Пискнула, почувствовав, как обо что-то зацепилась, а потом закричала громко, пронзительно. Я падала в эту треклятую тьму, казалось, поглотившую меня и мое сознание.

В себя пришла от чьей-то возни и приглушенных голосов. Вернее, мне они казались приглушенными, будто доносились из-под толщи воды. Судя по интонациям, люди были явно возбуждены или взволнованны, а потому говорили громко.

— Давайте поднимайте ее! Скорее! — звучал властный бас.

— Она приходит в себя! — вторило ему женское слегка истеричное восклицание.

— Так быстро не должна, — заявила другая женщина, голос показался смутно знакомым, и в то же время я ее не знала.

Да что происходит-то?!

Я не видела лиц. Не понимала, где нахожусь и куда меня волокут. Мир вокруг казался скоплением блеклых пятен, наползавших друг на друга и мешавших понять, что со мной и где я. Неужели все еще брежу? И не надоело…

— Церемония должна состояться до того, как она окончательно придет в себя, — добавила знакомая незнакомка, и мне очень захотелось прийти в себя.

Увы, не судьба. Я продолжала видеть пятна, больше похожие на выгоревшие на солнце заплатки ткани. Ноги не слушались, колени дрожали. Глухой стук — кажется, распахнулись двери, а в следующую секунду обнаженные плечи обдало прохладой.

В нос ударил запах благовоний, резкий и удушающий, как если бы я вдруг оказалась в каком-нибудь православном храме. И музыка, лившаяся отовсюду, была соответствующей: медленной, заунывной. Она протягивалась по коже вместе с колючим холодом, и по телу бежали мурашки.

— Скорее, скорее, — шептал кто-то.

Я продолжала перебирать ногами, почему-то не способная остановиться, воспротивиться. Пыталась моргать, чтобы прогнать назойливую хмарь, вуалью наброшенную на глаза, — не получилось. Тело не слушалось, мысли путались. Единственное, что удавалось, — улавливать обрывочные фразы.

— Ваше величество, вот ваша невеста, — прозвучало раболепное. — Леди Даниэла.

Я — Даниэла. Не скажу, что леди, но имя точно мое. И с каких это пор Петю величеством величают?

Мысль оборвалась, когда мою ладонь обхватили крепкие мужские пальцы. Чужое, незнакомое прикосновение. Вздрогнула, когда наши пальцы переплелись: мои — ледяные, его — обжигающие, но вырвать руку не смогла. Тело по-прежнему оставалось непослушным.

Мгновение, и начавшие было расползаться пятна вдруг стали густыми чернильными кляксами. В голове противно загудело и, казалось, продолжало гудеть целую вечность, пока сознание не взорвалось от раскатистого голоса, эхом прокатившегося по храму, ну или где я там оказалась:

— Согласен ли ты, Редфрит Галеано Третий, связать свою жизнь и свою судьбу с девицей непорочною Даниэлой-Бланкой-Федерицией пред живыми и мертвыми, пред богами и смертными? Здесь, в этот час и на веки вечные.

И снова имя — мое, а жених явно не мой.

— Согласен, — заявил не мой жених уверенно и властно, еще крепче сжимая ладонь, даже больно немного стало.

Как ни странно, в голове от этой боли начало проясняться, а кляксы перед глазами стали как будто прозрачными.

— А ты, Даниэла-Бланка-Федериция, согласна ли посвятить свою жизнь и подарить свою судьбу нашему светлейшему правителю Редфриту Галеано Третьему? Быть ему верной и послушной женой пред живыми и мертвыми, пред богами и смертными?

Теперь я не только слышала монотонное бормотание священника, но и видела его лицо, одутловатое, с ярким румянцем на лоснящихся щеках. Видела широкую в белоснежном балахоне фигуру и раскрытую книгу, что лежала у него на ладонях.

Тяжелый томик…

— Даниэла? — спросил священник, потом чуть слышно добавил: — Вы должны ответить.

Почувствовав взгляд Галилео Третьего, тоже на него посмотрела. Потом на себя (хм, а грудь-то как будто и не моя), потом снова на незнакомого мужика и честно заявила:

— Нет, что-то не готова я.

По церкви пробежали взволнованные шепотки. Лицо незнакомого Редфрита вытянулось, недобро сузились глаза. Не то черные, не то темно-синие — в полумраке не разобрать.

— Даниэла, — проговорил он тихо, но с таким зверским видом, словно прямо сейчас готов был меня растерзать.

— Я, — полностью с ним согласилась, наверное, пытаясь убедить в большей степени себя, чем его, что это действительно я.

Хотя… Снова опустила взгляд и сокрушенно вздохнула, не обнаружив у себя знакомые округлости. Жених не мой, грудь тоже не моя. Что за ерунда?

— Что ты должна сказать? — жестко спросил монарх, продолжая удерживать меня на мушке своего взгляда.

— А что я должна сказать?

Шепот за спиной усилился, стремительно перерастая в тревожный гул. Хотела обернуться, чтобы точно понять, где я и кто там все перешептывается, но не смогла. Голова по-прежнему кружилась, малейшее движение отдавалось болезненной ломотой во всех мышцах, словно я без подготовки участвовала в марафонском забеге.

Король (или галлюцинация — я не исключала и этого варианта) повернулся к священнику и властно поинтересовался:

— Мы можем пропустить эту часть обряда?

Служитель церкви, округлив глаза, неуверенно пробормотал:

— Это… про согласие?

— Про согласие, — мрачно подтвердил монарх.

— Но…

— Но я ведь не согласна, — заметила, снова перетягивая на себя внимание короля.

Зря. Судя по хищно раздувающимся ноздрям и выступившим на скулах желвакам, его величество уже всерьез подумывал о том, чтобы стать вдовцом. А ведь мы даже толком не познакомились.

— Еще одно неверное слово, Даниэла, и остаток своих дней ты проведешь в монастыре, замаливая перед богами грехи, которых у тебя накопилось немало. — Редфрит жестко усмехнулся. Схватив меня за локоть, притянул к себе и процедил мне в губы: — Не искушайте меня, леди Фантальм. Я и так из последних сил сдерживаюсь, чтобы не отправить вас в какую-нибудь богами забытую обитель или лучше сразу на тот свет.

Охренеть.

— Но я не хочу за тебя замуж.

И я не леди Фантальм.

Не хотела за Петю, а уж за незнакомого мужика, пусть даже короля, тем более не хочу. Особенно за этого деспота! Видит меня впервые в жизни, ровным счетом ничего обо мне не знает, а уже убивать собрался!

— Я тоже не хочу на тебе жениться, но ты не оставила мне выбора.

Горячий шепот снова коснулся губ, и в меня плеснуло королевской ненавистью. Такой жгучей, что захотелось обратно в дом Оболенских к возможно неверному Пете.

Ответить не успела. Повисшую тишину нарушил громкий стук каблуков. Показалось, что свечи в вычурных канделябрах, стоявших по обеим сторонам от каменного алтаря, с приближением женщины полыхнули ярче, и над ними испуганно затрепетало пламя, словно признавая в незнакомке свою хозяйку.

— Ваше величество, прошу простить, это все моя вина, — опускаясь в низком реверансе, проговорила женщина.

Скосив на нее взгляд, чуть не завопила на всю церковь. Не сделала этого лишь потому, что в горле вдруг пересохло, а язык стал тяжелым, словно мне сделали пирсинг, а вместо сережки прицепили килограммовую гирьку.

Это была та самая блондинка в парчовом платье, что затащила меня во тьму и сюда, не знаю куда.

— Моя миара сильно волновалась и переживала — совершенно обычное состояние для невесты перед свадьбой, и я велела служанке добавить ей в чай настойку иржи. Дурочка плеснула от души, а я, каюсь, не досмотрела, и вот результат — леди Даниэла не понимает, что говорит.

— Хотите сказать, моя невеста не в себе? — скрипнул зубами монарх.

— В себе, не в себе — разве это имеет значение? — философски отозвалась дама. — Леди Даниэла так долго грезила об этом дне и, уверена, не простит ни мне, ни себе, если свадьба отложится из-за моей оплошности.

Его величество слегка перекосило, но он быстро взял себя в руки и невозмутимо обратился к вконец раскрасневшемуся от волнения священнику:

— Продолжайте, святой отец. — Видимо, отсрочка свадьбы не входила в его планы. — Невеста согласна выйти за меня замуж.

Минуточку… Не согласна! Не-со-глас-на! Что тут непонятного?!

— Но…

Я даже не заметила, как возле меня оказалась эта ведьма. Вроде только что рядом с королем стояла и нате вам — уже шепчет-шипит мне на ухо:

— Молчи, или превращу тебя в жабу. А о том, чтобы вернуться в свой мир, тебе и вовсе придется забыть!

В свой мир… Если я не в своем, тогда получается, что в чужом? С чужим женихом, чужой грудью и потрясающим выбором: в монастырь, в жабы или в королевы. Уж и не знаю, что хуже.

Судя по отношению к невесте этого Редфрита, второе — податься в квакушки — все же предпочтительнее, чем третье. Хотя, переехав на болота, вряд ли смогу отыскать дорогу домой. Не менее проблематично это сделать, будучи запертой в четырех стенах с молитвенником и четками. А если стану королевой… О правах и свободах жены незнакомого тирана еще только предстояло выяснить.

Не дожидаясь моего ответа, священник прочистил горло и громогласно продолжил:

— Данной мне властью Светлого пантеона я провозглашаю тебя, Редфрит, и тебя, Даниэла, мужем и женою. Да соединятся ваша кровь, ваши судьбы и ваши тела, и будете вы как одно целое до тех пор, пока смерть не разлучит вас!

Дальнейшие события, казалось, происходили не со мной. Я снова утратила контроль над телом, вполне возможно, что к этому приложила руку белобрысая стерва.