— Отлично, — Стас кивнул своим мыслям. — Значит, на его любовницу тоже могут вновь напасть. Какие корректировки? Следить лучше?

Потому что иных просто не могло быть: у Вероцкого в задании и так значилось «не отходить ни на шаг» и «следить круглосуточно». Не телохранитель, а бесконечная служба контроля!

— Не только.

Босс сделала долгую паузу (Новая сигарета? Прошлая должна была уже закончиться вечность назад!), а потом… рассмеялась. Рас-сме-я-лась! И это не означало ничего хорошего, так как чувство юмора у Вероцкой Светланы Борисовны было катастрофическое. Дерьмовое и загробное.

— Уже предчувствую гадость.

— Не гадость, Стас, — наконец, отозвалась она. — Просто Рассольцев предложил вдвое увеличить тебе жалование, если ты сможешь… назовём это «прикрыть ему спину». Заметь, я уже согласилась! Так что ты сможешь, это будет весело.

— Что именно? — Вероцкому уже не было весело.

— Спасти «его маленькую девочку» от лишних проблем. Так что с этой самой минуты ты вспоминаешь, что когда-то целых три года втайне от меня занимался в школьном театре, и перевоплощаешься в… к примеру, галантного маркетолога или охранника, который работает в той же компании, что и «маленькая девочка» заказчика, и сходит с ума от любви к ней.

— Чего? — Стас аж закашлялся.

— Сыграешь её хахаля. Достоверно, чтобы все поверили. Но девушке об этом знать не стоит, иначе, цитирую: «обидится на своего дядечку».

Теперь Вероцкий действительно закашлялся, потому что к таким потрясениям жизнь его точно не готовила. К военному режиму и атомной войне готовила, а к внезапной переквалификации в актёра театра одного зрителя — нет.

— Я не…

— Возможно, и не обязан. Но, согласись, так интересней?

Интересней?

— 10 —

Он может отказаться, может послать к чёртовой матери зарвавшегося босса, которая иногда слишком многое себе позволяет. Может — и спокойно выйдет после отказа сухим из воды, так как какой бы тоталитарной «правительницей» Светлана Борисовна ни была, всё же с головой дружит. А голова говорит, что предложение Рассольцева — бред!

Стас покачал головой, швырнул телефон на диван, а сам поплёлся на кухню к чайнику.

«Но, согласись, так интересней?»

Он маньяк, определённо, и не только адреналиновый. Потому что чем дольше Вероцкий думал о бредовом предложении заказчика, тем больше понимал, что в нём есть смысл. Людям для слухов многого не надо: симпатичный парень, который таскает за девушкой пакеты в магазине и везде ходит рядом, уже вводится в ранг её молодого человека. Дело за малым.

Ведь так интересней?

* * *

Весь день я провела, как в тумане: черепушка была абсолютна пуста — ни единой мысли, даже серое вещество, казалось бы, утекло куда-то, — глаза болели, а тело сковала слабость. Даже разговаривать ни с кем не хотелось. Я лишь коротко сообщила взволнованному дяде, что телохранитель пришёлся к месту — объект его охраны в моём лице ни капельки не пострадал, зато любимому авто срочно нужен доктор, — и перевела телефон в беззвучный режим.

А потом до самого вечера провалялась на диване: закуталась в одеяло, как гусеничка, и включила любимый слешер, вместо каждого убитого монстра представляя неведомого говнюка, который травмировал моего прелестного чёрного Котика. Из игрового транса меня вывел стук в дверь. Стук! Настолько неожиданный, что я едва не продула очередному боссу, до погибели которого оставался последний удар.

Поставив игру на паузу, я отложила джойстик и на цыпочках подкралась к двери. Прижалась ухом, внимательно прислушалась… На лестничной клетке действительно слышалось какое-то шебаршение! Глубоко вздохнув, я всё же выдавила:

— Кто?

Да, по старинке! Потому что в двери квартиры тупо не было глазка, только крошечная щелочка в замке, через которую что-либо разглядеть было невозможно. Сейчас, например, я видела клочок красной то ли майки, то ли толстовки, и принадлежать она могла как соседу снизу, у которого внезапно закончилась соль, или девочке-десятикласснице с третьего, которая частенько брала у меня книги, так и настоящему маньяку.

— Доставка, — послышался из-за двери глухой голос, и обладатель красной детали гардероба вообще вплотную прижался к замку.

— Какая, к чёрту, доставка? — возмутилась я, ощущая, как на плечи новой волной накатывает усталость.

— Еды? — раздалось всё так же глухо.

Весёлый утренний поход в туалет в чужой квартире. Шедевральное падение к ногам инквизитора-телохранителя. Искреннее ощущение, что я подалась в ведьмы и теперь должна гореть на святом костре. И. Мать его! Взрыв!

Нет, хватит с меня сегодня впечатлений. Идите нафиг.

— Не заказывала, — бросила я, уже собираясь стучать в стенку телохранителю, чтобы тот отработал своё жалование и избавился от незваного гостя, как из-за двери донеслось гораздо более знакомое:

— А роллы, пиццу, острые крылышки из KFC, хорошую компанию и замечательное настроение по коду одиннадцать-шестьдесят-девять? — по двери опять стукнули, кажется, ногой, и гость добавил: — Регинка, не тупи, иначе не отдам тебе крылья! И ты навеки останешься одинокой худой сучкой.

Я с такой скоростью ринулась обратно к двери, что запнулась о коврик и едва — снова! — не упала, заново сдирая колени. Но… ааа! За этим грёбаным куском металла прячется мой код одиннадцать-шестьдесят-девять и самая вкусная еда на свете. После которой придётся целую неделю восстанавливать фигуру, но…

— Вла-а-ад! — завизжала я, едва справившись с замком, и бросилась на шею высокому коротко стриженому шатену.

— Осторожно, мелкая, — рассмеялся он, приобнимая меня свободной рукой. — Расплющишь пиццу, сама поедешь за новой.

— Закажу, принесут домой, — мурлыкнула я, потираясь щекой о мягкую ткань красной толстовки и с наслаждением вдыхая аромат дорогущего одеколона (О-о-очень дорогого, знаю это наверняка, потому что сама его выбираю).

— Код одиннадцать-шестьдесят-девять этого не предусматривает, — проворчал Влад. — Во время него я должен находить тебя убитую горем и нуждающуюся в успокоении. Забыла, что ли?

— А я убита, видишь? — заявила я, отстраняясь и тыкая пальцем вглубь квартиры, где на паузе стояла игра. — Правда, не полностью, но уверена, если вновь возьму в руки джойстик, этот мерзкий босс меня добьёт.

— Кажется, зря я поверил твоему заполошному дяде и отменил все планы.

Покачав головой, Влад шагнул в квартиру, сгрузил на пол все съедобные «сокровища» и закрыл за собой дверь. Пока он прихорашивался в ванной, я успела стащить коробки и расставить их на кофейном столике. Воспринимать потерю Котика сразу стало чуть легче, зная, что на некоторое время попрощаюсь я сегодня не только с ним… но и с хорошей фигурой. Пицца, курица, роллы — рай настоящего гурмана.

— А сырный соус взял? — крикнула я, распечатывая упаковки.

— Угу. И барбекю тоже, — послышалось из ванной, и в дверях вновь появился яркий красавец-шатен. — И даже крылья заказал особо острые.

Куча еды. Кино или игра. Хорошая компания.

Мой код одиннадцать-шестьдесят-девять с самого раннего детства. И мой самый лучший на свете сводный брат, который до сих пор помнит все коды и позывные. Влад — сын второго маминого мужа, который был сразу после папы, и старше меня на пять лет. Правда, и с отцом Влада мамуля долго прожить не смогла, зато я до десяти лет считала дядю Женю своим вторым папой и жила на два дома. Даже на три: с папой, со вторым папой и с дядей Сержем, школьным другом отца.

Весёлое у меня было детство!

А код одиннадцать-шестьдесят-девять — самый редко используемый, но безоговорочно нами чтимый. Конечно, за двенадцать лет он во многом поменялся, но суть оставалась та же. Одиннадцать — многогранность, вечность, выход в открытый космос, трансцендентные жизненные проблемы. Шестьдесят девять — неразрывное единство, инь и ян, мужское и женское начало.

В общем, не знаю, как Влад в пятнадцать додумался до всей этой нумерологической чепухи, но код «11–69» означал одно: «впереди беда, с которой мы можем справиться только вместе». И с тех самых пор мы успешно справлялись.

— А теперь к делу, — Влад нахмурился, направляясь к дивану и по пути хватая с тумбочки мой телефон. — Сорок пять пропущенных вызовов. Это ни капли не смешно, Регина. Если бы ты сейчас мне не открыла, я бы выломал дверь.

Он устало плюхнулся на подушки и потянулся к контейнеру с роллами и палочкам, явно собираясь сначала разделаться с любимой темпурой. Лосось, сливочный сыр, апельсин и хрустящая корочка. Надеюсь, мне хоть парочка достанется.

— Извини, — я покаянно опустила голову, украдкой тоже пытаясь достать упаковку палочек. — Я была сама не своя весь день!

— По тебе не скажешь, — усмехнулся он, как бы невзначай отодвигая пакет подальше, чтобы я не дотянулась. — Кинулась на еду, как термит на вкусный кусок дерева.

— Эй, это же еда по коду одиннадцать-шестьдесят-девять! — возмутилась я. — Она снимает все имеющиеся дебаффы.

И только сильнее вытянула руку. Сейчас. Ещё чуть-чуть — и достану самыми кончиками…

— Скажи а-а-а, — раздалось над ухом, и в рот мне впихнули кусочек той самой вкуснейшей темпуры с апельсинкой. — А теперь с начала и по порядку. Что случилось? Пока не расскажешь, еду не дам.