Ванесса Спрингора

Согласие. Мне было 14, а ему — намного больше

Бенжамину

и для Рауля

Пролог

Детские сказки — источник мудрости. Именно поэтому они доходят до нас сквозь века. Золушка должна покинуть бал до полуночи, Красная Шапочка — не поверить Волку и его обольстительным речам, Спящая красавица — не уколоть пальчик о неотвратимо манящее веретено, Белоснежка — убежать от егеря и ни за что не откусить такое красное, аппетитное, уготованное ей судьбой яблоко…

Так много предостережений, что юному человеку достаточно всего лишь неукоснительно им следовать.

Одной из моих первых книг был сборник сказок братьев Гримм. Он был зачитан мною до дыр, все швы под толстой картонной обложкой разошлись, и страницы рассыпались одна за другой. Оплакивая эту потерю, я была безутешна. В отличие от чудесных историй о бессмертных преданиях книги сами по себе оказались лишь бренными предметами, которым была уготована судьба рассыпаться в прах.

Еще не умея читать и писать, я мастерила их из всего, что попадалось мне под руку: газет, журналов, картона, скотча, бечевки. Чем прочнее, тем лучше. Сначала был предмет. Интерес к содержанию пришел позже.

Сегодня я смотрю на книги с недоверием. Между нами выросла стена из стекла. Я знаю, что они могут отравлять. Я знаю, какой ядовитый заряд они могут таить в себе.

Много лет я ходила по замкнутому кругу в своей клетке, мои сны были наполнены мыслями об убийстве и мести. Вплоть до того дня, когда я наконец ясно увидела очевидное решение: поймать охотника в его собственную ловушку, заточить его в книге.

I. Ребенок

Наша мудрость начинается там, где она заканчивается у автора. Мы хотели бы, чтобы он дал нам ответы, тогда как он может лишь возбудить в нас желания.

Марсель Пруст, О чтении

На заре моей жизни, будучи абсолютно неопытной, я называла себя В. и с высоты своих пяти лет ждала любви.

Отец для дочери — каменная стена. Мой был не более чем дуновением ветра. Воспоминания о нем сводятся не к его физическому присутствию в моей жизни, а скорее к аромату ветивера, наполнявшему ванную комнату ранним утром, разложенным тут и там мужским вещам, галстуку, часам, рубашке, зажигалке Dupont, к привычке держать сигарету между указательным и средним пальцами, достаточно далеко от фильтра, и неизменно ироничной манере говорить так, что я никогда не была уверена, шутит он или нет. Он рано уходил из дома и поздно возвращался. Это был очень занятой мужчина. К тому же очень элегантный. Сферы его профессиональных интересов менялись так стремительно, что я не успевала уловить их суть. Когда в школе меня спрашивали, кем работает отец, я не знала, что ответить. Но все всякого сомнения, он занимался чем-то очень важным, поскольку внешний мир привлекал его гораздо больше, чем домашнее хозяйство. По крайней мере, мне так казалось. Его костюмы были всегда безупречны.

Я родилась, когда моей маме было всего двадцать лет. Красивая блондинка с мягкими чертами лица, светло-голубыми глазами, стройной женственной фигурой и приятным тембром голоса. Я обожала ее безмерно, она была моим солнцем и счастьем.

Бабушка часто повторяла, что мои родители были идеальной парой, на том основании, что они обладали внешностью кинозвезд. Казалось, мы должны быть счастливы. Однако в моих воспоминаниях наша жизнь втроем в той квартире, где я испытала мимолетную иллюзию семейной гармонии, обернулась кошмаром.

По вечерам, спрятавшись под одеялом, я слушала, как отец кричит и обзывает маму «тварью» или «шлюхой», и совершенно не понимала почему. Для вспышки ревности ему было достаточно малейшего повода, детали, взгляда, «неловкого» слова. Они в любой момент могли начать сотрясать стены, бить посуду и хлопать дверьми. С маниакальной одержимостью он не выносил, когда предметы переставляли без его согласия. Однажды отец чуть не задушил мою мать, потому что она разлила бокал вина на скатерть, которую он ей подарил. Вскоре подобные сцены стали происходить все чаще. Этот раскручивающийся с безумной скоростью маховик никто уже был не в силах остановить. Отныне мои родители могли часами напролет осыпать друг друга самыми чудовищными оскорблениями. До поздней ночи, пока мама наконец не убегала в мою комнату, чтобы поплакать в тишине, прижавшись ко мне на узкой детской кроватке. В итоге она ложилась спать в пустую супружескую постель одна. Следующую ночь отец снова проводил на диване в гостиной.

В противостоянии таким неконтролируемым приступам гнева и капризам избалованного ребенка мама исчерпала все свои ресурсы. И не было никакого спасения от безумств этого мужчины, как принято говорить, со сложным характером. Их брак превратился в бесконечную войну, побоище, о причине которого все уже забыли. Вскоре конфликт был урегулирован в одностороннем порядке. На это потребовалось всего лишь несколько недель.

И все же эти двое, должно быть, когда-то любили друг друга. Их сексуальная жизнь, проходившая в глубинах бескрайнего коридора, за дверью спальни, была для меня неким темным пятном, где скрывалось чудовище: вездесущее (приступы ревности отца были тому ежедневным подтверждением), но совершенно мистическое (я не могу вспомнить ни единого объятия, поцелуя или малейшего проявления нежности между моими родителями).

Больше всего на свете, даже не осознавая этого, я хотела разгадать тайну, которая связывала двух людей за закрытой дверью спальни, что же там происходило между ними. Словно в детских сказках, где чудеса вдруг происходят в реальности, в моем воображении сексуальная жизнь представлялась чем-то вроде магического ритуала, от которого чудесным образом рождаются дети. Его проводят внезапно и непредсказуемо и зачастую совершенно необъяснимо как. Намеренная или случайная встреча с этой загадочной силой очень рано разожгла в ребенке, которым я была, настойчивое и пугающее любопытство.

Несчетное количество раз я появлялась в спальне родителей посреди ночи в слезах, стоя в дверном проеме, жалуясь то на живот, то на голову, повинуясь неосознанному желанию прервать их забавы и увидеть лежащими под натянутым до подбородка одеялом с глупым и подозрительно виноватым видом. А от предшествующей этому моменту картины их сплетенных тел не сохранилось ни малейшего следа. Она словно стерлась из моей памяти.

Однажды директриса вызвала родителей в школу [Система образования во Франции отличается от российской. Состоит из следующих ступеней: 1) начальное образование (фр. enseignement primaire) — 3–4 года в материнской школе (фр. L’école maternelle) и 5 лет в начальной школе (фр. L’école élémentaire); 2) среднее образование (фр. enseignement secondaire) — 4 года в коллеже (фр. Le collège) и 3 года в лицее (фр. Le lycée); по окончании выдается диплом бакалавра о полном среднем образовании (baccalauréat (bac); 3) высшее образование (фр. enseignement supérieur) — возможно после получения диплома бакалавра. — Прим. пер. // Более точно название переводится как «Три волхва». Не случайно главный фасад отеля украшают фигуры трех волхвов. Подобные названия часто давали гостиницам и постоялым дворам: волхвы считались покровителями путешественников и паломников. — Примеч. переводчика. ]. Отец не пришел. Именно маме пришлось с волнением выслушивать рассказ о моем дневном образе жизни.

— Ваша дочь засыпает на ходу, видимо, она не спит по ночам. Я была вынуждена поставить ей раскладушку в глубине класса. Что происходит? Она рассказала мне об ожесточенных спорах, которые происходят между вами и ее отцом ночью. Кроме того, воспитательница заметила, что В. частенько проводит перемены в туалете для мальчиков. Я спросила В., что она там делает. На что она совершенно непринужденно ответила: «Помогаю Давиду писать прямо. Я придерживаю его писюн». Давиду совсем недавно сделали обрезание, и у него в некотором роде не очень получается… прицеливаться. Уверяю вас, что для пятилеток в подобных играх нет ничего ненормального. Я всего лишь хотела поставить вас в известность.

В один прекрасный день мама наконец решилась. Воспользовавшись моим отсутствием — я находилась в летнем лагере, и на это время она втайне запланировала наш переезд, — мама ушла от отца навсегда. Это было лето перед моим переходом на первый год обучения в начальной школе. По вечерам, сидя на краю кровати, вожатая читала мне письма, в которых мама описывала нашу новую квартиру, мою спальню, школу, район. Словом, уклад нашей новой жизни, которая начнется после моего возвращения в Париж. Из отдаленного уголка сельской местности, куда меня отправили, посреди криков детей, одичавших в отсутствие родителей, все это казалось мне чем-то абстрактным. У вожатой часто наворачивались слезы и дрожал голос, пока она читала мне вслух эти наигранно радостные материнские послания. Бывало, что после этого вечернего ритуала меня находили ночью в приступе лунатизма спускающейся по лестнице к выходу задом наперед.

* * *

Став свободной от домашнего тирана, наша жизнь совершила новый головокружительный виток. Теперь мы поселились под крышей. В перестроенных комнатах для прислуги. В моей с трудом можно было выпрямиться, зато повсюду было множество секретных закоулков.

Мне уже исполнилось шесть лет. Прилежная девочка, хорошая ученица, послушная и умная, немного меланхоличная, что часто бывает с детьми, родители которых в разводе. Я не ощущала в себе никакого внутреннего бунта и избегала любых сомнительных поступков. Идеальный солдатик. Моей основной задачей было приносить матери, которую я по-прежнему любила больше всего на свете, дневник с наивысшими баллами.

Иногда по вечерам она садилась играть на пианино Шопена и заканчивала уже посреди ночи. Бывало, мы с ней танцевали допоздна, врубив звук на полную катушку. Прибегали взбешенные соседи и кричали, что музыка слишком громкая, но мы не обращали на них никакого внимания. По выходным мама принимала ванну. Она была восхитительна с бокалом коктейля «Кир рояль» в одной руке, сигаретой JPS в другой, пепельницей, стоящей на бортике ванной, и ярко-красным маникюром, контрастирующим с ее молочной кожей и платиновыми волосами.