— Твоя тайна — моя тайна! — горячо заверила девушка. Улыбнулась еще шире, снова срываясь с места. — Сейчас!

Вытряхнув на туалетный столик содержимое первой попавшейся под руку шкатулки, схватила инкрустированную сапфирами шпильку — мушкетерская шпага в миниатюре. Взяла меня за руку и, прежде чем я успела запротестовать или хотя бы пискнуть, уколола мне острым кончиком палец.

— Ай!

После чего, не колеблясь, пустила кровь себе. Прижалась своей ладонью к моей, так, чтобы наши пальцы соприкоснулись, и проговорила голосом, каким можно произносить спич на пафосном торжестве:

— Клятвы на крови нерушимы. А если у меня вдруг случится помутнение рассудка и я кому-нибудь проболтаюсь, стать мне такой же ледышкой, как покойные ари в императорском саду!

— Может, не стоило? — прошептала с тревогой. Еще каких-то несколько недель назад я бы восприняла подобную клятву как ничего не значащую шутку. Но теперь знала, что в Адальфиве с таким не шутят. А вдруг, не дай бог, и правда превратится?

Ариэлла гордо вздернула подбородок:

— Мы, Талврины, всегда держим слово. А тот, кто предает друзей, недостоин носить славное имя моего рода!

— Спасибо.

Слезы снова предательски защипали глаза. И откуда их столько берется? Я крепко обняла девушку, так неожиданно протянувшую мне руку помощи, даровавшую пусть и зыбкую, но все-таки надежду обрести свободу.

— Думаешь, твой брат действительно что-то знает?

— Если кто и знает, то это Адельмар, — без тени сомнения отозвалась подруга. — Сегодня же отправлю ему послание. Только не плачь.

— Не буду, — помотала головой и улыбнулась сквозь слезы.

— Ну вот и хорошо. — Ариэлла замялась. Дрогнули ресницы, и алиана устремила на меня внимательный, испытывающий взгляд, приправленный толикой любопытства. — А как же Скальде? Не думала остаться ради него? Разве не хочешь быть с ним? Когда вы вместе, из вас двоих разве что искры не летят. Вот как сегодня.

Я неопределенно пожала плечами. Разум вопил категоричное «нет, не хочу!»; сердце, страдая, стонало: «Возможно». А Аня несколько часов назад, одурманенная, отравленная этим опасным чувством, мечтательно прошептала бы: «Разумеется, думала и, конечно, хочу!»

Но «Ани несколько часов назад» больше не было. Она стала призраком и на веки вечные поселилась в спальне тальдена, где он с таким упоением обхаживал свою фаворитку. Теперь фантом прошлой меня будет летать ночами над кроватью его властности и шипеть в его адрес всякие гадости. Чтоб не спалось так безмятежно и сладко. Герхильду и всем, кто решит составить ему компанию.

— Мои желания не имеют значения. Если тальден выберет меня и я не превращусь в льдину, Фьярра тут же вернется в Адальфиву с лаврами победителя. Я не хочу ради нее рисковать жизнью. Да и вообще, предпочитаю держаться от лгунов подальше.

В особенности от лгунов, подверженных сиюминутным прихотям: то корчит из себя мистера благородство и освобождает от любовных чар, то, когда игра в рыцаря наскучивает, безжалостно превращает меня во влюбленного зомби.

Нужен мне такой деспотичный бабник? Думаю, ответ очевиден.

Не заметила, как из меня снова стали выскакивать пронизанные обидой и горечью фразы. О прогулке по предрассветному замку и пикантной сцене, от которой я, как от опасной для жизни опухоли, тщетно пыталась избавиться, снова и снова оперируя свое сознание.

Но видимо, та оказалась злокачественной, пустила метастазы прямо в сердце. И со зрением у меня теперь неполадки: голая Далива в объятиях Ледяного по-прежнему стояла перед глазами.

Ариэлла слушала со странным выражением на лице: сочувствие туго переплелось с недоумением и тревогой. А стоило мне умолкнуть, чтобы перевести дыхание, как она сказала:

— Знаешь, я даже рада, что ты ему не призналась. Наши прародители, первые тальдены и алианы, давали ритуальные клятвы: всегда быть искренними друг с другом. Поэтому мы рождаемся с осознанием, что ложь любимому — страшный грех. Если тальден ранит невесту обманом, она, вероятно, стерпит и смолчит. Хоть и будет страдать. Но если обманет алиана… Бывало, таких, как мы, за ложь убивали. Даже боюсь предположить, как бы отреагировал его великолепие, признайся ты ему сейчас, спустя столько времени. Ты дорога́ ему, и, может статься, он не простил бы тебе обмана. Просто не смог бы.

— Если бы была дорога́, не тискал бы вчера мамзель д’Ольжи, — буркнула я.

Ариэлла закатила глаза.

— И хорошо, что тискал, Аня! Хотя нет, лучше буду по-прежнему звать тебя Фьяррой, — опомнилась подруга и зачастила бойко: — Графиня нужна ему. Понимаешь? Ну-жна. Это не прихоть, не каприз. В случае Герхильдов это жизненная необходимость. Тебе вообще не следовало к нему идти! Мне бы такое сумасшествие в голову не пришло. Вот если б стал твоим мужем, тогда бы предъявляла претензии. И то… Видимо, у вас в том мире отношения между мужчинами и женщинами совсем другие.

Я угрюмо кивнула.

Понимала, Ариэлла права. Но одно дело понимать разумом и совсем другое — принимать сердцем. А сердце болезненно сжималось, становясь пересушенным сухофруктом, при мысли о том, что ночью он был с ней. Дарил ей пусть не любовь, но страсть, эмоции. Свои чувства. Обцеловывал, ласкал, быть может, что-то шептал на ушко…

Больно. Не хочу и все равно не перестаю об этом думать.

— Не рассказывай ему, — тихо попросила Ариэлла, забирая у меня опустевший кубок, который я с такой силой сжимала в руках, что даже удивительно, как уцелела стеклянная ножка. — Возможно, Скальде все-таки тебя поймет и не тронет. Накажет морканту. И поделом ей! Но ведь пострадает и Фьярра. — Заметив горькую усмешку на моих губах, подруга мягко сказала: — Она, конечно, дурочка, каких поискать. Натворила столько глупостей. И я даже смутно не представляю, как ты к ней относишься. Что чувствуешь. Но спроси себя, желаешь ли ей смерти? Казни и прилюдного унижения. Так что я даже рада, что ты застала Скальде с Даливой и ни в чем ему не призналась.

Ну хоть кого-то радует этот «славный» тандем. Меня однозначно нет! Но как ни крути, Ариэлла и здесь права. Я всегда беспокоилась о себе и своих близких. А о том, что может случиться с Фьяррой, ни разу не задумалась.

Раньше мне казалось, я ее ненавижу. А теперь… Наверное, где-то в глубине души я ей даже сочувствовала. Этой маленькой трусливой дурочке, ведомой по жизни властной нянькой. Отец без сожалений продал ее про́клятому дракону, и князю плевать, что Фьярра жениха боится до одури. Точно так же, не задумываясь, как какую-то симпатичную безделушку, Ритерх готов подарить ее Хентебесиру, если в Ледяном Логе доченька придется не ко двору.

В общем, наш с Фьяррой папенька — тот еще мудак. И если обман раскроется, вполне возможно, императорский гнев падет не только на заговорщиц, но и на всех Сольверов. На князя в первую очередь. Ему так и надо. Но вот дочери Ритерха — они ведь ни в чем не виноваты. Младшей, Атель, только-только исполнилось двенадцать. Не хотелось бы, чтобы пять малолетних девиц остались сиротами. И братьев у них нет, которые могли бы о них позаботиться.

Значит, выход один: обуздать чувства. Любовь, ревность, злость — непозволительная для меня роскошь. Пустой каприз. Я не имею на них права, ведь здесь я всего лишь гостья. А настоящая жизнь ждет меня дома. Притворяясь и дальше Фьяррой, каждую свободную минуту буду посвящать истории Древних. Благо, теперь точно знаю, что дорога на Землю имеется. А может, и не одна. Надеюсь, брат Ариэллы поможет. Но и самой не стоит сидеть сложа руки. Пора вернуться к штудированию императорской коллекции редких талмудов.

И Снежка надо будет как-то от себя отвязать. Хорошо бы передарить его подруге. Ариэлла от кьердика без ума, и он ее искренне любит. Ну или вкуснятину, что она каждый день ему приносит. А больше… Больше меня здесь ничто не держит.

Надо только почаще себе об этом напоминать.

Алиана предложила пересесть поближе к камину. Туда же перетащила вазочку с имбирным печеньем. Сверкая глазами от любопытства и предвкушения, заискивающе попросила:

— А расскажи о своем мире. Какая она, Земля?

* * *

Мощные крылья разрезали промозглый воздух. Вынырнув из пелены облаков, темная точка стремительно приближалась к отвесной скале, в недрах которой прятался позабытый всеми храм Леуэллы.

Последний взмах крыльев — дракон приземлился перед входом в пещеру. Острые когти царапнули землю, оставляя на камне глубокие борозды. Снежная пыль, выбелившая валуны, взметнулась в воздух, чтобы назойливой мошкарой замельтешить перед вытянутыми в нитку зрачками дракона. Зверь фыркнул раздраженно, ударил крылом, отчего каменная крошка посыпалась с пологого склона. По алой чешуе, в закатных лучах как будто объятой пламенем, пробежала рябь заклинания. На яростный рев могущественного хищника наслоился крик человека. Мужчины, спустя несколько болезненных мгновений обессиленно рухнувшего на обледенелую землю.

Наготу тальдена скрыла растекшаяся по тренированному телу одежда. Подбитый мехом плащ, мягко шелестя, окутал плечи. Тяжелые полы разлетались под порывами беспощадного северного ветра. Маска угрюмой мрачности легла на лицо Огненного.