Парус рванулся сам собой, развернулся синим крылом, помогая бригантине подняться в воздух легче, сильнее.

— Ого! — засмеялась Белка. — Отличный старт!

— Ну, вы даете! — выдохнул Володька. — Мы же бежим быстрее, чем нужно, сейчас врежемся в кого-нибудь!

— Ничего, я снизила ход кристаллов, — сказала Сандра из хрустального шара. — Я ожидала от Белобрысого какой-нибудь херни на радостях.

— Кто вас научил так разговаривать с капитаном, кормчий? — притворно возмутился Сашка.

— Прошу прощения, господин шкипер! Разрешите пройти на гауптвахту?

— Не разрешаю, искупишь работой.

«Блик» скользил вперед и вверх, Мирабилис под ним превращалась из купола в шар, а Сашка чувствовал, как в нем зарождается новая, капитанская уверенность. Уверенность в себе, в своем корабле и в своем экипаже.

«Мы справимся», — вдруг понял он.

Он не знал еще, с чем, не знал, что за игры плетутся вокруг корабля, куда влезла Княгиня — но не сомневался, что им все по плечу.

Глава 7, о перкуссии и предосторожностях

До Жасмина переход не очень долгий — недели три, тут уж как повезет с ветрами и течениями. На мощных кристаллах срок можно скостить и до двух недель, если повезет, однако «Блик» шел частью под парусами (во время Сашкиных вахт), а значит, жертвовал скоростью и предсказуемостью ради экономии.

Но даже три недели — срок небольшой. В обычных обстоятельствах экипаж воспринял бы его как долгожданную передышку после предыдущего бурного перехода: от Мирабилис до Жасмина корабль несет Северный стрим, широкий и надежный, здесь можно особенно не напрягаться. Тут главная проблема для экипажа — скука, но от нее отлично спасают хобби и предыдущая усталость.

Однако когда знающий свое дело капитан, на которую привыкли полагаться, пропадает неизвестно куда, а в числе уже притершихся друг к другу людей — явный незнакомец, может возникнуть и другая опасность. В такой обстановке нервы натягиваются до предела, взаимные нападки множатся снежным комом… Если запустить эмоциональную гигиену, три недели вместо отдыха могут обернуться настоящим кошмаром.

Впрочем, Сашка не успел всерьез этого испугаться. Честно говоря, он даже задуматься об этом не успел как следует, как все уже разрешилось. Ну, почти.

Первый день после старта он проспал, наслаждаясь привычной легкой качкой и удобной постелью — более просторная каюта означала, что он наконец-то может по-настоящему вытянуться. В какой-то момент он дополз до камбуза, пожевал Катерининых пирожков и уполз обратно.

Однако по-настоящему он проснулся только на следующее утро (по корабельному времени), уверенный, что пирожки ему приснились. Под бурчание собственного желудка Сашка дополз до кают-компании.

При Княгине дежурный по камбузу готовил две трапезы в день, а третий перекус выдавался сухпайком, но съесть свою порцию можно было в любое время. Кроме ужина: на ужин все свободные от вахты члены экипажа в обязательном порядке садились за один стол. Сашка не отдавал никаких других распоряжений (и не собирался: заведенный Княгиней порядок подходил для маленького корабля куда лучше, чем привычное на флоте расписание трапез), а время было еще раннее, поэтому он не рассчитывал никого застать — кроме, может быть, Сандры, клюющей носом над утренним кофе.

Вместо этого в кают-компании оказались все, кроме Володьки. Да и он присутствовал, просто удаленно: об этом говорил распахнутый в потолке люк в рубку. Сашка прекрасно знал: когда его крышка поднята, все происходящее в кают-компании прекрасно слышно на мостике.

А послушать было что: Катерина пела, перебирая струны гитары. Ее негромкий чистый голос наполнял кают-компанию до самых краев. Он отлично подходил и к приятной простой мелодии, и к грустноватым стихам:

— Ветер спросит: «Только честно!
Хочешь быть моей невестой?
Хочешь мчаться в неизвестность
С белым шлейфом позади?»

«Интересно, — подумал Сашка, она имеет в виду именно шлейф или все-таки фату?»

Загадочные создания эти поэты. Иногда как напишут-напишут, попробуй разбери.

Песни этой он раньше не слышал. Видно, Катерина спела им еще не все из того, что она выучила на сухогрузе.

«Нет, — отвечу, — все так странно!
Мне еще с тобою рано!
Мне веселье — словно рана,
Словно боль в пустой груди».

Лицо у нее сделалось тихое, задумчивое, и Сашка невольно подумал: что там такое было в письме от мужа? Может быть, ничего хорошего. Его тогда так ошарашило письмо от Княгини, что реакции Катерины на полученные новости он не помнил.

Впрочем, не его дело.

Или как раз-таки его? Где заканчиваются капитанские полномочия по поддержанию духа своего экипажа, а где начинается сование носа не в свое дело?

Как сложно жить, мать вашу!

Дежурный по камбузу — Сашка припомнил, что сегодня его очередь… ага, значит, вместо него поставили Володьку — приготовил огромный горшок ячменной каши, но не завернул его в платок, как обычно, а оставил стоять просто так на кухонном столике. Нет, не просто так: присмотревшись, Сашка заметил под ним довольно сложную печать. Так, саламандра, еще что-то… Неужели поддерживает температуру каши?

От тети Гали Сашка знал, что такими печатями на кухне пользоваться неудобно: готовые очень уж сложно подобрать для конкретной посуды, легко пересушить или вовсе сжечь еду. А рисовать самим — для этого нужно здорово разбираться в графическом чародействе. Лучше, чем, например, Сандра, и уж подавно лучше, чем Сашка.

Он приподнял крышку горшка.

Из горлышка дохнуло теплом и сытным запахом — каша была не просто теплой, но и свежей, словно только что сваренной, хотя Володька наверняка готовил ее до вахты.

«Ай да Володька!» — подумал он.

Положив себе полную миску, Сашка устроился за кухонным столом с краю — слушать. Но Катерина уже заканчивала.

— Классная песня! — воскликнула Санька.

— Это тебя ребята с того каботажника научили?

— Да, с корабля, на котором я на Завиток шла, — кивнула Катерина.

— По-моему, нам нужно ее доработать для нашей группы. Просто стыд, если мы не будем поддерживать концертные навыки. Зря, что ли, на фестивале побеждали? — с энтузиазмом проговорила Сандра.

Ее энтузиазм показался Сашке немного наигранным, но лучше наигранный, чем никакого. И потом, идея сама по себе хорошая…

— Тут нет партии для ударных, — нахмурилась Белка.

— Да и губная гармошка не больно-то в тему, — приподняла брови Людоедка.

— И куплетов всего два, — поддержала Катерина. — Как ты собираешься ее раскладывать?

— Да ерунда, придумаем сейчас что-нибудь! — Сандра лихо махнула рукой. — Партию для ударных можно вставить куда угодно.

— И в колыбельную? — Белка перестала хмуриться, но начала ехидно улыбаться.

— Куда угодно. Спорим?

— Упаси меня предки! — засмеялась пилот. — Ладно, а что ты с длиной хочешь делать? — настаивала Катерина.

— Ничего, это даже лучше, что короткая — сейчас все эстрадные песни такие. Один куплет повторим, а проигрыш в середине надставим!

— Собираетесь идти скользким путем эстрады? — хмыкнула Людоедка.

— А, где наша не пропадала! — победно улыбнулась Сандра, почувствовав, что остальные настроились на нужный лад. — И кончайте упаднические разговоры: эта песня не подойдет — какую-нибудь еще переложим, не все же нам «пиратскими» промышлять.

Она имела в виду песни «Веселая пиратская» и «Грустная пиратская», которые в кают-компании играли чаще всего.

Сашка спрятал улыбку: чаще всего они играли эти песни как раз потому, что Санька их очень любила.

Сандра тем временем достала нотные листы и принялась соображать. Людоедка и Бэла присоединились к ней, заглядывая через плечо и поправляя. Обе знали нотную грамоту и обе имели собственное мнение о том, как и что лучше всего сделать. Сандра ругалась по-норвежски, но прислушивалась.

Катерина в спор не вступала, но с интересом прислушивалась, перебирая струны гитары.

Сашка незаметно для себя прикончил последнюю ложку каши и пошел к горшку положить еще. Им овладела задумчивость. Сандра не позвала его разбираться с нотами вместе, а самому присоединиться ему показалось неловким.

Еще один аспект капитанства? Невидимая, неосязаемая стена между ним и друзьями?

Или дело просто в усталости?

— Саныч! Сколько можно мучить несчастную кашу? — воскликнула Сандра. — Ты над этой тарелкой уже минут десять сидишь! Давай сюда, поможешь мне придумать партию для альта!

Сашка отставил миску и с облегчением пересел к обеденному столу.

«Как хорошо, что у нас есть музыка! — подумал он. — Раз-два — и ни сомнений, ни неловкости!»

Краем глаза он заметил, как захлопнулся люк в рубку.

И вспомнил: Крестоносец же ни на чем не играет. Ну, или, по крайней мере, не играл, когда они учились в Академии.

* * *

Жизнь на борту «Блика» понемногу входила в свою колею. Очень помогали спевки и сыгровки: добавить барабанную партию к «Невесте ветра» Саньке все же не удалось (точнее, удалось, но общим голосованием было постановлено немедленно забыть эту версию как страшный сон), однако Бэла предложила вместо этого включить туда перкуссию в виде треугольника. Вышло неожиданно мило.