Слева, под картой, сидел немолодой мужчина в очках и что-то писал. Угол стола занимала печатная машинка, но он предпочитал заниматься рукописью. На спинку стула был наброшен пиджак. На мужчине была светлая рубашка и франтоватая жилетка. Он мельком глянул на вошедших и снова опустил глаза.

— Это Конышев Петр Антонович, — представила сидящего секретарша. — Прошу любить и жаловать, Алексей Макарович. Остальные, очевидно, в поле — сеют, пашут… Всего хорошего, Алексей Макарович. К вечеру подойдите, я выдам вам карточки. — Женщина хищно улыбнулась, одарила Черкасова выразительным взглядом и удалилась степенной походкой.

— Ну, и как она вам? — Мужчина оторвался от писанины, снял очки, поморгал и потянулся к пачке папирос. Ему было не меньше пятидесяти, дряблая кожа на лице и морщины на лбу старили его еще больше. Без очков он выглядел совсем несолидно.

— Кто? — спросил Алексей.

— Агнесса Львовна. — Мужчина прикурил и выпустил в потолок струю дыма.

— Вполне, — пожал плечами Алексей и покосился на дверь. Не исключалось, что Агнесса Львовна никуда не ушла, а стояла в коридоре и все слышала. Но проверять не хотелось — людям надо доверять.

— Вот и я так считаю, — хмыкнул сотрудник уголовного розыска. — Не персик уже, но пока еще и не курага… — Последние слова он произнес с исключительной задумчивостью. Потом встал и протянул узкую ладонь: — Старший лейтенант Конышев Петр Антонович. Временно замещаю отсутствующего начальника уголовного отдела.

— Черкасов Алексей Макарович, — представился Алексей. — Тот самый начальник.

— Вот, значит, вас и замещаю, — усмехнулся Конышев. — Эх, не задалась начальственная карьера… Я допишу рапорт, Алексей Макарович, не возражаете? Осталось немного.

— Да, конечно, работайте. — Алексей пожал плечами, еще раз осмотрелся. Дошел до двери в смежное помещение, заглянул туда.

В кабинете покойного Вестового было совсем неуютно. Колченогий шкаф, письменный стол, стоптанные резиновые сапоги в углу. И атмосфера неприятная — душно, что ли. Он вернулся в соседний зал, стал бродить, разглядывая рабочие столы. Подошел к окну, уставился на Советскую улицу за тополиной листвой. Шторы, в принципе, и не нужны. Из стены под потолком торчали голые гардины. Очевидно, шторы когда-то были, но рачительные немцы увезли их с собой. А для советского человека это явное излишество.

— Шелковые шторы и стулья барокко еще не подвезли, — подал голос Конышев. Он ухитрялся одним глазом следить за Черкасовым, а другим контролировать писанину. При этом курил «без рук», усиленно жуя кончик мундштука. Пепел падал на стол, он смахивал его на пол ребром ладони.

— Но обещают подвезти? — поддержал шутку Алексей.

— Нет, обещают догнать и еще пообещать, — усмехнулся Конышев. — Здесь ничего не меняется, Алексей Макарович. Денег нет у страны на всякие вздорные мелочи, вроде бытовых удобств.

Что правда, то правда. В Советском Союзе ждали новой войны — с агрессивными акулами западного империализма. Экономика оставалась милитаризованной. Промышленность народного потребления фактически отсутствовала — и вся страна существовала в примитивных бытовых условиях.

Книжному шкафу, приютившемуся в углу, было в обед сто лет. Вместо книг он был завален бумагами (возникало опасение, что все это рано или поздно придется просмотреть). На шкафу стояли две фотографии в траурных рамочках и пара стопок с водкой, прикрытых хлебными корками. Капитану Вестовому было не больше, чем Алексею. У него были умные глаза и цинично сжатые губы. Ни то, ни другое не уберегло его от бандитской пули. У сержанта Санько — улыбчивая физиономия. Глаза смотрели весело, казалось, он сейчас подмигнет.

— Не комментирую, — проворчал Конышев. — Вы уже, наверное, в курсе.

— Да, поставлен в известность, — скупо отозвался Алексей. — Где народ?

— Люди на заданиях. Куртымов, Гундарь и Петров работают по банде, которую мы никак не можем обезвредить. Вишневский убыл в общежитие льнозавода — поступил сигнал о правонарушении. Чумаков общается с информатором. Дьяченко… — старший лейтенант задумался и пожал плечами, — где-то был…

И снова взялся жевать мундштук.

— Где стол Санько?

— Там, — Конышев кивнул в дальний угол. Потом задумчиво посмотрел, как новоприбывший осваивается на новом рабочем месте, почесал плешивую макушку. — То есть от личного кабинета вы отказываетесь?

— Да. Буду здесь сидеть и всех контролировать, а то сдается мне, с дисциплиной в вашем войске не все ладно.

— Согласен, — улыбнулся Конышев, — самое время подкрутить гайки. Зря вы так, товарищ капитан, — вздохнул он, — люди пашут, не зная выходных, забывают, как дом выглядит. Не всегда нам счастье улыбается, но ведь и противник силен… Вы не переживайте, скоро они все придут, они всегда приходят.

— Спасибо, утешили. Ладно, Петр Антонович, соберите мне материалы по банде, устроившей разгул в «Аркадии», и по всем остальным ее налетам. Хоть что-то у вас есть?

— А как же без этого, — проворчал Конышев, выбираясь из-за стола. Он кряхтел и заметно прихрамывал. — Все оформлено, есть заключения баллистов и медиков, опрошены свидетели… ну, если их можно назвать свидетелями… — Он открыл шкаф, стал доставать верхние папки. — Мы сутками работали по этим делам, а все без толку. Вроде одна банда, а такой широкий диапазон возможностей… Мы взять в толк не можем — откуда они берут информацию? Ведь нужно получить исчерпывающие сведения, все спланировать, а потом исполнить, да так, чтобы никакая случайность не подвела… Пашка Чумаков недавно шутил: мол, они что, в шапках-невидимках орудуют? А почему нам не выдают? Все здесь, товарищ капитан… — Он обнял стопку папок и потащил их на облюбованный Черкасовым стол.

— У вас больная нога?

— А разве не видно? — хмыкнул Конышев. — 44-й год. Допартизанился, так сказать. По лесу от карателей уходили, саданулся костью щиколотки о пенек — аж в баранку согнулся. Все, кричу, товарищи, меня не ждите. И лежу с «МР‐40» за этим пеньком, с жизнью прощаюсь, гадаю, как бы побольше супостатов с собой на тот свет забрать. Они прут, я по ним стреляю, от боли с ума схожу… Нашим стыдно стало, вернулись и давай эту нечисть свинцом поливать. Отогнали, их немного было. Двоих тогда потеряли, зато меня зачем-то спасли… До базы доволокли, вроде поправился, вот только кость неправильно срослась…

— Сколько вам лет, Антонович? Сорок девять, пятьдесят?

— А что? — насторожился оперативник. — Сколько есть, все мои. Полвека уже, на пенсию рано. Не жалуюсь, товарищ капитан. Молодость уже знает, а старость еще может, как говорится. Я же не танцы преподаю. А бегаю так, что молодых со свистом обгоняю… — Конышев вернулся к своему столу, выбил папиросу из пачки «Герцеговины» и снова закурил.

— Не мешают папиросы бегу? — поинтересовался Алексей. — Вы курите, как паровоз, даже больше, чем я. А эти папиросы не такие уж дешевые. В наше время на продукты денег не хватает…

— Так это и есть продукт, — удивился Конышев и засмеялся. — Загрузился никотином — и есть не хочется…

Мурлыча под нос «Раз пошли на дело, выпить захотелось», в помещение вошел вихрастый парень лет двадцати пяти, меньше всего похожий на оперативника. Он бы гармонично смотрелся в воровской малине или на шулерской игре.

— Привет, Антоныч, — небрежно бросил он. — Как жизнь немолодая? О, и вам доброго денечка, товарищ, — не растерялся паренек, обнаружив в комнате постороннего. Впрочем, подобрался, вынул руки из карманов и физиономию сделал не такую развязную. — Вы к нам по делу или погреться?

— Младший лейтенант Павел Чумаков, — представил товарища Конышев. — Вот признайтесь, товарищ капитан, видно по этому оболтусу, что он служил в контрразведке Балтийского флота и даже имеет пару правительственных наград?

— А это смотря как служил и за что награды, — улыбнулся Алексей, протягивая руку. — Черкасов Алексей, прибыл на место выбывшего Вестового.

Чумаков охотно ее пожал и задумался.

— Ага, — намотал он на ус. — Теперь донесения от своих стукачей я должен передавать вам, а не ему? — кивнул он на Конышева.

— Примерно так, — допустил Алексей, — если в них есть ценность.

— Да что в них ценного? — отмахнулся Чумаков. — Мелют чушь, которую и не проверишь, лишь бы я верил да пореже вспоминал их грехи… — Он глянул через плечо на Конышева, хохотнул. — Эй, кто тут временные, слазь, кончилось ваше время… — и отправился к своему столу, напевая под нос: «Там сидела Мурка в кожаной тужурке…» — Письменно оформлю, товарищ капитан, не возражаете? С байданщиком одним на вокзале перетер. Сорока на хвосте принесла: блатные намерены направить в наш город целую комиссию для выяснения обстоятельств пропажи общака и гибели трех уважаемых воров в законе. Блатной мир глубоко возмущен этим безобразным инцидентом в провинциальном Уварове.

— Пусть приезжают, — пожал плечами Алексей. — Главное, чтобы к нам не забыли зайти командировку отметить. Создадим с ними «межведомственную» группу, глядишь, веселее пойдет. Пиши, Павел, свой донос, только недолго.

— Кстати, насчет Мурки в кожаной тужурке, — встрепенулся Конышев. — Я еще молодым был, во Владимире работал. Не поверите, у нас женщина в оперативке была — Мария Климова. Толковая сотрудница, несколько раз внедрялась в бандитские группировки под другим, конечно, именем. Фартовая была. Мужики ржали, до того ее довели, что замуж вышла за первого встречного и сменила фамилию. Потом только поняли, что ее фамилия талисманом была, от пуль охраняла. Убили ее во время рейда — сунулась вперед мужиков, когда банду Талого брали, и получила всю порцию свинца, что мужикам предназначалась…