И Эдна замолчала. Она выглядела теперь такой же ошеломленной, какой он увидел ее впервые в доке. Казалось, помимо воли, она выболтала незнакомцу то, что никому не собиралась раскрывать.

— Не беспокойся, — сказал он с кривой усмешкой. — Я никогда не встречался ни с кем из твоих родственников и вряд ли встречусь. Мне по душе один Бен.

Ее губы тронула легкая смущенная улыбка, которая высветила что-то глубинное, потаенное, о чем он и не подозревал.

— Дядя знает, — сказала Эдна таким тоном, как будто два слова объясняли все.

— Я его понимаю. Он никому не навязывает свой образ жизни, но и отказывается жить по чужим правилам. И он доказал, что совсем не обязательно походить на них, чтобы стать человеком.

— На кого — на них?

— На твоих родителей. И на моих. И вообще на всех хищных акул в том мире.

Она медленно кивнула, размышляя над сказанным.

— Надеюсь, вы правы. Я бы не вынесла, если бы мой внутренний мир мне пришлось кроить по мерке моих родителей.

Так вот ты какая! — с изумлением подумал Юджин. Их разговор прервал вопль рассерженной птицы:

— Гренок… Пирату!

На этот раз в крике птицы прозвучала явная угроза. Попугай разогнул длинные лапы и зло вонзил когти в плечо Юджина.

— Идем, Пират, — с сожалением сдался Юджин, которому явно не хотелось прекращать разговор с девушкой. — Надо покормить его. — И шутливо добавил — Иначе я истеку кровью.

Юджин сошел с борта «Колибри», не оглянувшись. Не добравшись до стапеля, он уловил легкие шаги за собой. И понял, что девушка последовала за ним. Он бросил осторожный взгляд через плечо. Эдна оставила полотенце на палубе и надела огромную, свободно болтающуюся рубашку, точную копию вчерашнего мешковатого платья, только другого цвета. Рубашка, вероятно, должна была скрывать скромный, но, с ее точки зрения, слишком откровенный купальник, из-за которого бедняжка так смущалась.

Юджин не знал, радоваться, огорчаться или смеяться по поводу ее предосторожностей.

И только когда они уже почти подошли к его яхте, он вдруг осознал, как странно вел себя. За исключением Джона и Бена, он мало с кем общался в последние три года и никогда не испытывал желания вести долгие беседы. Все логично, убеждал он себя. Она — родственная душа Бена, а мы с Беном — тоже родственные души, выходит, разговор с ней — все равно что разговор с самим Беном…

Он почти достиг середины стапеля, а Эдна все еще стояла в доке и, не отрываясь, смотрела на его яхту.

— Как же красива она, ваша яхта!

Он кивнул, изумляясь про себя, с чего это у нее так широко распахнулись глаза.

— Она великолепна! — повторила Эдна, снова с восхищением разглядывая превосходный парусник. — Я ее заметила еще вчера и все думала, кому она может принадлежать? — Ее губы тронула грустная улыбка: — Я должна была сразу догадаться.

В словах девушки прозвучала странная печаль. Или тоска? У него защемило сердце, и стало тревожно на душе. Внезапно возникли опасения, что он в ее фантазиях предстает кем-то другим, каким он никогда не был, — разудалым пиратом или морским бродягой. На самом деле он был одним из сотен обычных путешественников, которые бороздят море от порта к порту, не задерживаясь в каждом дольше, чем того требовала заправка горючим и провизией на очередной рейс.

Он поднялся по трапу, отвязал тросы, чтобы девушке не пришлось перебираться через них, и спрыгнул на палубу.

Пират высвободил его плечо и с воплем: «Гренок!» упорхнул вниз, в каюту.

Следовало бы привести тут все в порядок, подумал Юджин, окидывая беглым взглядом капитанскую каюту и заметив беспорядочно разбросанные навигационные карты, как попало сваленные книги и валявшуюся повсюду одежду.

Он торопливо сгреб вещи в кучу, обнаружив мимоходом, что у него остались последние чистые джинсы, и в уме записав поход в ближайшую автоматическую прачечную под номером первым. Потом швырнул в подсобку всю эту кучу одежды и с облегчением захлопнул дверцу.

Остальное может подождать, решил он. Впрочем, выбора не было. Он услышал, как Эдна поднимается на борт яхты. Ну, вообще нельзя сказать, что у него грязно. Джон приучил его часто драить палубу и все такое прочее. И все же он начал извиняться за беспорядок, как только она появилась в каюте.

Эдна лишь пожала плечами.

— Когда живешь на корабле, вещи сами собой накапливаются. — Она с любопытством огляделась вокруг.

— Мистер Блейк, у вас так красиво…

— Отставить мистера Блейка! Я уже три года не откликаюсь на «мистера».

Эдна порозовела, но не отвела глаз. — Ладно… Юджин. У вас все здесь из латуни и как будто из красного дерева.

— Это и есть красное дерево. Из Гондураса.

— Великолепно, — повторила она мечтательно. — И как просторно! Мне нравятся эти старинные иллюминаторы. Благодаря им все выглядит таким светлым и нарядным. Вы поддерживаете парусник в прекрасном состоянии…

— Я долго занимался реставрацией, кое-что переделал, поставил новый дизель и вообще приспособил ее для моих одиночных плаваний. Но главное — многое сохранено в первозданном виде. Правда, навигационное оборудование и радиоузел пришлось заменить. — Неожиданно он ухмыльнулся — И поставить микроволновую печь.

Эдна рассмеялась.

— Даже у традиционализма есть пределы. Представляю себе, как вы довольны, когда приходится ею пользоваться.

— Конечно, когда ты один, очень трудно заставить себя готовить. Иногда просто не остается сил и энергии. Бывает, что, когда приходится устранять аварийные неполадки, так измотаешься за целый день… А ветер, а шторм…

— Но с этим приходится мириться, — рассудительно сказала она.

Такого понимания он от нее никак не ожидал. Правда, Бен говорил, что его племянница очень любит «Колибри». Но она никогда не ходила на судне Бена в открытое море, плавала только вдоль берега.

Эдна вопросительно взглянула на него.

— Вы, в самом деле, плаваете в одиночку? В открытом море? — В голосе ее прозвучала страстная тоска по морским просторам.

— Большей частью да, — ответил он. — Я и переоборудовал для этого яхту.

И про себя добавил, что предпочитает исключительно одиночное плавание. Не то чтобы к нему не набивались в попутчики или ему не делали соблазнительных предложений, как одна из его женщин, например. Подумать только, у красотки были такие же мягкие изгибы тела, как у Эдны… Но почему-то полинезийка не произвела тогда на него никакого впечатления… Не потрясла его и островитянка с Гавайев, которая повстречалась ему в первом плавании, хотя была, пожалуй, попышнее Эдны. Забавно, он давно их забыл. О'кей, значит, Эдна не первая из привлекательных и отнюдь не худеньких женщин, встретившихся на его пути с тех времен, когда он бросил старый мир безвозвратно… Но случилось так, что те женщины его не заинтересовали. По крайней мере, не настолько, чтобы взять с собой в длительные плавания, которые всегда были его единственным увлечением…

Вряд ли Эдну волнует, плавал он с кем-то другим или нет, уверял Юджин самого себя. Просто она любит расспрашивать о кораблях, что вполне естественно. Она и сама много знает и отлично понимает, как трудно выходить далеко в море в одиночку на таком паруснике, как его…

— И где же вам доводилось плавать? — спросила девушка.

Явная тоска по странствиям и далеким путешествиям уместилась в одном-единственном вопросе.

— Думаю, я злоупотребляю терпением моего попугая. Надо его покормить, а уж потом я предоставлю тебе возможность изучить судовой журнал с записями о плаваниях Юджина Блейка вокруг земного шара. Вот так-то.

Попугай, взмахнув крыльями, подлетел к стойке в камбузе, затем, подпрыгивая и балансируя, переместился на узкую перегородку между двумя раковинами из нержавеющей стали.

— Ты не боишься, — Эдна неожиданно для себя перешла на «ты», — что попугай может улететь?

— Он лишится гренков, — шутливо ответил Юджин, наколов на вилку хлебец и держа его над пламенем, а потом сказал серьезно — У него подрезаны крылья. Однако, я не думаю, чтобы он захотел улететь, если бы даже мог. Он слишком избалован. Передай-ка мне баночку с джемом, пожалуйста.

И Юджин свободной рукой махнул в сторону полки, висевшей на уровне ее головы. Эдна достала баночку и с любопытством взглянула на наклейку.

— Джем из бузины?! Никогда про такой не слышала…

— Даю гарантию, что тебе в жизни не приходилось сталкиваться с чем-либо подобным, если только ты не посещаешь супермаркеты, — сказал он с кислой усмешкой. — Мне регулярно приходится закупать чертовы продукты из Англии. Это единственное, что моя птичка кушает.

Эдна взглянула на попугая, и огоньки заплясали в ее глазах, а на губах заиграла улыбка.

— До чего же избалован… — протянула она и весело рассмеялась.

Конечно, Юджин ожидал, что племянница Бенджамена, о которой тот столько распространялся, ему понравится. Хотя бы из дружбы к старине Бену. Бен часто сравнивал ее со скромным воробушком. «Неприметная птичка в один прекрасный день превратится в быстроглазую, волшебно прекрасную колибри», — любил повторять он.

Тогда Юджин из вежливости поддакивал другу, не желая его обидеть, а сам размышлял о чудачествах людей, которые часто смотрят на своих близких сквозь призму любви и видят только то, что хотят видеть, как это долго было и с ним самим.

Со слов Бена, он знал, что его племянница выглядит простенькой обычной девчонкой. Немного замкнутая, стеснительная… Она такой и оказалась. Но откуда же тогда несуразное сексуальное возбуждение? Ошеломляющее впечатление, которое она на него произвела? И уж совершенно непонятно, что со всем этим делать! Нет, он знает, сурово сказал Юджин себе, знает, что надо делать в подобном случае. Ничего не предпринимать. Вот так-то!

4

Эдна молча наблюдала, как Юджин разрезает покрытый джемом ломтик поджаренного хлеба на крохотные кусочки. Пират приплясывал вокруг, переваливаясь с одной лапы на другую и покачивая головкой, вверх-вниз.

— Ну-ка, — сказал Юджин и протянул первый кусочек попугаю. Птица жадно схватила его. — Ты, наверное, подумал, что я решил уморить тебя голодом?

Однако попугаю было не до разговоров.

Эдна с интересом следила, как Юджин кормил попугая, едва держа кусочек пальцами, чтобы Пират мог легко его выхватывать. Ее ужасно растрогала такая забота о птице — как он готовил лакомство, как тщательно разрезал хлеб на малюсенькие кусочки. Чего стоит покупка английского джема специально для попугая! Нет, нет, не может быть плохим человек, который так любит, так нежно относится к птице. Ей нечего опасаться такого человека. Тем более что он друг ее дядюшки.

Совершенно ясно, что дядя Бен рассказывал про нее Юджину и владелец парусника сразу догадался, с кем имеет дело. Эдна подавила невольный вздох. Могу себе представить, что ему наговорил дядюшка, подумала она. «Эй, Юджин, если тут появится тихое, скромное создание во всем коричневом, так знай, это моя племянница…»

Нет, это несправедливо. Дядюшка Бен никогда бы не сказал о ней такого. Он не раз уверял ее, что она похожа на райскую птичку, что она будет пленять сердца, когда настанет ее час. Еще подростком она помнила, сколько ему приходилось выдерживать баталий с родным братом из-за нее. Дядя Бен обвинял ее отца в том, что он калечит душу девочки, воспитывая манерную и тупоумную мисс — типичную представительницу семьи Лайтвуд.

Тем временем Юджин кончил кормить попугая.

— Ты поняла, насколько он избалован? Так вот, у него еще есть и собственный дом.

Юджин распахнул маленькую дверцу позади стола. Эдна с любопытством заглянула туда. Открывшееся ее взору небольшое помещение было хитроумно превращено в уютный уголок для попугая на время морских путешествий. У одной стены каюты высилась огромная клетка из металлических прутьев, где ровный слой песка заменял морской берег. В одном углу клетки висело большое кольцо-качалка, а в другом — прочно прикрепленная к прутьям длинная, крепкая, но уже вся исклеванная жердочка: над ней явно «поработал» попугай. На полу клетки стояли прочно закрепленные две фарфоровые чашечки для воды и корма.

Эдна при виде жилья попугая не могла сдержать восторженного возгласа:

— Ну просто великолепно!

— М-да, все так. Плохо только, что он отказывается здесь спать.

— А где же он спит?

Рот Юджина изогнулся в усмешке.

— В моей каюте.

Счастливая птица, подумала Эдна, и в ее голове замелькали заманчивые картины романтической жизни попугая. Она приблизилась к клетке, притворяясь, будто внимательно разглядывает ее. Похоже, Юджин не заметил, как пылают у нее щеки.

— Думаю, ему просто нравится будить меня по утрам, — сказал он. — И поверь мне, утро у птиц всегда предрассветное. Как запоют — через час встает солнце.

— А что произойдет, если ты оставишь его в этой клетке?

Молодой человек вздохнул.

— Он будет петь. Очень громко. И всю ночь напролет. Фальшиво и неблагозвучно. Представляешь?

— А что он поет? — спросила она, удивляясь собственной смелости. Никогда в жизни не бывала она такой разговорчивой с посторонними мужчинами… Впрочем, она и не встречала похожих на Юджина. Да и со знакомыми мужчинами ее круга она была застенчива, ее точно сковывало ледяной броней. Ею очень гордились родители, когда слышали: «О, какая у вас приятная, спокойная, сдержанная дочь». И в двадцать четыре года отец и мать все еще звали ее девочкой.

— Пират любит всякие непристойные песенки моряков. Жалует он и старинные песни немецких выпивох, поет по-немецки. Уж и не знаю, где он их понабрался.

Юджин открыл дверцу клетки и посадил туда Пирата. Потом взял мешочек, наполненный семечками подсолнуха, и осторожно насыпал корм в одну из фарфоровых чашечек. Проверил, есть ли вода во второй чашечке, захлопнул дверцу клетки и закрепил довольно сложную на вид защелку.

— В прошлом году я вынужден был заказать специальную защелку в Штатах, — пояснил Юджин, показывая, как запирается клетка. — Все остальные запоры Пират научился открывать.

Америка… где он только не бывал…

Богатое воображение получило пищу, и девушка представила себе капитана этого прекрасного парусника за старинным деревянным штурвалом. Фантазия разыгралась. Перед мысленным взором Эдны красовался Юджин с обнаженной грудью, с бронзовым от солнца телом и гривой черных длинных волос, которые треплют жестокие пассаты — ветры удачи… И Эдна подавила рвущийся из груди вздох, возвращаясь на грешную землю.

— А это что за диковина? — спросила она, указывая на деревянные чурки, висевшие над клеткой на цепочках различной длины.

— Игрушки для поклева, — Объяснил Юджин. — Пират обожает клевать все деревянное, поэтому у него такой здоровый крепкий клюв. — Юджин вдруг ухмыльнулся: — Не будь у моего попугая деревянных игрушек, он продырявил бы борта яхты.

Эдна рассмеялась, и улыбка долго не сходила с ее лица. Как он любит попугая! — снова подумала она. И снедавшие ее страхи совершенно развеялись. Не стоит волноваться, что родители не примут в свой круг этого диковатого вида экзотического мужчину… Конечно, дядя Бен не преминул бы поиронизировать, что, мол, причина ее интереса к Юджину как раз и кроется в том, что ей хочется подразнить родителей, чтобы они упали в обморок от одного вида дядюшкиного друга. И, может быть, дядюшка не так уж далек от истины, подтрунивая над нею.

— Предстоят еще кое-какие ремонтные работы, — сказал Юджин, когда они сидели на палубе. — Яхту надо еще высушить и очистить. Недели через три-четыре она будет готова к плаванию.

— И в каком направлении на сей раз? — спросила Эдна.

Его ответа она ждала целую неделю с тех пор, как впервые поинтересовалась предстоящим маршрутом парусника. В течение этой недели они виделись ежедневно. Она засыпала его вопросами, когда он заканчивал свой утренний заплыв. Иногда помогая ему в работе, которой он был занят, а порою просто наблюдая за ним, она жадно ловила каждое его слово, слушая рассказы про дальние странствия. Воспоминания Юджина о путешествиях начинались с первого самостоятельного одиночного плавания на Гавайские острова, когда его неотвязно преследовали неудачи. Особенно подробно он описывал путешествие на Таити, которое было как компенсация, как награда за трудности первого хождения. Таитянское плавание было таким спокойным и приятным, что он начал суеверно опасаться большой беды, которая неминуемо нагрянет, когда ее меньше всего ждешь.

Однако беда подкараулила его не скоро — лишь в плавании возле предательских, кишащих акулами берегов Австралии. Он попал тогда в сильнейший шторм, и шквал ветра едва не потопил яхту. Он так сильно накренил «Морского разбойника», что тот мачтами чуть не касался воды. Его спасло только то, что он в качестве меры предосторожности привязал себя спасательным тросом к мачте, чтобы его не смыло волной. Однако громадный водяной вал — это было просто чудом — выпрямил почти лежащую на воде яхту, когда он, Юджин, думал, что погиб. Сам он вряд ли бы сумел восстановить равновесие парусника. Он никогда еще не был так счастлив! И никогда еще Пират не кричал так яростно и злобно…

Так Юджин, день за днем, рассказывал Эдне про свои приключения. Парусник тогда едва дотащился до причала, и его пришлось срочно поставить в док на ремонт.

Но преодоленные Юджином трудности только еще больше разжигали в девушке страсть к приключениям. Эдна жадно впитывала рассказы об опасностях дальних странствий, всеми нервами осязая ту грань, которая отделяет жизнь от смерти. Так может услаждать себя мечтами лишь тот, кто никогда не бывал в ужасных передрягах. Правда, Юджин, стараясь произвести впечатление на девушку, несколько преувеличивал степень риска и чуть сгущал мрачноватые краски.

Все эти рассказы, хотя и смущали, но ничуть не пугали Эдну. Хотелось бы знать, что могло заставить ее так тосковать о дальних странах. И еще — Юджин желал бы разгадать, о чем она думала в тот день, когда впервые была на яхте и ее лицо вдруг стало ярко-красным, как хвост Пирата.

Наконец он дал ответ на ее вопросы о ближайших своих планах.

— На сей раз мы с Пиратом отправимся к берегам Новой Зеландии. А может быть, наметится и что-то другое.

Эдна едва заметно вздохнула.

Минуло несколько дней, и Юджину удалось получше узнать эту мечтательную фантазерку Эдну Лайтвуд. Он наконец заметил, как странно она на него смотрит. И насторожился. В его голове словно прозвучал предостерегающий сигнал, как склянки корабля возвещают о конце вахты.

Как-то они коснулись в разговоре истории о бунте на корабле, когда моряки самовольно высадились на одном из островов и пополнили туземное население родившимися от них ребятишками.

— Предполагаю, — заговорил он медленно, — Ты считаешь, что моряки, которые подняли бунт на корабле из-за того, что у них не было возможности заниматься, ну как бы сказать, любовью, заслужили только осуждение?

Она покраснела и опустила глаза.

— Мы ведь не обсуждаем мои мысли?

— Но ты так думаешь. А я думаю, что каждый должен решать сам за себя, что ему делать и как себя вести. И самое первое, о чем можно попросить других людей, это чтобы тебя оставили в покое.

Резкие слова и грубоватый тон заставили Эдну нахмурить брови. Юджин тут же пожалел о сказанном. Уж слишком явным был намек на то, чтобы не покушались на его свободу.