К приезду оперов Кольцов сидел на лавочке у бассейна, курил и отрешенно смотрел на покойницу. Рассвело, утро было ясным, безветренным. Пятно на шее потерпевшей потемнело, причина смерти вопросов не вызывала.

Пожилой эксперт, носящий очки в старомодной оправе, был смутно знаком. Нечасто встретишь такое интеллигентное лицо, даже в их среде. Эксперт кивнул — значит, и майор из комитета ему тоже кого-то напомнил. Оперативники не задавали лишних вопросов. Одни ушли в спальню, другие колдовали у бассейна.

Тело извлекли из воды, положили на кафельный пол.

— Асфиксия, — заявил криминалист. — Душили руками, значит, убийца не доходяга и не женщина.

Никитин настаивал — криков он не слышал. Привычки спать на посту не имеет.

— Значит, тихо кричала или вовсе не кричала. Могла и не кричать, — допустил криминалист. — Поздно заметила нападение, пальцы сдавили горло, осталось только трепыхаться. Признаков борьбы не нашли, разве что соломенный коврик для шлепанцев лежал как-то криво.

— Вспомни, Олег Петрович, — допытывался майор. — Могло быть такое — в доме к приезду Лавровского уже находился кто-то третий? Может, Лариса Владимировна кого-то пригласила? Ты не мог об этом знать, потому что вел Лавровского.

— Только в теории, товарищ майор… — Никитин усердно тер лоб, — Нет, глупость, — он решительно покачал головой. — Прошу прощения. Посторонней машины во дворе не было, никто не выезжал. Лариса Владимировна могла кого-то привезти на своей машине, но где он? Я слышал только голоса двоих, третьего не было. Такой скромный и молчаливый?

— Ну да, не сходится, — согласился Кольцов. — Давай все заново. Никитин, вот ты поставил машину на обочине…

Криминалисты докладывали: заднюю дверь отмычкой не вскрывали, замок в порядке — и вообще, не похоже, что ей пользовались. Эксперты снимали отпечатки — с косяков, дверных ручек, но явно для галочки: работал не дурак. Время смерти членов семьи специалист определил примерно: с десяти до двенадцати вечера. Точнее будет позднее.

Это укладывалось в показания Никитина. Охрана поселка была формальной — видимо, гром еще не гремел и мужик не крестился. Будка с вахтером в двухстах метрах от въезда в поселок. Посторонних не впускали. Своих знали, а если не знали, граждане предъявляли документы. Никитину хватило служебного удостоверения для беспрепятственного проезда. Пешие проходили свободно — тем же лесом. У каждого жильца был номер вневедомственной охраны, а дома оснащались стационарными телефонами. В случае тревоги группа из Шаврино прибывала в течение трех минут.

Работа с соседями тоже не принесла результата. Бойцы невидимого фронта убыли опрашивать граждан, вернулись через полчаса с кислыми минами.

— Дом слева пустует, товарищ майор, — отчитался Москвин. — Московские хозяева еще не вселились. Дом закрыт, ворота на замке, клумбы во дворе в плачевном виде. Явно необитаемая территория. С обратной стороны — только горничная, уходящая на ночь в Шаврино. Наводит порядок, что-то поливает. Надменная особа, но напряглась, когда увидела наши документы. Хозяин — холостяк, иногда привозит женщин — не самых твердых моральных устоев. Имеет квартиру в Москве, но с середины апреля начал пользоваться загородным домом… Прошу прощения, товарищ майор, язык не повернется назвать его дворец дачей. Вчера приехал один, около девяти вечера, был расстроен, нагрубил горничной и через час снова умотал.

— То есть алиби у человека нет, — предположил Михаил.

— Алиби нет, — подтвердил Москвин. — Но есть депутатский значок. Это же лучше, чем алиби?

Вишневский было засмеялся, но тут же смутился, сделал серьезное лицо.

— Лучше, — кивнул Кольцов. — И где же этот товарищ депутатствует? Надеюсь, не в Верховном Совете?

— Московский совет народных депутатов. Товарищ Тандыкин — член правления Союза художников, имеет правительственные награды и заседает в Моссовете уже два срока. Заслуженная, кстати, личность, номинант на звание народного художника СССР. Но я его почему-то не знаю, — сконфуженно добавил Москвин, — Айвазовского знаю, Верещагина знаю, даже Ге знаю — странная фамилия, правда? А вот Тандыкина…

«Художник — от слова «худо», — подумал Кольцов. — Или от другого — близкого по смыслу».

Расследование упиралось в тупик. Формальности соблюли, тела погрузили на носилки и унесли в прибывшую санитарную машину.

Обогнув участок, опера обнаружили на задней стороне кое-что интересное.

— Пойдемте, товарищ майор, вы это оцените, — предложил оперативник средних лет в звании капитана.

Между участками были узкие проулки для пешеходов. К заборам на задворках примыкала тропа, далее начинались посадки, за которыми голубел пруд. Крякали утки. Недалеко от ограды Лавровских валялась внушительная коряга.

— Эта штука ночью была прислонена к забору, — сообщил наблюдательный оперативник. — Мы провели небольшой эксперимент. Смотрите… — он поднял корягу, приставил к забору, ее конец углубился в ямку. — Вот так установили, забрались — край коряги вдавился в почву. Подаетесь вверх, хватаетесь за гребень забора — и спокойно перелезаете. И уходил наш гость тем же путем — с обратной стороны придвинул к забору урну от беседки. Спрыгнул, отбросил корягу, чтобы не давать нам подсказок… Ждем кинолога, товарищ майор. Но должен предупредить, это вряд ли поможет. Преступник не мог прийти пешком — оставил машину где-то в лесу, не доезжая вахтера, а сюда пришел, прикрываясь посадками и лесополосой…

— К бабке не ходи, товарищ майор, — заключил Швец, когда они вернулись к бассейну. — Преступной деятельностью Лавровский занимался не один. Сообщники, кураторы из американского посольства… Всполошились, когда мы сели ему на хвост и решили ликвидировать, чтобы всех не сдал. Убийца был наемный, профессионал, так сказать. Он тоже следил за домом, знал про Никитина, поэтому и зашел с тыла. Перелез с обратной стороны, спрыгнул. Заднюю дверь не стал использовать, пробежал по дорожке вдоль дома, зашел от бассейна. Риск, что Никитин припадет к щели, был невелик. Дождался, пока Лариса Владимировна стала вылезать из бассейна, налетел на нее, задушил — та и не пикнула. Стрелять не рискнул — хлопок Никитин мог услышать. Опустил тело в воду, поднялся на крыльцо. Вошел в спальню, ликвидировал Лавровского. На обратном пути мог воспользоваться задней дверью — открыл изнутри и потом захлопнул за собой. Придвинул урну, залез на забор, спрыгнул. Корягу отбросил — и в кусты. А Никитин всю ночь куковал, пока под утро что-то его не торкнуло. Нормальная версия, Михаил Андреевич?

— Как скажешь, — пожал плечами Кольцов, — другой пока нет.

Впавшего в уныние сотрудника 7-го управления отпустили домой — свою задачу он выполнил («И перевыполнил», — мрачно пошутил Вишневский.) Никитин уходил раздавленный, сгибаясь под грузом вины.

Остальным пришлось задержаться — прибежал водитель, сообщил приятную новость: едет полковник Рылеев. В машине имелась система беспроводной телефонной связи. Нужды в этом визите не было, но всякое начальство имеет вредную привычку: держать руку на пульсе (или считать, что держит).

Настроение окончательно испортилось. Сотрудники расползлись, делая вид, что проводят следственно-розыскные мероприятия. Встречать руководство пришлось одному Кольцову.

Полковник Рылеев был хмур и раздражен, озирался исподлобья. «Все интересное» уже увезли. О неприятном событии напоминала лишь засохшая кровь на коврике в спальне.

— Ликуй, Кольцов, сегодня гора идет к Магомету, — проворчал полковник. — Есть сведения, что ты сел в лужу и мы потеряли единственную ниточку, ведущую к шпионской сети. Повествуй, не стесняйся.

— Вы же знаете, товарищ полковник, — не растерялся Кольцов, — я не любитель перекладывать свою вину на других. Но давайте все-таки зададим вопросы и 7-му управлению? Им следовало отправить двоих, обязав обходить территорию. Наличие шпионской сети — пока гипотеза. Данные имелись только на Лавровского. Избавиться от него могли иностранные кураторы, которым он передавал сведения. Не хотят они быть высланными из Москвы, любят этот город. Это не какие-нибудь вшивые Лондон с Нью-Йорком…

— Кольцов, не паясничай, — поморщился начальник подразделения «Х». — Распустились вы тут. К делу давай.

— Виноват, товарищ полковник. Наша вина, безусловно, есть. Подобный вариант не просчитывался. Теперь все ниточки оборваны. Будем отслеживать связи Лавровского — на работе и дома.

— Ладно, пошли в дом, — проворчал полковник. — Рассказывай, что произошло и каковы соображения.

На экскурсию ушло пятнадцать минут. Рылеев был мрачен, что-то мотал на ус. Версию для коллег и прессы предстояло выдумывать комитету. Ни слова о возможном нарушении закона. Вторглись грабители — и «нелепая смерть вырвала из наших рядов…» Суда над Лавровским уже не будет, а только суд может назвать человека виновным.

Прибежал знакомый опер, сообщил последние известия. Из города привезли кинолога с собакой. Овчарка взяла след, но остановилась в мелководной речушке, впадающей в озеро, пометалась и села с виноватой мордой. А на что еще рассчитывали? Лавровских посетил явно не дилетант.