Именно там произошло неожиданное столкновение, в котором потерпели фиаско мы оба. В залах дворца и парке суетились слуги, наводя порядок после праздничной ночи, а в фехтовальном не было ни души. Только я и Моран. Который вдруг неожиданно ринулся на меня в атаку: привлек к себе, отчего температура моего тела резко повысилась. По коже побежали мурашки от волнения и предвкушения. А когда его губы нашли мои — коварный выпад, после которого, точно знала, уже не смогу устоять на ногах, — лишь усилием воли заставила себя отстраниться.

Все мое естество жаждало этого поцелуя. От одной лишь мысли почувствовать прикосновение его губ начинала кружиться голова, подкашивались ноги. И, наверное, стоило уступить этой маленькой слабости, прижаться к нему сильнее, но вместо этого я проговорила тоном строгой гувернантки:

— Вы так и не ответили на мой вопрос!

— Не припомню, чтобы вы его задавали, — чуть нахмурился де Шалон.

— До моего приезда в Валь-де-Манн мы виделись лишь однажды. Вернее, это я видела вас, а вы меня в тот вечер в упор не замечали. И вдруг это неожиданное предложение… — Перевела дыхание, пожелала себе удачи и храбро закончила: — Боюсь, ваша светлость, если не будете со мной откровенны, ничего у нас не получится.

— Вы чего-то опасаетесь, Александрин? — Вместо того чтобы дать простой вразумительный ответ, чтобы мы могли с чистой совестью вернуться к прерванному занятию, маркиз пошел в наступление. — Не доверяете мне?

— Если честно, не знаю, что и думать. И оттого мне тревожно. — В отличие от стража я не собиралась юлить, ответила искренне.

А он… он молчал. Лишь спустя несколько долгих мучительных мгновений тишины проронил сухо:

— Думал, обрадуетесь оказанной вам чести. Для вас и ваших родственников породниться со мной — большая удача. — Слова хлестнули унизительной пощечиной.

— Хотите сказать, решили меня облагодетельствовать? Как это мило с вашей стороны! — выпалила я, не в силах сдержать обиды. — Выходит, дело вовсе не во внезапно вспыхнувшем чувстве, о котором рассказывали прошлой ночью, а в желании спасти от участи старой девы бедную родственницу покойной жены? Признаюсь, я немного запуталась в ваших желаниях и мотивах.

Не стоило этого говорить. При упоминании имени Серен маркиз побледнел, вернее, лицо его приобрело пепельный оттенок. Зато глаза, наоборот, полыхнули раскаленными углями. Дикой злобой, если не сказать ненавистью, и чем-то еще, заставившим мое сердце испуганно сжаться, а меня — отпрянуть.

— Думаю, на этом закончим нашу прогулку. — В голосе маркиза сквозило раздражение, а взгляд прожигал. — Возвращайтесь к себе, Александрин. Вы явно еще не отошли после утомительного путешествия.

— Как будет угодно мессиру стражу, — опустилась в быстром реверансе и, развернувшись, бросилась прочь, слыша, как в унисон с дробью моих каблуков в груди исступленно колотится сердце.


Моран был зол. Да какое там зол! Его светлость был вне себя от бешенства.

Может, тело у девчонки и стоящее. Но какая мятежная душа! Приспичило ей, видите ли, докопаться до истины… Нет бы радоваться, что вообще снизошел до нее. Забросал подарками, при виде которых любая другая сходила бы с ума от счастья. А эта заглянула мельком в шкатулку-другую и даже примерить ничего не удосужилась.

Хорошо хоть кулон надела… А если взбрыкнет и перестанет носить? Не цеплять же его, как ошейник на пса, силой.

Или того хуже — решит разорвать помолвку. Родители, конечно, ей не позволят. Спят и видят, как бы отделаться от своей великовозрастной доченьки. Но ему, Морану, от этого не легче. Замуж выйти девчонка должна добровольно. Добровольно вступить с ним в связь. Иначе, по словам ведьмы, не будет никакой привязки и он только понапрасну потратит время.

Слуги, видя, что господин не в духе, при виде него пугливо замирали и опускали головы. Заметив в другом конце Зеркальной галереи дворецкого, его светлость окликнул его и нетерпеливо спросил:

— Кого из служанок приставили к мадемуазель ле Фиенн?

— Мари, ваша светлость, — поравнявшись со стражем, почтительно поклонился дворецкий.

— Вели ей сейчас же явиться в мой кабинет. — Видя, что дворецкий замешкался, гаркнул раздраженно: — Живо!

Слугу как ветром сдуло.

Моран на миг зажмурился, пытаясь погасить разгорающееся в душе пламя. Ничего, все у него получится. Нужно просто набраться терпения.

Ну а раз девчонка не желает очаровываться добровольно, придется прислушаться к совету колдуньи и воспользоваться зельем. Несколько капель в день избавят его от головной боли и лишних хлопот. Как и от необходимости отвечать на назойливые вопросы.

Глава 6

Пьянящие поцелуи, жар прикосновений, сладостное томление волной накрывают меня. Я знаю, что он здесь, рядом. Как тогда, в ночь после нашей помолвки, смотрит, лаская взглядом. Я ощущаю его каждой клеточкой своего тела. Тепло дыхания на губах за миг до того, как он начинает меня целовать. Неторопливо, словно желая растянуть эти мгновения близости, насладиться моей беззащитностью, вкусом моих губ. Я задыхаюсь под тяжестью мужского тела. Хочу взмолиться, чтобы остановился, не толкал в бездну греха. Но дразнящая ласка требовательного языка гасит все мысли.

— Моран… — В тишине комнаты слышится шепот, смешиваясь с едва различимым вздохом. Не знаю, каким должно быть окончание фразы — приказом прекратить или же мольбой продолжать эту опасную, сводящую с ума чувственную игру.

Страж не дает мне времени на раздумья. Прикусывает в поцелуе губу, и вновь я ощущаю, как его язык сплетается с моим, заставляя трепетать от нового, доселе неизведанного чувства.

С каждым мгновением ласки становятся все требовательнее, все настойчивее. Высвободив из плена кружевной сорочки грудь, малейшее прикосновение к которой рождает внутри невозможно сладкую дрожь, он начинает покрывать ее поцелуями, опаляя нежную кожу, заставляя выгибаться ему навстречу, лишь бы снова ощутить прикосновения жадных губ.

Понимаю, что близость эта запретная, но желание быть с ним сильнее благоразумия.

Страж смотрит на меня, не отводя взгляда, и я погружаюсь в этот темный, бездонный омут. Такой же темный, как узоры татуировки, вырисовывающиеся на стальной груди и плечах во мраке спальни. От этого взгляда я возбуждаюсь даже больше, чем от любых ласк. Чувствую тяжесть ладони на другом, сладко ноющем полушарии. Требовательные пальцы, горячие, немного шероховатые, задевают тугую горошину соска, и мне кажется, что я сгораю заживо. Огонь растекается по венам, концентрируясь внизу живота.

Безумные, незнакомые ощущения, от которых кружится голова и сердце колотится как сумасшедшее.

Безумная я.

Мне бы оттолкнуть его, собрать воедино остатки здравого смысла и заставить остановиться, но мысли лишь об одном: что будет, когда я почувствую его внутри себя. От мимолетного бесстыдного образа, мелькнувшего в сознании, с губ срывается стон удовольствия.

И больше уже не хочется сопротивляться. Зарываюсь пальцами в мягкие волосы, когда страж, задрав край моей сорочки, оставляет дорожку из поцелуев на внутренней стороне бедра. Снова и снова, намеренно не касаясь самого сокровенного и тем сильнее распаляя меня, изнывающую от страсти, уже готовую принять его в себя.

Покориться.

— Возьми меня, — шепчу словно в бреду. — Возьми, — умоляю.

Вскрикиваю от невозможного, невероятного наслаждения, когда кончик языка, дразня, касается самой чувствительной, пульсирующей желанием точки. Еще и еще, умело подталкивая к наивысшему пику блаженства. Кричу, повторяя его имя, а он все не перестает меня ласкать, доводя до умопомрачения…

…И тут я просыпаюсь с его именем на губах.

— Александрин! Ну сколько можно? Ты вообще думаешь нам открывать?! — бушевали за дверью сестры.

Я шумно вздохнула, тщетно пытаясь прогнать отголоски желания, разливавшегося по телу. Сорочка была влажной, тонкий шелк прилип к коже, остужая разгоряченную плоть. Кружевной подол был задран, ну прямо как в моем непристойном сне. Кажется, сама того не сознавая, я ласкала себя, бесстыдно рисуя в мечтах образ искусителя-стража.

Даже обида на Морана не отрезвляла.

Единая, да что же со мной творится?!

— Александрин! — Голос Лоиз взметнулся на октаву выше, перейдя в оглушительный визг.

Страдальчески застонав, пошла открывать своим истязательницам, так жестоко прервавшим мой сон. Который я боялась и в то же время жаждала досмотреть до конца. Губы пылали от поцелуев, по телу пробегала дрожь, стоило вспомнить прикосновения сильных рук. Словно ночное видение являлось не плодом моей фантазии, а безумной реальностью.

Огляделась настороженно, не без оснований опасаясь обнаружить в своей опочивальне его бесстыжее чародейство. Ведь как-то же он вчера сюда проник.

— Чего это ты такая красная? — с порога приступила к досмотру Лоиз.

А Соланж участливо поинтересовалась:

— Заболела? Может, у тебя жар? — прижала ладонь к моему покрытому испариной лбу.

— Обидно будет, если сляжешь с простудой. Я слышала, как месье де Лален обсуждал с маркизом предстоящую охоту и пикник в лесу. Уверена, будет весело! — расцвела счастливой улыбкой Лоиз.