Для Лёвика Игнатенко важным было отнюдь не то, как он выглядит, а не замерзла ли за время дороги его гордость — фотоаппарат «Зоркий М». Поэтому следующее, что он сделал, водрузив наконец на свой греческий нос очки, — расстегнул молнию на сумке внушительных размеров и начал перебирать ее содержимое.

Зафиксировать для потомков историческую встречу с одноклассниками на новый, 1984 год — это было главной целью фотографа. В кои-то веки удалось собрать четыре семейные пары! И когда — под Новый год!

Оставив малолетних чад на своих не старых еще родителей, оперившиеся уже тридцатилетние «школьники» наконец-то нашли в себе силы сказать: «Хватит пьянствовать по своим норам-квартиркам, пора наконец сбиться в стаю, как случалось не раз в приснопамятные, милые сердцу школьные времена!»

Следовало оговориться, что чада были не у всех. У Макса и Леночки Седых детей не было. На многочисленные упреки одноклассников супруги либо отшучивались, дескать, какие наши годы, еще успеется, либо с глубокомысленным видом признавались в том, что не доросли еще до родительского самосознания. Особенно красноречив был Макс: «Рано мне еще пеленки стирать да сопливые носы утирать! Не дорос еще до такой ответственной миссии».

Но это так, детали…

Историческая «Встреча на Эльбе», как ее окрестил журналист, обещала стать незабываемой вехой в летописи бывшего 10-го «Б». Не запечатлеть ее на пленку Лёвик считал ниже своего достоинства, поэтому взял с собой не только аппаратуру для съемки, но и фотоувеличитель, бачок для проявки пленки и все причитавшиеся для такого случая химреактивы. Новогодние фотографии должны были появиться к утру первого января.

Как фотограф, Лёвик сотрудничал со многими изданиями города. Его фамилию можно было увидеть под снимками на первых полосах газет. На некоторых тематических фотовыставках его работы также появлялись, правда, не так часто, как в газетах.

Когда он во всеоружии — а именно с фотоаппаратом и вспышкой на впалой груди — вошел наконец в гостиную, все зааплодировали, поскольку давно уже сидели за столом и терпеливо ждали его появления.

Надо заметить, Лёвик и в школе слыл эдаким увальнем, на уроках физкультуры обычно плелся в хвосте — будь то лыжная лесная гонка или кросс по тропинкам парка. Все делал обстоятельно, не спеша. Выбиться в круглые отличники ему помешала тройка по биологии, но он не отчаялся. Без особого напряга поступил на мехмат Политеха, после окончания которого получил направление на завод горно-шахтного машиностроения.

— Все в сборе, друзья, больше никого не ждем. — Постучав вилкой по наполненному бокалу, Антон Снегирев поднялся, подождал, пока Лёвик наконец усядется на свое место, и не спеша начал говорить: — Как я ждал этого момента, дорогие мои, думал, учеба в школе закончилась, и что? Неужто с ней закончилась наша дружба? Мне это казалось несправедливостью, каким-то обидным недоразумением. Да, нас разбросала судьба: Лена учит малолеток, Валентина лечит женщин, Макс пишет статьи, Стас тренирует подрастающее поколение, Лев фотографирует… Но мы остались прежними, с этим вы согласны? И всегда придем друг другу на помощь, стоит только позвать… Пусть до наступления нового, 1984 года еще куча времени, но я так рад, что мы все здесь собрались… Давайте поднимем бокалы, выпьем за нас, за наш непотопляемый «Б», с наступающим Новым годом, друзья!

От услышанного у многих женщин выступили слезы на глазах. Со всех сторон посыпались восклицания:

— Спасибо, Антоша!

— Ай, молодца! Не подкачал, как всегда!

— Снегирев, ты прелесть!

— Да уж, шеф, порадовал!

Форель по-французски

Лёвик привычно защелкал фотоаппаратом, выхватывая вспышкой улыбающиеся лица… Стасу бросилось в глаза, как Макс что-то шептал на ухо жене, отчего та смущенно улыбалась. Его губы практически касались ее уха, волосы, подобно занавесу, скрывали лица.

Жанна загадочно смотрела куда-то вдаль, накручивая на пальчик рыжий локон.

— Честно признаюсь, скучала по школе поначалу, — призналась Валентина, выпив наполовину свой бокал. — Что-то сродни сиротству чувствовалось. Нет учителей, с кем можно посоветоваться, никто не подскажет, как на уроке…

— Чего греха таить, — продолжила ее мысль Лена, сбросив прядь со лба и чуть отстранившись от Макса. — Я и сейчас порой шпаргалки пишу, готовясь к уроку. Правда, никогда с собой не беру, дома оставляю.

— Быть училкой — это у Ленки наследственное, — прокомментировал Макс, отрезая себе кусок буженины. — Ее мама, моя теща, стало быть, до операции была учительницей, теперь дочура продолжает семейное дело.

— Кстати, как матушка? — поинтересовалась Валентина. — После операции, я имею в виду. Нормально, реабилитацию прошла?

— Да, спасибо, все хорошо, — смущенно закивала Лена, — у нее огромный педагогический стаж, более сорока лет. Кажется, может ответить на любой вопрос.

— Таким людям памятники при жизни надо ставить, — закивал Макс, потом, словно вспомнив что-то, легонько ткнул жену локтем в бок и произнес с подозрительностью: — Кстати, ты о шпаргалках только что говорила. Что-то я их еще ни разу не находил. Прячешь, что ли?

Захохотать над шуткой никто не успел, поскольку Мила Снегирева решила представить новогоднее меню:

— Ребята, на ваш суд предлагаются холодные закуски: сельдь под шубой, заливной язычок, студень с кусочками курицы, традиционный оливье, крабовый салат, салями в нарезке, буженинка, фрукты, бутерброды с икоркой и так, по мелочи…

— А на горячее? — не удержался Стас, едва не подавившись слюной.

— Форель по-французски.

Гости зааплодировали, отчего хозяйка послала всем сидящим за столом воздушный поцелуй.

— Самый последний райкомовский анекдот, друзья, — поднял обе руки Антон. — Повеселю вас. Представьте, что ООН объявила Год слона. Разные страны издают книги на слоновью тему. Американцы издали иллюстрированную брошюру «Всё о слонах». Англичане — увесистую монографию «Кое-что о слонах». Французы — томик «Любовные игры слонов». Немцы — «Введение в слоноведение» в десяти томах. Евреи — «Слоны и еврейский вопрос». В Советском Союзе издали трехтомник: «Классики марксизма-ленинизма о слонах», «СССР — родина всех слонов» и «Слоны в свете решений XXVI съезда КПСС».

— Как ты умудрился запомнить всё это? — удивился Лёвик на фоне всеобщего хохота, привычно протирая очки платочком. — Столько названий без запинки перечислил.

— Когда слышишь эту брандахлыстину по сто раз на дню, невольно запомнишь, — пояснил бородатый. — И уже смеяться над этим просто не в силах.

Когда хохот потихоньку стих, Макс потянулся к ближайшим бутылкам.

— Так-так, пора познакомиться с картой вин, предлагаемой нам сегодня. «Киндзмараули», «Саперави», «Хванчкара». Истинно грузинские мотивы, сразу вспоминается сочно-гортанное: «Ларису Ивановну хочу», — начал он не совсем удачно копировать героя «Мимино», — или: «Спасибо, я пешком постою», или: «Я тебе один умный вещь скажу, только ты не обижайся».

Макс перебирал бутылки, вспоминая фразы из фильма, словно читая их на этикетках. Едва он замолчал, Лёвик тотчас подхватил тему:

— Или: «Что она хочет? Ничего не хочет. Танцует». Или: «Это Валико! Валико, который Мимино…»

Журналист принялся открывать понравившуюся бутылку, продолжая предаваться воспоминаниям:

— А уж когда по телефону этот Валико попал вместо Телави в Тель-Авив и они вдвоем с незнакомцем начали петь грузинскую песню, у меня просто крышу снесло. Непередаваемо! Очень трогательно и точно схвачено!

Мила в этот момент внесла из кухни на подносе салаты и с ходу включилась в разговор:

— Кикабидзе не просто актер, он еще и певец. Что касается его песни «Мои года — мое богатство», или, как это сейчас называется, песня тех, у кого ничего не скопилось к этим самым годам, так вот, ему сейчас слегка за сорок. По-моему, в это время рано петь про года, как вы считаете?

— У каждого свое ощущение возраста, поэтому сравнивать двух одинаковых по возрасту людей не совсем корректно, — возразила Валентина, вращая на свету хрустальный бокал и любуясь им. — Кто-то в сорок чувствует себя развалиной, а кто-то и в пятьдесят на лестничных пролетах заглядывает девушкам под юбки. Каждому свое.

Антон, почесывая бороду, как бы невзначай заметил:

— Добавлю, что многие из представительниц прекрасного пола пользуются этим. Специально надевают короткие юбочки, колготочки, белье, не спеша идут по самому краю лестницы, эдак зазывно виляя попочкой. Попробуй тут удержись, отведи глаз. Это немыслимо! Какие силы надо иметь!

— Правильно, — вставил Макс. — Надо показывать товар лицом. Я считаю, если тебя природа наградила красивым телом, то зачем его скрывать?!

— Мужчины, вам не противно? — брезгливо скривив губы, заметила Мила. — Особенно при своих половинках такое рассказывать. Ладно бы в бане, в парилке, курилке, среди таких же…

— Мы делимся своим опытом, — резюмировал Снегирев, загадочно улыбнувшись. — Чтобы обогатить ваш.

— Какой же это опыт? — незамедлительно отреагировала его супруга. — Это пошлость чистой воды!

Стас не участвовал в перепалке, сидел с задумчивым видом, думая о том, что Антон сейчас может высказывать любой абсурд, ему всё простится. Но стоит о том же самом заикнуться еще кому-то, на него тут же все накинутся. Грань подобострастия и раболепства настолько незаметна и иллюзорна, что порой не знаешь, когда и где ты ее перешагнешь. Не успеешь оглянуться — и ты уже по ту сторону. Поддакиваешь, как все, прогибаешься, панибратствуешь, подтруниваешь… Вроде всем весело, а на душе противно, словно нечаянно в дерьмо ступил. Нет, он никогда эту черту не перешагнет.