— Илот.

— Илот?

— Илот… Хромой илот.

Он отвернулся от матери и пошел по атриуму к тяжелой дубовой двери. Его шаги в сапогах, подбитых гвоздями, отдавались глухим эхом. Исмена стояла и смотрела на пепел очага большими темными глазами, полными слез.

Талос боялся огорчить родных своим длительным отсутствием. Он постарался пораньше вернуться домой, несмотря на настойчивые попытки Пелиаса задержать его.

— Я должен идти, Пелиас. Мать заподозрит неладное, а дед Критолаос и вовсе станет несносным. Это не старик, а лис. Устроит мне допрос и в конце концов загонит меня в ловушку. Поверь, мне лучше идти, это для вашего же блага. Если со мной ничего не случится, я скоро вернусь.

— Да, наверное, ты прав, сынок, но будь осторожен и береги себя. Ты уверен, что с тобой все в порядке? Тебе предстоит долгий путь в гору. Хочешь, я пойду с тобой?

— Нет, Пелиас, если ты пойдешь со мной, это вызовет дополнительные подозрения. Мой дед Критолаос…

— Знаю, знаю. Твой дед Критолаос хитер, как лис. Прощай, Талос. Я никогда не забуду того, что ты сделал для Антинеи. Если тебе когда-нибудь понадобится моя помощь, ты всегда можешь на меня положиться. Моя дверь всегда открыта для тебя, и то немногое, что у меня есть…

— О, Пелиас, — перебил его Талос с улыбкой, — не говори так. В конце концов, я всего лишь получил небольшую трепку.

Долгим взглядом он попрощался с Антинеей и направился к Тайгету по тропинке.

— Я провожу тебя до леса, — сказала девушка.

— Нет, тебе лучше остаться. И вообще, в ближайшие дни тебе ни в коем случае не следует уходить далеко от дома.

Он запустил пальцы в ее волосы.

— Не беспокойся, Антинея. Не бойся за меня, на горе со мной ничего не случится.

Он отправился в путь и вскоре скрылся за оливковыми деревьями, которые росли у подножия горы.

Талос шагал быстро. Его вдруг охватила странная тревога. Возможно, это было вызвано тем, что он несколько дней не появлялся дома. Хотя Пелиас и уверял, что семью Талоса предупредили, юношу беспокоила мысль о том, что ему придется скрывать от Критолаоса столь серьезную тайну. Он также опасался, что со стариком могла произойти какая-то беда. Ему сделалось не по себе от мысли, что однажды он не сможет воспользоваться советами и опытом деда, которого считал мудрейшим человеком на свете. Что случится в ближайшие дни, месяцы, годы? Ему доводилось слышать истории людей, которых спартанцы приговорили к смерти. Этим людям каким-то образом удавалось прожить долгие годы, но в итоге их всегда находили и убивали. Талос вспомнил человека в капюшоне, которого он встретил у верхнего ручья в день испытания с луком. Скорее всего, об этом стало известно в Спарте. Но почему же ничего не случилось? Чего они ждали? Потом Талос пошел в город, появился на площади. Юный спартанец узнал его, и вновь ничего не случилось.

Талос вспомнил о страшной криптии, секретной карательной организации спартанцев. Среди илотов ходили слухи, что члены криптии следили за теми, кого считали опасными, и беспощадно убивали их. Обычно это происходило внезапно, ночью или в лесу. Талосу не раз приходилось слышать страшные истории о том, как в лесу или даже в доме находили безжизненное тело кого-то из илотов. Критолаос рассказывал о крестьянине с равнины, который с помощью горных пастухов бежал от криптии в Мессению. Четыре года спустя беспощадная месть Спарты настигла его в портовом трактире в Метони.

Вдруг этот лес, в котором Талос никогда не испытывал страха и где много раз смело сталкивался лицом к лицу с волками и медведями, показался ему враждебным и опасным. У него возникло чувство, что за ним охотятся, что его преследуют. Он прогнал эти мысли и ускорил шаг, пытаясь успокоиться; ему захотелось, чтобы хоть кто-то оказался рядом с ним в эту минуту: даже маленький старый Криос приободрил бы его. Антинея. Так странно… Он не понимал, что с ним произошло. Это было какое-то волшебство, и теперь ее образ, ее лицо и глаза, вновь и вновь возникали перед ним. Ему чудились ее небольшие, грубые крестьянские руки, ее босые ноги, ее золотистые волосы.

Но его чувства к ней не могли заставить его забыть все остальное. Он думал о несчастных крестьянах на равнине, о пастухах в горах, подавленных ответственностью за свои семьи и постоянно подвергавшихся жестокому обращению со стороны господ. Он подумал о Пелиасе, который был вынужден молча терпеть издевательства над своей дочерью. Талос вспомнил о драке с молодыми спартанцами и ощутил прилив гордости. Нет, он не покорится: если ему удалось противостоять им, это означало, что он не рожден быть рабом. Он подумал о луке из большого рога и про́клятом мече, который хранился в пещере. Чего ждал от него Критолаос? Чего он хотел? Настало время узнать: Талос обо всем расспросит его.

С этими мыслями Талос почти добрался до конца пути и вышел из леса на большую поляну на склоне горы.

Он остановился, чтобы полюбоваться родной землей, домиком с соломенной крышей и загоном для стада. Скоро к нему прибежит Криос, поскуливая и виляя хвостом. Талос вышел на лужайку и заметил, что во дворе собралась небольшая толпа: около дома стояли горные пастухи, а Криоса нигде не было видно. Что могло случиться? Талос быстро вошел во двор; собака виляла хвостом и искала хозяина глазами, затуманенными катарактой. Кто-то из мужчин взял его за руку.

— Талос, — сказал он, — твой дед Критолаос…

Юноша застыл.

— Что случилось? — с тревогой спросил он.

— Ему плохо.

— Ты хочешь сказать, что он умирает?

Мужчина опустил глаза. Талос открыл дверь и вошел в дом; он прошел через комнату с очагом и отодвинул занавеску, за которой находилась вторая комната. Критолаос лежал на соломенной подстилке. Мать сидела рядом на табурете и молча смотрела на него сквозь слезы. Солнечный луч осветил бедную постель, исхудалые руки старика, его впалое лицо, безмятежные глаза, которыми он, казалось, искал какие-то далекие образы. Талос опустился на колени рядом с постелью и сжал холодную руку деда. Старик повернулся к нему.

— Я знал, что ты придешь, — сказал он, задыхаясь. — Я ждал тебя. Я не смог бы закрыть глаза, не увидев тебя.

— Что ты говоришь? — перебил его Талос с дрожью в голосе. — Ты болел и прежде, скоро ты встанешь на ноги, и мы вместе пойдем к ручью.

— Нет, Талос. Этой ночью я слышал, как Танатос сел на крышу дома. Мое время пришло.

Талос провел рукой по белоснежным волосам деда.

— Глупости, дедушка, я залезу на крышу и прогоню Танатоса посохом. Я не отпущу тебя. Ты еще многому должен меня научить. — Он почувствовал комок в горле. — Неужели ты бросишь своего дрозденка, Критолаос?

Старик посмотрел на него затуманенными глазами.

— Критолаос устал, — сказал он запыхавшимся голосом, — он уходит, чтобы присоединиться к предкам… Дрозденок, — продолжил он, и слабая улыбка пробежала по его губам. — Нет, я вижу перед собой молодого волка. — Талос почувствовал, как рука старика слабо сжала его руку. — Я все знаю, — сказал Критолаос. — Я знал, что однажды это случится.

— Что ты знаешь? — спросил Талос, придвигаясь поближе, чтобы не пропустить ни одного вздоха умирающего старика.

— О твоей… схватке… в долине. — Старик посмотрел на следы от побоев на лице и руках внука. — Талос, послушай меня… Они придут, ты знаешь, что они придут. Ты должен быть начеку… лук… лук царя не должен попасть им в руки.

— Да… лук царя в безопасности. Но тебе лучше помолчать сейчас, не трать свои силы.

— Нет, Талос, настал последний день Критолаоса. Помнишь? — (Талос вспомнил темную пещеру и оружие, мерцавшее в свете факела.) — Талос, мальчик мой, я не увижу завтрашнего солнца. Я уйду с последним лучом… Ты хранитель оружия царя Аристодема… священного… и про́клятого меча. — (Талос почувствовал, как по спине пробежал холодок, и крепче сжал костлявую руку Критолаоса. На глазах юноши выступили слезы, его сердце сжалось.) — Этот старик… — продолжил Критолаос слабеющим голосом. — Этот старик — последний вождь этого народа, Талос. Талос, однажды твой народ сбросит иго, и город… мертвый город в Мессении восстанет из руин… И тогда настанет день испытания… последнего испытания.

Старик говорил с большим трудом, его костлявая грудь вздымалась в предсмертной агонии.

— Послушай меня, Талос! Запомни, в этот день к тебе явится человек, слепой на один глаз. Он снимет проклятие с меча царя…

Старик искал глазами солнечный свет, который просачивался сквозь закрытые ставни; снаружи доносилось далекое пение цикад. Талос почувствовал, что руки старика стали ледяными; он склонил голову ему на грудь.

— Не уходи, Критолаос… Не уходи, — умолял он дрожащим голосом. — Как же Талос, хромоножка…

— Нет, — ответил старик, — нет… Талос — волк… меч… царя.

Талос почувствовал, что сердце Критолаоса остановилось, и увидел, как дед обмяк в постели. Его седая голова откинулась набок, ясный взор устремился в пустоту. Талос провел рукой по лбу старика и сомкнул его веки. Затем он встал посередине комнаты и молча посмотрел на Критолаоса. Даже пение цикад утихло в неподвижном воздухе, и лишь однообразное жужжание мух нарушало тишину. Мухи — спутницы Танатоса. Талос медленно отодвинул занавеску. В углу тихо плакала мать. Талос обратился к пастухам, к людям гор.