— Да, зато теперь за эту шутку я могу не досчитаться парочки зубов, — засмеялся Элайджи, после чего опять последовало неловкое молчание. — Мне уже пора домой, миссис Бунч будет злиться, — разбил он паузу.

— Да, конечно. Не буду тебя больше задерживать.

Мысленно Элайджи корил себя, «трус, трус, какой же я трус» — вертелось у него в голове, и неожиданно для самого себя он вдруг крикнул ей вдогонку:

— Эмили, я… я хотел поблагодарить тебя.

— За что? — с удивлением спросила она.

— За то, что ты предложила сесть с тобой рядом.

— А, пустяки!.. — простодушно улыбнулась девчушка. — Элайджи… я… прости меня за любопытство, но я слышала, как Сэм говорил, что ты смастерил крылья. Это правда?

— Да, иногда в свободное время я придумываю всякие необычные вещи.

— Как интересно, а ты мне покажешь?

— Тебе действительно интересно? — с удивлением спросил Элайджи.

— Конечно, крылья — ведь это так здорово.

Когда они подошли к дереву, к которому был привязан конь, Элайджи достал свой драгоценный сверток.

— Ах! Какая красота! — вскрикнула с восхищением Эмили, когда Элайджи размотал тряпки. — Неужели ты сам это сделал? Да с такими крыльями ты можешь смело участвовать в конкурсе изобретателей.

— Именно это я и хочу сегодня сделать. Только это секрет.

— О! — И Эмили жестами показала, что закрывает свой рот на ключ.

— Сегодня я их уже испытывал.

— Я вижу, — засмеялась Эмили, взглянув на порванный рукав. — Ах, у тебя идет кровь!.. — вдруг взволнованно вскрикнула она и быстренько, достав из кармана платок, приложила его к царапине.

Элайджи замер на месте, боясь даже лишний раз вздохнуть. Его сердце забилось, как маленький колокольчик. Мог ли он о таком мечтать, чтоб сама Эмили Прюмор стояла прямо перед ним и заботливо прикладывала свой платок к его раненной щеке.

— А я сегодня буду петь. Ты придешь меня послушать? — продолжила Эмили, закончив свою медицинскую процедуру.

— Конечно! — пообещал ей Элайджи.

— Тогда до встречи, и удачи тебе на конкурсе, — сказала она на прощанье.

Элайджи еще немного постоял, провожая ее взглядом, и, взобравшись на коня, поскакал домой.

Дома его уже поджидали Сэм и злая миссис Бунч. Элайджи заранее знал, что Сэм обязательно что-то ему устроит, но в душе все-таки теплилась надежда, что все обойдется. Он так не хотел, чтобы что-то испортило этот прекрасный, просто идеальный для него день. Но подъезжая к дому, он увидел, как во двор вышла миссис Дорис, и, судя по выражению ее лица, наказание было неминуемо. Последние капли надежды пропали, когда вслед за ней во двор выскочил Сэм.

— И где это ты был? — сурово спросила миссис Бунч.

— Я гулял, — ответил Элайджи, закрыв за конем загон.

— Он был в школе, мама, он нагло пришел туда и мешал мне заниматься. Он сбил меня с правильного ответа и приставал к Эмили Прюмор! — жалобно завопил Сэм.

— Да как ты посмел, негодный мальчишка?! Кем ты себя возомнил? Ты вообще здесь никто и ноги нам целовать должен за то, что мы тебя приютили, а не оставили замерзать. Будь проклят тот день, когда ты очутился на моем пороге! Я запретила ходить тебе в школу, а ты, мало того, еще и мешаешь моему мальчику, неблагодарный дрянной мальчишка. Безродный, ничтожный паршивец! Мало я тебя наказывала, слишком доброй к тебе была, но теперь ты пожалеешь, что меня ослушался. Раз у тебя появилось так много свободного времени, то теперь у тебя не будет ни минуты, чтобы присесть! — орала на Элайджи миссис Бунч.

— Но, миссис Дорис, все было не так, — попытался что-то сказать Элайджи в свое оправдание.

— Ты хочешь сказать, что Сэм врет?! — совсем яростно прорычала миссис Бунч.

— Он так завидует мне, что я хожу в школу, что после уроков набросился на меня с кулаками. Но я сумел за себя постоять, — не унимался Сэм.

— Но это неправда! — пытался доказать Элайджи свою правоту.

— Тогда откуда он весь такой грязный, с порванным рукавом? Это я повалил его на траву, когда он полез ко мне, — подливал масла в огонь Сэм.

— Я упал, я просто упал, когда катался на коне, — объяснял Элайджи, стараясь не выдавать своего неудачного полета, но его уже вряд ли кто-то слушал.

— Упал, конечно же, да ты все врешь и пытаешься оклеветать моего мальчика! Что за подлая неблагодарность!.. Теперь будешь ходить в рваной и грязной рубахе, пусть над тобой все смеются, — и миссис Дорис ударила Элайджи смотанным полотенцем, которое было у нее в руках. — Я позже придумаю тебе наказание, а сейчас марш на кухню мыть полы!

Элайджи пулей побежал на кухню, придерживаясь за плечо, куда ударила его миссис Дорис. Удар полотенцем на самом деле не так уж и страшен, но рука у миссис Бунч была настолько сильной, что он мог сравниться с ударом сковородкой.

— Где еще одна серебряная ложка? — заорала миссис Дорис, расставляя столовые приборы к обеду. — Это уже третья за месяц. Кто ее взял? Финли, ты брал?

— Нет, дорогая, зачем мне брать ложку, поищи получше, — попытался ее успокоить мистер Финли Бунч.

— Столовое серебро, которое осталось мне от матушки по наследству, это же самое дорогое, что у нас есть. И кто-то бессовестно его ворует. Я этого так не оставлю! — продолжала кричать миссис Бунч. — Может, ты пропил или в карты проиграл? — угрожающе спросила она мужа.

— Ну что ты, я уже давно завязал, — пробормотал мистер Финли, побаиваясь, что жена, как обычно, скрестит свои кулаки на его лице.

Мистер Финли Бунч был мужчиной слабохарактерным, вернее, характер у него когда-то был, до женитьбы на миссис Дорис. За год супружеской жизни он стал тихим, спокойным, забитым и полностью вошел к ней в подчинение. Миссис Дорис быстро искоренила все его привычки, планы на будущее, а вместе с тем и любовь к жизни. Он жил, словно робот, запрограммированный миссис Бунч, и боялся ослушаться ее, ибо прежний мистер Финли был настолько загнан куда-то в глубину его души, что совсем не подавал признаков жизни. Единственную отраду он нашел на дне бутылки, за что не раз получал по голове и спал в хлеву или сарае.

— Сэм, Джереми, Линда, Дик, Скотт! — позвала детей миссис Дорис.

Все пятеро немедленно прибежали на кухню. Самому старшему из них, Сэму, было пятнадцать, а самому младшему, Джереми, — восемь. Но, несмотря на столь юный возраст, все они понимали, что мать является главой семейства и ослушание может привести к самым плачевным последствиям.

— Кто таскает столовое серебро? Признавайтесь, я же все равно узнаю! — продолжала орать миссис Бунч.

— Мы не брали, мы не брали, — наперебой начали оправдываться дети.

— Элайджи, это ты взял? — грозно спросила миссис Дорис.

— Нет, что вы.

— А с чего я должна тебе верить, раз ты меня уже обманул насчет школы? Ты думал, я не замечу пропажи?

— Я клянусь вам, миссис Дорис, я не брал, можете обыскать мою комнату.

— А может, ты зарыл их где-то и собрался продать на ярмарке, которая сегодня откроется?

— Я бы никогда так не поступил, — тщетно пытался доказать свою невиновность Элайджи.

— Где пропавшие ложки? Отвечай, негодный мальчишка! — И миссис Дорис схватила его за ухо и начала трепать.

— Я не знаю, я не знаю, я не брал… Отпустите меня, мне больно! — взмолился Элайджи.

— Обеда ты не получишь и о праздничном ужине тоже можешь забыть! И есть ты у меня не сядешь, пока не вспомнишь, куда дел ложки. А за школу я придумала тебе наказание. Ты никуда сегодня не пойдешь и останешься сидеть дома один, в то время, когда вся деревня будет веселиться. Марш к себе и хорошенько подумай над тем, что ты натворил! — И миссис Дорис указала пальцем на дверь.

— Иди, иди… неудачник, — насмешливо крикнул Сэм Элайджи вдогонку.

Элайджи выжал тряпку, которой он так старательно мыл пол, повесил ее на край ведра и, опустив голову, поплелся к себе в комнату. Вернее, в малюсенькую комнатушку, которую Элайджи сделал сам, поставив в сарае две стены, как и всю мебель: стул, кровать и подоконник.

— Му-у-у-у, — встретила его корова Му.

— Привет, Му, не сейчас.

Элайджи забрал свои крылья, что были спрятаны под седлом коня, и закрылся в своей комнате. Он лег на кровать и о чем-то задумался.

— Ах, если бы у меня были папа и мама, — с сожалением сказал он. — Со мной бы никогда такого не случилось.

Элайджи было так грустно и обидно. Он даже забыл про Эмили. День был необратимо испорчен. К горлу подступал комок, а слезы, казалось, вот-вот хлынут из глаз. Но Элайджи держался, так как обещал себе, что никогда не будет плакать, а тем более из-за семейства Бунчей.

Ночь сменяла день, солнце рассыпалось и превратилось в сотни тысяч звезд. Отдаленно доносились шум и веселые возгласы гуляющих на ярмарке, которая разлеглась по всей центральной улице вниз от церкви. И только в одном месте царили одиночество и пустота. Эти два ужасных чувства осели на самодельный стул, подоконник, кровать, на которой по-прежнему продолжал лежать Элайджи, и казалось, что они уже давно поселились в этой комнатушке. Во дворе не было кромешной тьмы, это был еще вечер, хотя на небе уже начали прорезаться слабозаметные, почти прозрачные звезды. Мертвая тишина и спокойствие опустились на землю, и лишь свежий прохладный воздух придавал живости этому вечернему пейзажу. Вдруг тишину разбудило тихое стрекотание кузнечиков. Оно, прохлада и пробежавшийся ветерок по траве превратились в мелодию… мелодию тишины и всё убаюкали вокруг. Свет вечера разбил темноту в комнатушке Элайджи. Здесь царили молчание и неподвижность, как будто все застыло как на картине.