За спиной раздался топот — вбежали подчиненные.

— Ух ты! — расстроенно выдохнул Гриша Вишневский.

Труп остыл, но процесс разложения еще не начался, за исключением пары синих пятен на скулах. Крепкий мужчина лет пятидесяти, одетый в махровый халат, лежал навзничь, раскинув руки. В мутных глазах виднелось изумление. Похоже, использовали глушитель. Халат на груди распахнут, темнеет пятно. Кровь впиталась в коврик, засохла, безнадежно испортив дорогую вещь.

Тишина стояла как в морге по завершении дня. Результаты недельной работы пошли коту под хвост. Впрочем, не привыкать.

— Выходим, нечего тут топтаться, — буркнул Михаил. — Григорий, вызывай опергруппу.