Бойцы переглянулись.

— Как-то здесь становится… неуютно, — пробормотал Жора.

Дошли до вокзальной площади, свернули к шеренге двухэтажных кирпичных домиков. Остановились на перекрёстке улиц Ленина и Карла Маркса, ведущей к рынку, где расположилось одноэтажное строение кафе.

— А интересно, — задумчиво проговорил Шалва, — как обстоят дела в других реалах? Этот, наш родимый двадцать третий, а в первом что происходит, в матричном?

— Вряд ли первый сильно отличается от нашего, — сказал Жора.

— Не говори, Итан утверждал, что варианты ветвлений могут здорово разниться. В его сорок первом вообще техника шагнула на годы вперёд по сравнению с нашей, хотя год у нас один и тот же, не говоря уже о восемьдесят восьмом, реале Иннокентия.

— Хотелось бы, чтобы хотя бы в первом не было этого негодяйства с мигрантами, — грустно улыбнулась Снежана, — что происходит здесь: начальство Жуковки подчиняется мигрантам!

— Не мигрантам — южным переселенцам, что намного хуже.

— Как ты думаешь, полковник, майор Тихий правильно поступит?

— Он подневольное лицо, — буркнул Шалва. — Что прикажут, то и сделает.

— Посмотрим, — сказал Тарас.

Заняли столик на верандочке под крышей.

Молодая загорелая официантка в зелёном фартучке принесла меню.

Заказали, кто что хотел, в зависимости от наличия блюд.

Больше всех нагрузил стол Шалва, взявший гору салата оливье, сырную нарезку, сало, бургер по-жуковски и свиные рёбра. Глянув на это, скромный Солоухин помотал головой.

— Ты как из берлоги вылез.

— Есть хочу! — заявил лейтенант. — Зато ты ешь как привидение. В чём только дух держится.

— Форму держу. К тому же не зря говорят: не ешьте, это может войти в привычку.

Снежана засмеялась.

— Вам можно присоединиться к «Камеди Клабу». Такие перлы иногда выдаёте.

— А что? — пожал плечами Штопор. — Может, после войны ещё придётся искать работу и устраиваться в какой-нибудь «камеди», в России их тыщи.

Зазвенело в ухе. Тарас нацепил очки. Перед глазами соткалось лицо полковника Шелеста. На сестру он походил мало, и о родстве со Снежаной указывали только абрис губ и цвет глаз — голубой.

— Доброе утро, полковник, — сказал он, шевельнув уголком губ в точности как все Лобовы. — Надеюсь, отдохнули?

— Так точно, Олег Петрович, — ответил Тарас, хотя душу царапнуло. — Завтракаем.

Спутники посмотрели на него вопросительно, Снежана кивнула, поняв, что звонит брат.

— За вами послан транспорт. Заберёт через час у вокзала. Собирайтесь.

Сердце сжалось. Разумеется, они не собирались прохлаждаться в Жуковке долго, пока медленные шестерёнки государственного механизма решали судьбу бывших чевекистов, но всё равно весть оказалась неожиданной.

— Куда повезут?

— Новоазовск, берег Азова.

Видимо, Шелест понял недоумение собеседника, хотя Тарас и не подал виду.

— Намечен ряд ТДО, вам надлежит выполнить несколько важных заданий.

Тарас мигнул, не задавая вопросов. Аббревиатура ТДО означала «точечная десантная операция», что в свою очередь предполагало рейд в тыл противника. Но при чём тут берег Азовского моря?

— Вас встретят, — продолжал Шелест, оценив сдержанность капитана, ставшего полковником Лобачевским, — и проводят к катеру.

— К катеру? — уточнил Тарас почти невозмутимо.

— МРК «Буян-УМ», матросы назвали его «Коброй», бортовой номер 17. Можете дать название своё, к примеру «Бесогон морской». — Шелест показал улыбку пошире. — Вам решать. Это всё, что пока вы должны знать.

Тарас молчал, и полковник ГРУ добавил, спохватившись:

— Да, вы ещё можете отказаться, дело опасное и чревато последствиями.

Тарас хотел напомнить, что после акции САУ «Бесогон» — удара по резиденции президента Украины в Киеве — они уже ничего не боятся, но воздержался.

— Мы едем! — сказал он.

Связь прервалась.

Тарас оглядел ждущие объяснений лица бойцов.

— Час на сборы, бесогонщики. За нами выслали тачку.

— Куда едем? — с готовностью поинтересовался Штопор. — На фронт? Или в тыл?

— Берег Азова, городок Новоазовск.

Бойцы переглянулись. Снежана посмотрела с интересом.

Начали появляться утренние посетители кафе, и на неё обращали внимание, от чего у Тараса наряду с удовольствием (моя женщина!) родилось чувство ожидания неприятностей. Никаких выяснений отношений с местными парнями затевать не хотелось.

Она поймала его взгляд, прищурилась.

«Не стоило наряжаться так сексуально!» — передал он ей глазами.

Снежана улыбнулась.

— Ни разу не был, — покачал головой Солоухин, отвечая Тарасу на весть о Новоазовске.

— Это всё, что сказал Олег, — сказал Лобов. — Ещё он предупредил, что дело опасное, так что мы можем отказаться.

— Я как ты, — дёрнул плечом Штопор.

Солоухин расплылся в лукавой улыбке.

— Мог бы не спрашивать.

Снежана только кивнула в ответ на взгляд мужа. Спросила:

— А где Миша?

— Спит, — ответил Шалва. — Я звонил ему перед выходом.

— Спит? — удивилась женщина. — Неужели не выспался за пять суток?

— «Птичка певчая не знает ни заботы, ни труда», — дурашливо спел Шалва. Подумав, добавил: — Вот такой у нас бардак.

Солоухин фыркнул.

— Доедаем — и полчаса на сборы, — сказал Тарас, включая руфон и ожидая ответа.

Лейтенант Миша Ларин по кличке Кот ответил через три писка:

— Командир? — Голос у друга и соратника был хриплый, он действительно спал.

— Через полчаса ждём на вокзале в полном сборе.

— Понял, — ответил Михаил, не задавая вопросов.

— Получается, мы бросаем здешних? — простодушно осведомился Шалва. — Уедем, а майор Тихий по-тихому спустит конфликт на тормозах.

— Я поговорю с Олегом, — сказала Снежана. — Объясню ситуацию. Он свяжется с ребятами РОКа, а Корпус такие дела не бросает, доведёт до финала. Тарас, мне нужно собрать сумку, не оставлять же привезённое на квартире.

— Да, в такой одёжке на берег Азова лучше не ехать, — заметил Шалва, хмельными глазами глянув на летний наряд женщины, подчёркивающий достоинства тела.

— Едем! — встал Тарас.

Через сорок пять минут все пятеро собрались на привокзальной площади, сели в ожидавший их зелёный военный внедорожник «Стрела» и выехали из города.

Россия-41. Луганск

18 июля, вечер

Российские войска вплотную подошли к Николаеву, и оптимизировать линию фронта за счёт сдачи Крымского полуострова стало нецелесообразно. Надо было рассчитать другой вариант действий на левом фланге фронта, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Поразмышляв над проблемой в течение ночи восемнадцатого июля, «Маршалесса» зависла, так как накопилось много противоречивых данных, мешающих провести оптимизацию игры (каковой для ИИ Минобороны являлась СВО) в нужном масштабе и в нужное время.

Кличка «Старуха», какую дали «Маршалессе» операторы компьютерной системы фронта, а потом подхватили все военные люди, нисколько её не раздражала. Будучи мощным инструментом для управления войсками, она не обладала эмоциональной сферой. Единственным способом проявления её настроений был тот или иной приказ исполнителям — от операторов до генералов, — вызывающий внутреннее удовлетворение. В остальном её поведение определить можно было одним словом — равнодушие.

Фатальных ошибок «Маршалесса» не допускала, потому и пользовалась определённым авторитетом у высших чиновников управляющих кругов, которые с энтузиазмом перекладывали на неё свои просчёты. Но никто из них даже не догадывался, что в защите системы есть дыры, позволяющие «Маршалессе» поддерживать связь с «Перемогой», точно такой же компьютерной системой, управляющей ВСУ. Не имело значения, что систему эту создавали враги России — британцы, информацию ей доставляли американские спутники, а воевали на фронте европейские танки и БТР. Для «Маршалессы» «Перемога» являлся не врагом, а игровым партнёром, предлагающим много хитрых ходов, и если бы не люди, отдающие «Маршалессе» приказы: командующий СВО, службисты Главштаба и главнокомандующий — президент, — она воевала бы бесконечно и по-другому. И не ради мифического материального благополучия, а ради красивых игровых комбинаций. Именно в этом проявлялась в машине человеческая склонность (создавали-то её люди) к постоянному возврату на определённый уровень счастья. Для «Маршалессы» этот уровень определялся тактическими победами (стратегические были недоступны вследствие самой сути игры), без учёта финансовых, имущественных и человеческих потерь.

В последнее время суть игры немного изменилась. Приоритетной задачей ИИ-систем с обеих сторон стало не истребление живого контингента — исполнителей-людей, — а обеспечение поражения ментальной сферы. Именно оно, плюс обеспечение ментального доминирования на поле боя, внедрение деградации в армию и вообще в общество противника, могло привести к победе в игре. Но нейросети «Маршалессы» и «Перемоги» заигрались, начиная копить ошибки, одной из которых стало пренебрежение мыслительным потенциалом людей и их жизнью.

Правда, в отличие от «Перемоги», Старуха учитывала и в какой-то степени оптимизировала убыль солдат. Но цель всех ИИ воюющих сторон была одна: вечная война! Что совпадало и с целями бешеных «бизнесменов на крови», мечтающих о больших прибылях, что со стороны Пентагона и американского ВПК, что со стороны украинских и российских олигархов. Они изначально проповедовали главную парадигму их жизни и деятельности: для кого-то — война, для кого-то мать родна!